– Верунчик! Ты что тут делаешь?! Тебе отлёживаться надо! – Кривицкая, схватившись за прутья решётки, с тревогой рассматривала подругу.
Девушка выглядела измученной до крайней степени. Чёрные круги под глазами, бледное, какое-то пепельное лицо и потрескавшиеся губы. Хитро завязанная, переброшенная через плечо полоса ткани образовывала у груди что-то вроде уютного кокона, в котором расположился новорожденный, оставляя обе руки матери свободными. В одной Вера держала корзинку, в другой – факел.
– Дорогуша, вон там, на стене, держатель. Если закрепишь факел в нём, будет проще.
Верочка сделала так, как предложил Вячеслав, и устало улыбнулась:
– Уже отлежалась. Не до того. Я вам тут покушать принесла.
С этими словами гостья вытащила гостинцы – несколько кривых морковок и пластиковую бутылку с крапивным отваром.
Софья, игнорируя угощение, сосредоточилась на матери и ребёнке. Глаза её засветились.
Вера поёжилась, но лишь сказала:
– Так жутко выглядит. Сонечка, скажи – ты ведь не…
– Нет, девушка, она не под властью дьявола. Зуб даю. – Слава с аппетитом захрустел морковью и добавил: – Сонец, ты поосторожней, я больше не буду тебя подпитывать.
– Я аккуратно. – Пробормотала Хромушка. Вроде бы тело новоиспечённой матери было в порядке. Целительница почувствовала, как закружилась голова, и прекратила своё дело.
– Жуй морковку. – Посоветовал Коваль. Кривицкая послушалась.
– Сегодня во дворе дежурят Митя и Донован. Они меня пропустили. Привет тебе передавали.
– Так что настоятельница решила?
Вера пожала плечами и опустилась на грязный пол:
– Мы не знаем. Оставлять тебя в живых она не хочет, но мы потребовали, чтобы Господь сам о своём решении сказал. После того, как вас сюда увели, матушка целый час провела в колокольне, а потом в церковь вернулась. Наверное, утром объявит о своём решении.
– Вера, ты же понимаешь, что исключений не бывает, – тихо сказала Софья.
– Мы не отправим тебя на костёр, полночи приход не спал, обсуждал! Все, все видели, что ты для меня сделала! – Девушка с нежностью посмотрела в «кокон» на груди. – Это не может быть злом.
– Аристархова вас не послушает.
– Нас больше. Мы ей подчинялись много лет, можно разок и наше мнение принять во внимание.
Соня спорить перестала. Она была уверена, что к утру члены общины остынут и не станут вступать в открытый конфликт с настоятельницей. Относительное благополучие и спокойствие почти сотни человек важней.
– Если Господь заявит, что тебе с нами нельзя, мы попросим об изгнании. Это хоть какой-то шанс выжить, к тому же с тобой будет он, – кивнула Верочка в сторону Вячеслава.
Мужчина в разговор не вступал, а с упоением грыз морковку, словно происходящее его совершенно не касалось.
– Хорошие перспективы. Либо конец, либо возможный конец в лиловом тумане. – Хромушка вдруг шмыгнула носом и стала утирать глаза.
– Как же так, Сонька! – Яростно заявила Вера и поднялась с пола, придерживая одной рукой сына. – Как ты могла в такое вляпаться! А самое обидное, даже мне не сказала!
– Что я должна была сказать? Что вижу людей насквозь? Что знаю, кто отец твоего ребёнка? – Заорала в ответ Хромушка. – Ты бы всё равно не поверила, а если бы и поверила – сдала бы меня Аристарховой!
– Неправда! Я бы молчала! Дура, как я без тебя здесь теперь? Кому я буду нужна? – Вера тоже заплакала. Малыш у груди обеспокоенно завозился и закряхтел. Новоиспечённая мать тут же утратила свой пыл и что-то успокаивающе зашептала в кокон. А потом осознала услышанное.
– Что ты имела в виду, когда говорила об отце? Разве малыш не дар Господень?
– Девочки, милые, прекратите ссориться. До того ли сейчас? Лучше давайте подумаем, как нам спастись. – Слава торопливо догрыз морковку и попытался увести разговор от опасной темы. Его жизненный опыт просто вопил о том, что для совсем юной женщины, выросшей в окружении верующих, правда может оказаться шокирующей. Ещё сотворит что-нибудь нехорошее с младенцем.
Но Вера не обратила на мужчину никакого внимания.
– Соня, я жду.
До Кривицкой, наконец, дошло то, что Вячеслав понял за одно мгновение. Не стоило говорить об этом, тем более, сейчас.
Неизвестно, чем бы всё закончилось, если бы дверь подвала не распахнулась, и в церковную тюрьму не вошла Дарья.
– Вера. Тебя не должно здесь быть.
Верочка вжалась в стену. Казалось, побледнеть ещё сильней невозможно, но девушке это удалось.
А женщина уже утратила интерес к прихожанке и сосредоточила своё внимание на пленниках.
– Ты! Это твоё? – На пол шмякнулся рюкзак с многочисленными карманами и лёгкая куртка.
– Да. – Вячеслав подошёл к решётке. – Можно забрать?
– Потом. Теперь ты, Кривицкая. На. – Даша достала из кармана часы.
Соня машинально схватила себя за запястье.
– Держи. Весь Приход знает, как эта вещь тебе дорога.
– Что происходит, Дарья Степановна?
Женщина не ответила. Она повернулась к молодой прихожанке:
– Вера. Убирайся немедленно. Я тебя не видела, ты здесь не была.
Девушка испуганно кивнула, подхватила пустую корзинку, и со всей скоростью, на которую была способна, покинула подвал.
– Да что происходит?!
Дарья подошла к камере Вячеслава, развела руки и взялась за прутья.
– Надо уходить. На рассвете вас отправят на костёр. И тебя, ходок, тоже. Тот, кому Ксеня служит, пообещал помочь голосовым сообщением.
Женщина с силой дёрнула. Раздался грохот, решётка выскочила из стены. На пол посыпались куски бетона и кирпич.
– Обалдеть. Дарья, я ваш навеки – в первый раз такую силу вижу. У женщины.