Роковая тайна сестер Бронте

Вероятно, прошло около полутора часов с момента моего пробуждения, когда они наконец явились меня проведать. Как и накануне, их было только двое – все те же милые заботливые женщины; я почему-то вообразила, будто мне нынче выпадет счастье быть удостоенной внимания самого нового владельца этого дома – судя по всему, с моей стороны было неслыханной самонадеянностью допустить предположение, что мне могут оказать подобную честь.

Однако отсутствие означенного господина ничуть не огорчило меня. Напротив, я почувствовала невероятное облегчение, ибо само это обстоятельство дарило мне поистине бесценную возможность держаться с той свободной непринужденностью, которая могла бы в должной мере расположить моих благодетельниц на откровенную беседу.

Марта несла в руках небольшой поднос с легким завтраком, испускавшим весьма соблазнительный изысканный аромат.

– Доброе утро, сударыня, – произнесла она с ласковой, покровительственной улыбкой. – Сделайте милость, выпейте чашечку чая: не нужно быть заумным философом, чтобы понимать его необыкновенные целебные свойства.

– Благодарю вас, – ответила я, принимая из ее рук чашку, содержавшую обычную порцию теплого чая с молоком. – Не знаю, что там утверждают заумные философы, мне, конечно не по силам тягаться с ними, но, во всяком случае, полагаю, что глоток-другой свежего домашнего чая, любезно заваренного добрыми руками, должен непременно взбодрить.

– Глядите-ка, Марта, как переменилась нынче наша гостья! В ней просыпаются задор и словоохотливость, по-видимому, свойственные ей от природы! – заметила Эмма. – Это хороший признак. Стало быть, дело идет на поправку. А вы пейте, пейте, сударыня. Чай-то наш уж и вправду славный! Это ведь не простой чай, а самый, что ни на есть, правильный: мятный чай с молоком – излюбленный лакомый напиток покойного хозяина!

«Великолепно, – подумала я. – Просто идеальное начало для предполагаемого мной разговора – лучше, пожалуй, и не придумаешь. Грех упустить столь удобный случай поддержать эту тему».

– Помнится, вы говорили, – начала я, – что этот почтенный джентльмен потерял всех своих детей. В таком случае, могу я поинтересоваться, на каком основании новый владелец этого дома вступил в право собственности? Вероятно, он приходится близким родственником покойному господину – братом или кузеном?

– Что вы, сударыня, – рассмеялась Марта, – Господь с вами! При столь солидной разнице в возрасте, какая существовала между ними, едва ли подобное родство могло оказаться возможным: тому-то умершему господину шел восемьдесят четвертый год. Ну а нынешний наш хозяин, почитай, едва достиг средних лет. А как он вам показался, сударыня?

– Кто? – удивилась я.

– Да наш новый хозяин, конечно, кто ж еще?

– Разве я имела честь быть с ним знакомой?

– Ах да! Какое уж там знакомство: вас же выволокли из церкви едва живой! Надо сказать, ох и всполошили вы тогда всех нас! Но, хвала Господу, сейчас, как будто, все позади. Ну да вам, должно быть, все же довелось увидеть значительную часть обряда и, если это так, то, уж конечно, вашего внимания не мог обойти тот достопочтенный священнослужитель, что читал надгробную речь. Так он и есть наш новый хозяин.

Любопытство мое разгорелось до предела. Разумеется, я прекрасно помнила святого отца – такого человека просто невозможно было забыть. Поведение его уже с самого начала обряда казалось мне весьма подозрительным. И сейчас меня страшно одолевало желание дознаться-таки, какими, собственно, узами связанны между собой эти два господина – прежний и нынешний – обитатели этого загадочного жилища.

Поскольку мне так и не удалось получить прямого ответа на этот вопрос, я сочла вполне правомерным задать его вновь.

– Он приходился ему зятем, – ответила Марта.

– Простите?

– Зятем – супругом одной из дочерей усопшего мистера Патрика и его преемником по приходу… Да что с вами, сударыня? Почему вы все время вздрагиваете, стоит только мне произнести имя покойного хозяина? Я ведь заметила: это происходит с вами уже не впервые. Давеча было то же самое.

– И правда! – вмешалась Эмма. – В чем дело, милейшая сударыня? Может быть, вас тревожат какие-то недобрые мысли? Вам, верно, неприятно это имя? Ежели вы соблаговолите открыть нам причину ваших невзгод, то мы вполне готовы поручиться, что ваша тайна будет сохранена. Даже не беспокойтесь на этот счет – наше молчание к вашим услугам, вы можете положиться на это так же, как и на то содействие с нашей стороны, какое будет нам по силам оказать вам.

– Да, – поддержала ее Марта, – коли дело лишь в этом, так, смею вас заверить, вам совершенно нечего опасаться. Как вы, верно, заметили, места здесь глухие, безлюдные, что само по себе должно служить для вас весьма обнадеживающим признаком. К тому же живем мы уединенно и, если не считать хозяина, ни с кем не знаемся. Почти никто к нам не наведывается, чему чрезвычайно способствует весьма своеобразное расположение этого жилища. Вы увидите потом, наш дом значительно удален от всех здешних жилых помещений, он находится прямо-таки на отшибе. Это в буквальном смысле пресекает всякое общение даже с немногочисленными обитателями нашего угрюмого края, не говоря уже о наших добрых соседях, которые удостаивают эту дикую местность своим посещением только в самых крайних случаях. Правда, есть одно исключение: в этот дом изредка заглядывает некая довольно странная особа. Но мы уже настолько привыкли к ее неожиданным визитам, что они перестали заставать нас врасплох: мы с Эммой всегда готовы к внезапному появлению нашей эксцентричной гостьи.

– Однако, – поспешно добавила Эмма, – это обстоятельство ничуть не меняет дела. Вам, сударыня, отнюдь не следует остерегаться общества этой дамы. Хоть она – как бы это сказать – несколько не в себе, но, полагаю, – вполне безобидное создание. Впрочем, вам, должно быть, не слишком интересны все эти сведения, так ведь, милая сударыня?

– Я предпочла бы, – сказала я, – чтобы вы обращались ко мне по имени – Джейн Люси

. Не находите ли вы, что это звучит куда менее напыщенно и претенциозно, чем ваше вежливое, официальное «сударыня»?

– Вы говорите, вас зовут Джейн Люси? – переспросила Марта.

– Да, так и есть.

– Все это весьма странно.

– Что же?

– Да так, ничего. Прошу вас, не обращайте внимания на нас, милая Джейн Люси. Лучше поделитесь с нами, какие беды гложут ваше сердце. Доверьтесь нам, и вы облегчите душу. Может быть, здесь вы найдете не только понимание и сочувствие, но и реальную поддержку.

Мне было совершенно очевидно, что в столь живом интересе моих благодетельниц к моей особе не могло быть и тени дурных намерений. Добрейшие хлопотливые женщины проявляли ко мне искреннюю заботу и внимание. Кроме того, они весьма охотно удовлетворяли мое, быть может, даже не слишком уместное любопытство в вопросах, касавшихся личной жизни их хозяев. Поэтому я была вполне расположена воздать им должное своей откровенностью.

Конечно, я отнюдь не желала, чтобы мое прошлое было предано огласке, но в подобных условиях эта возможность практически исключалась. А даже если бы такое все же случилось, я была твердо убеждена, что ни мое имя, ни имена моих близких не будут запятнаны позором, ибо в образе нашей жизни не было ровным счетом ничего зазорного – ничего, что могло бы нас очернить. Сама же столь неожиданно предоставленная возможность излить душу явилась для меня великим соблазном: ведь, не считая этих милых старых служанок, в целом мире не осталось ни единого человеческого существа, кто мог бы проявить хоть малейшее внимание к моей скромной персоне.

Этого было более чем достаточно, чтобы склонить меня вкратце поведать Марте и Эмме печальную историю моих злоключений – всю как есть: начиная с трагических событий, постигших мое семейство, и заканчивая объяснениям того, каким образом я очутилась в церкви в тот памятный день. Мысли мои вынуждены были вновь неизбежно обратиться к тем страшным обстоятельствам, что неминуемо разбередило душевную боль. Резко нахлынувшие воспоминания о близких вызвали судорожные спазмы в горле: я не могла сдержать слез. Мне понадобилось значительное количество времени, чтобы совладать с собой, насколько это было необходимо для дальнейшего продолжения моего рассказа, который мне приходилось неоднократно прерывать, когда во мне возникала естественная потребность дать волю своим чувствам.

Мои милейшие собеседницы выслушали мои откровенные излияния со всей возможной деликатной учтивостью. Мне показалось, что их внимание к моей истории было даже большим, чем она того заслуживала.

– Удивительно! – воскликнула Марта, едва только заключительная фраза, коей полагалось достойно увенчать повествование, слетела с моих обессиленных уст. – Просто невероятные совпадения, не правда ли, Эмма!

– Совпадения? С чем? – осведомилась я.

– С историей жизни нашего покойного хозяина и его семьи.

– Вы обмолвились, что знали его много лет, – напомнила я. – Стало быть, вы достаточно хорошо осведомлены относительно некоторых подробностей только что упомянутой вами истории? Не так ли?

– Думаю, – ответила Марта, – о семействе мистера Патрика нам с Эммой известно более чем кому бы то ни было еще.

– Вероятно, категоричность подобного утверждения никак не распространяется на вашего теперешнего хозяина? Я, конечно, нисколько не сомневаюсь в правдивости ваших слов но, полагаю, они могут быть действительны для всех, исключая этого почтенного господина.

– Как раз наоборот – включая его. Возможно, ему и в самом деле известно многое, но никому из нас не доводилось удостовериться в том, насколько глубока степень его осведомленности. Видите ли, дорогая Джейн Люси, наш нынешний хозяин – весьма скрытный человек. Это последнее его качество всегда являлось для него досадной помехой в общении с людьми и, помимо всего прочего, сильно затрудняло его и без того слишком запутанные отношения с покойным мистером Патриком. Полагаю, оба они так и не поняли друг друга до конца, хотя, в сущности, просто поразительно походили друг на друга, и природная замкнутость была, пожалуй, основным характерным качеством, делавшим манеры и поведение любого из них практически совершенным подобием манер и поведения другого.

– И в довершении ко всему, – добавила Эмма, – этих двух людей роднила очевидная схожесть в превратностях жизненных обстоятельств, жестоко насмеявшихся над ними обоими.

– Пожалуй, именно это в итоге и сблизило их: последнее время их отношения стали заметно ровнее, в них появилась терпимость и даже истинная учтивость друг к другу, – сказала Марта. – Хотя, как мне кажется, мистер Патрик так до конца и не простил мистеру Артуру женитьбы на своей дочери. Покойный хозяин всегда был убежден, что бедняжку сгубил именно этот брачный союз.

– И все же, – вмешалась я, – почему вы полагаете, что вашему новому хозяину известно меньше вас? Ведь как-никак, он был одним из членов этой семьи – спутником жизни подлинной носительницы ее почтенной фамилии. И потом, как вы сами сказали, в конце концов отношения сего уважаемого джентльмена с усопшим господином как будто наладились? В таком случае, весьма вероятно, они стали более доверительными.

– Возможно, – ответила Марта, – но уверяю вас, не настолько, чтобы мистер Патрик мог снизойти до откровенных признаний. Что же касается его дочери, супруги мистера Артура, так ей совсем недолго довелось пробыть в роли таковой: всего-навсего девять месяцев, каковым суждено было стать последними в ее жизни. Но, собственно, дело даже не в этом, а в основополагающих и, как мне кажется, просто несравненных качествах ее натуры. Она была отнюдь не из тех взбалмошных, легкомысленных барышень, коим свойственно заботиться исключительно о собственном благополучии и удовольствии – нет. Наша покойная госпожа являла собой образец истинной обходительности и деликатности. Думаю, что присущая ей природная чуткость, определяющая главным образом манеру ее поведения, и не позволила ей в конечном счете ранить чувства своего достопочтенного супруга.

– Но, как я понимаю, – продолжала я, – ваш новый хозяин – человек рассудительный, и это качество, несомненно, делающее ему честь, уж конечно, помешало бы ему связать себя столь тесными узами с семейством, о положении которого он недостаточно осведомлен.

– О, вы, бесспорно, правы, милая Джейн Люси, – ответила Марта. – Ведь мистер Артур был не просто посторонним свидетелем происшедших событий, но, можно сказать, их непосредственным участником. Хотя сам он, похоже, даже не догадывался, насколько значительной оказалась его собственная роль во всей этой невероятной истории. Большая часть трагических обстоятельств, выпавших на долю этого несчастного семейства, происходила на его глазах. Но все это – лишь внешние факты, которые, кстати, благодаря непосредственному содействию со стороны покойного мистера Патрика стали известны в широких кругах. Истинная же правда заключается в том, что печальные события, преследовавшие славный род прежнего хозяина, имеют еще и оборотную сторону медали.