Прошу любить и не жаловаться

«Тоже, значит, поклонник Ренуара», – хмыкнула я про себя и опять повернулась к розовой женщине.

Её образ вновь взял меня в плен. Но сейчас, сидя рядом с почтенным незнакомцем, я почему-то совсем другими глазами смотрела на изменчивое лицо. Мне вдруг почудилось, что она видит нас. Да, да, смотрит на нас, как живая!

Мы сидели в молчании довольно долго. Перед нашей лавочкой медленно прохаживались люди. Вот пробежала маленькая девочка, таща за собой на ремешке, как собачку на поводке, футляр от фотоаппарата. Стайка иностранцев с маленькой толстой экскурсоводшей остановились прямо у картины, скрыв её полностью от нас. Мы со стариком продолжали сидеть. Безмолвно. Видя перед собой только уставшую рыжеволосую красавицу.

«Она нас как будто связала», – подумалось мне.

И когда спустя ещё несколько минут старик начал говорить, я ничуть этому не удивилась.

– Мы познакомились с моей Любушкой здесь, вот на этой самой скамейке, – его тихий голос показался мне совсем молодым, – почти пятьдесят лет назад. И не было года, когда бы мы ни возвращались в этот же день сюда. К нашей Жанночке.

Он улыбнулся. Я почувствовала это, даже не смотря на него.

– А сегодня здесь оказались вы… – дед повернулся ко мне. – Вы знаете, я опять не чувствую одиночества. Последние три года я приходил сюда один.

У меня защемило сердце. Я представила, как этот милый дедушка сидел на пустой лавочке и вспоминал свою жену.

– Мне даже показалось, что моя Любушка прислала вас вместо себя. Глупый я старик, правда? – засмущался он.

– Ну что вы! – горячо воскликнула я. – Я так рада, что оказалась именно здесь! Может быть, правда ваша Любушка меня привела сюда? Честно говоря, я ещё утром не собиралась в музей. Всё решилось неожиданно, в одну секунду.

Мы улыбнулись друг другу.

– А вы, наверное, тоже художница?

– Неудачливая художница, – не стала лукавить я. – Как-то не складывается моя творческая жизнь. А вы?

– А моя сложилась. Только знаете, что я вам скажу, – у него опять погрустнели глаза, – без Любы это не имеет никакого значения.

– Да, я понимаю, – тихо сказала я.

Вот так мы с ним и познакомились. Андрей Данилович оказался очень светлым человеком и талантливым художником. Я частенько бывала у него в мастерской и подолгу рассматривала полотна, на многих из которых было изображено одно и то же лицо. Лицо пухленькой девушки с весёлыми глазами. Его Любушки. Люба у окна, Люба за столом, Люба, выглядывающая из-за занавески…. И везде у этой женщины лучистая и добрая улыбка. Как у самого Андрея Даниловича.

Признаюсь, я ходила в мастерскую не только для того, чтобы пообщаться с ним. Меня тянули запахи растворителей и красок, сама атмосфера этого места. Всё то, чего я была лишена вот уже несколько лет.

Да, к сожалению, моя творческая жизнь и правда не сложилась. Совсем. В художественной школе я долго не продержалась, подрабатывала ещё то тут, то там, пробовала себя даже в гончарном деле, но как-то всё оказалось не то, не то.

Ну а про личную жизнь и вовсе говорить не хочется. Вспомнить хотя бы мою последнюю любовь, на поверку оказавшуюся просто нелепой и пошлой историей. Геннадий (крокодил, как за глаза зовёт его моя подруга Танька) – самое большое разочарование моей жизни! А ведь как всё романтично начиналось!

Мы познакомились с ним на какой-то глупой вечеринке, куда притащила меня моя Татьяна.

– Женька, пора тебя выдавать замуж!

– Ты, что ли, это будешь делать? – ухмыльнулась я.

– А почему нет? – пожала плечами Танька. – Сама-то ты, небось, никогда не решишься на такой шаг! А у меня есть приятельница, которая устраивает встречи специально для таких, как ты!

– Для каких это таких? – не поняла я. – Красивых, но гордых?

– Убогих и застенчивых, дура! Да шучу я, шучу! – Танька заливисто захохотала.

Я тоже прыснула. Устоять, когда смеётся моя подруга, нет никакой возможности. Многие пробовали, но ни у кого не получалось! Мы, помню, как-то даже поспорили, улыбнётся ли одна наша общая знакомая, нудная сухая тётка, при звуке Танькиного смеха. Улыбнулась, да ещё как! Во всю ширь своего огромного рта, сверкая золотым зубом. Танька даже испугалась, что не сможет остановить истеричный смех этой тётки. Ничего, остановили общими усилиями! Впрочем, я отвлеклась.

– Ну, рассказывай, что ещё за вечеринки такие для красивых и застенчивых! – дёрнула я подругу за рукав.

– Короче, фишка в том, чтобы познакомиться как можно с большим числом людей за один вечер. Вот смотри.

И Танька, как заправский боевой генерал, смела в кучу липкие листки и ручки с карандашами (мы сидели с ней в офисе за моим столом), и стала всё это дело расставлять.

– Вот это – столы, а это… – она показала на цветные карандаши, – гости. За один столик рассаживается по четыре человека, две бабы, и два мужика, и общаются ровно пятнадцать минут. Ну, знакомятся, расспрашивают друг друга о том о сём…

– О чем расспрашивают? – не поняла я.

– Когда родился, когда первый раз поцеловался. Ну что ты, не понимаешь, что ли?

– Понимаю, понимаю. И что дальше?

– Каждые пятнадцать минут люди меняются местами, переходя от столика к столику.

– Ну и в чем смысл этих рокировок?

– А в том! – Танька округлила глаза. – Среди такого количества мужчин наверняка найдётся один подходящий!

Я помолчала, внимательно рассматривая разноцветные кучки на своём столе. Затем сдвинула всё это добро на край, положила чистый лист бумаги посередине и начала выводить на нем узоры.

– Ты чего это, Жень? – Танька зачарованно следила за моей рукой.

– Не мешай, я так думаю, – произнесла я, не поднимая глаз.

– А-а-а, – протянула моя приятельница. – Что, помогает?

– Думать? Ага. На, попробуй.

Я подвинула ей другой лист и дала в руки карандаш. Танька замерла, смешно наморщив лоб.

– А чего рисовать-то?

– Да что рисуется, то и рисуй, – промычала я.

– Ага, – задумчиво пробормотала Татьяна. И провела один малюсенький штришок. – Не, я так не умею, как ты!

Она бросила карандаш на стол и улыбнулась.

– Жень, ну что, сходим на вечеринку, а?

– Отчего не сходить, – медленно произнесла я, продолжая рисовать, – сходим, конечно. Чего мне терять, терять уж нечего. Приду, поглазею на людей. И мне польза, и тебе весело.

– Точно! – обрадовалась Танька. – Завтра же и пойдём!…