Феминистки не носят розовое (и другие мифы)

Она слишком женственна, чтобы быть феминисткой.

Не скажу точно, когда я впервые начала определять для себя, кем женщина может или не может быть, но все юношеские годы я была убеждена, что мне предназначены книги, а другим – красота. В какой-то момент я усвоила концепцию, в которой целостная женщина, обладающая политической осознанностью и способная изменить мир, достойна внимания, но находится при этом выше женских слабостей. Листая Vogue и Elle, я узнала, что красота – удел привилегированных, скулы, стройность и богатство – что-то обязательное, и начала симпатизировать миру, к которому не принадлежала. Я научилась с пренебрежением смотреть на красивых женщин, считая, что женщина попросту не может быть очаровательной и умной одновременно: надо выбрать что-то одно – и я знала, какая из двух опций заслуживала если не желания, то хотя бы уважения. Я носила вещи с ярким принтом, серьги с подвесками-жуками и цветные колготки, потому что чудачки были думающими, интересными, а те, кто дефилировал по городу в коротких топах, демонстративно сверкая пирсингом пупка, явно не могли думать о чем-либо, выходящем за пределы собственного совершенства.

Я проходила мимо объекта воздыхания, уткнувшись в «Анну Каренину» и мучительно желая, чтобы он заметил мой внутренний мир и достойное восхищения отречение от топов и отчаянных попыток стать объектом сексуального влечения. Однажды я даже нарядилась Гарри Поттером на выпускной вечер – это был тихий, ироничный протест против сетчатых чулок и полосок автозагара моих менее критично смотрящих на мир ровесниц. Мне казалось, что вышло забавно и по-взрослому осмысленно, но я поняла, о чем подумал привлекательный мальчик, когда через всю комнату бросил на меня взгляд и презрительно скривился, отметив стаканчик апельсинового сока в руках и смазанный шрам в виде молнии на лбу. Ясности этот случай не добавил.

Я нравилась себе, понимала себя, знала, что мне необязательно быть красивой, чтобы заслужить внимание, тем более что мысли, мечты и планы по спасению мира казались более ценными и интересными. Гораздо лучше и полезнее проводить время за чтением русской классики, нежели какого-то глянца или последней книги о похудении, написанной звездой телешоу. В своей карьере я хотела добиться уважения и восхищения, будучи начитанной, социально ответственной и элегантной; приклеивание же изящно украшенных акриловых ногтей стоило бы мне двух часов культурного просвещения. И все же просто взять и перешагнуть через очевидное выражение женственности не получалось.

Я отчетливо помню, когда впервые ко мне тепло отнеслась красивая женщина. Мне было одиннадцать, тощая от постоянного расстройства пищевого поведения, я стояла на ступенях дома очередной идеальной незнакомки, которая, как надеялась моя мама, сможет меня вылечить, и тут дверь распахнулась, из нее хлынул свет. Мой новый терапевт – крашеная блондинка с сияющей кожей и высокой грудью, притягивающей взгляд. Я замкнулась еще сильнее, испугавшись взгляда этой женщины и почувствовав себя недостойной ее внимания, безнадежно ничтожной рядом с настоящей принцессой.

«Привет, красотка!» – поздоровалась она так громко, что наверняка было слышно всей улице, а потом так крепко меня обняла, что я едва не закашлялась. Она провела меня к себе и взялась помогать мне заново собирать воедино мои душу и жизнь. Эта лучезарная, блестящая, творческая, сострадательная, добрая, мудрая, чувствующая, сильная, мягкая, великолепная женщина исцеляла меня не столько словами, сколько добротой и вниманием, которыми раз в неделю одаривала меня на протяжении часа. Красивые, ярко подведенные глаза, в которых светилась душа, смотрели на меня с любовью и теплом, и в них я увидела отражение кого-то, достойного восхищения, кто не должен быть наказан за само существование и кому только предстоит раскрыть собственные таланты.

Она стала первой, кто показал мне, что женщина может быть кем угодно, что она может размышлять над «Книгой тайн» Ошо, пока сохнет автозагар, и быть без памяти влюбленной, но при этом не терять себя.

Эта женщина была волшебством и чудом, казалась какофонией из оксюморонов. Она была самой могущественной из всех женщин, что мне доводилось видеть, и впервые я поняла, что женские очарование и красота, которыми щедро делятся, а не прячут глубоко внутри, – это дар, ресурс и средство перемен.

Взрослея, я встречала множество богоподобных женщин, легкомысленных ровно настолько, насколько они были умны и любящи, и простила себе тягу к девчачьим слабостям. Я начала тратить время на вещи, которые не изменили бы мир, но позволяли мне чувствовать себя лучше, могущественнее и способной к свершениям. И как только я стала потакать своим желаниям, тут же почувствовала, как одержимость прежде чужим миром растворяется. Перестали подгибаться коленки, когда я слышала от мальчиков столь желанное раньше «ты милая».

«Знаю, – проносился в голове сухой комментарий в ответ на эти поверхностные наблюдения. – Дальше что?»

Однако не было ли мое высмеивание женственности более честным самовыражением и поддержкой феминизма? Неужели патриархальное общество сломило меня и вынудило тратить драгоценные время и энергию на то, чтобы ласкать мужской взор? В последнее время я часто задаюсь этими вопросами и пытаюсь найти собеседницу, которая была бы более утонченной, человечной, безоговорочно женственной, мягкой, уязвимой, но при этом оставалась сильной. Чувствует ли она эту границу или просто запутывает людей? Противоречит ли женственность феминизму?

Несколько месяцев назад мне довелось взять интервью у легендарной, окруженной шумихой активистки движения за права животных Ингрид Ньюкирк, основательницы и главы PETA, крупнейшей организации по защите прав животных в мире. Я нервничала, готовясь к сложному разговору с этой суровой, совершенно бесстрашной женщиной, от которой не ожидала ни намека на уязвимость. Когда же я приняла звонок в «Скайпе», на экране вспыхнула видеотрансляция, и блондинка мягко спросила, почему мы не будем записывать этот разговор на видео. Я объяснила, что в формате подкаста можно обойтись без этого и раньше мы никогда не добавляли картинку. Тогда разочарованная Ингрид сказала, что она «вся такая красивая», специально накрасилась для нашего разговора. Я засмеялась и расслабилась, слыша, как широко известная своими резкими высказываниями активистка сетует на впустую потраченное на подготовку время, потому что наши слушатели ее даже не увидят.

В своем интервью Ингрид рассказала, что до сих пор плачет ночами, лежа в теплой постели и представляя животных, мерзнущих в своих загонах, что на какое-то время отвлеклась от учреждения PETA и работы над превращением организации в мощную структуру, которой она стала сегодня, потому что вернулась из Индии и «открыла мир мужчин». Также она поведала, что смотрит только мультики, чтобы отвлечься от жестокости по отношению к животным, с которой сталкивается каждый день на работе. Голосом с мелодичным, мягким английским акцентом, напоминающим принцессу Диану, она заставила меня улыбнуться и снова начать видеть в людях лучшее; при этом сначала она рассказала, что пальто с меховой отделкой шьется с применением варварских методов, а потом с теми же непосредственностью и юмором поделилась одной идеей: как в подтверждение занимаемой при жизни позиции после смерти ее плоть пожарят на гриле словно стейк.

Несколько минут после завершения интервью я сидела оглушенная и счастливая. Ингрид пополнила список женщин, о которых я думала одно, а они доказывали, что на самом деле могут оказаться совершенно другими.

Неоднозначность происходящего заключалась еще и в том, что после публикации интервью на нас посыпались жалобы от слушательниц – которые, стоит отметить, само интервью предпочли не слушать, – что мы выбрали женщину, являющуюся, по их мнению, врагом феминизма как такового. Упоминались сексуализация женщин в рекламных роликах PETA и порносайт, запущенный организацией, на котором видео перемежалось сообщениями о правах животных.

Спорно? Да. Неприятно? Конечно. И все же я не могу удержаться, чтобы не стать сторонницей этих громких и смелых кампаний, продемонстрировавших миру сильных женщин, которые использовали свою сексуальность и привлекательность, чтобы привлечь внимание к отстаиваемой идеологии. Не могу не поддержать саму Ингрид, использующую любые средства для достижения своей цели, будь то мягкий подход к незнакомцам, улыбка, любовь или шокирующий и где-то циничный маркетинговый ход, в основе которого лежит секс, в первую очередь заставляющий обратить на себя внимание. Удивительно, что ее считают антифеминисткой, но я думаю, многие наверняка просто не слышали моего друга, называющего ее «начальницей его начальника его начальника его начальника», или же приглушенного и благоговейного тона сотрудников PETA, когда они говорят, что им «сначала надо проверить это по IEN[6 - Employer Identification Number, EIN – идентификационный номер работодателя.]». А еще самой Ингрид наплевать, считают ли ее хорошей или плохой феминисткой, так как она предпочитает тратить время на спасение животных, а не на поддержание образа и соответствие принятому общественному мнению. Именно после всего этого я понимаю, что, возможно, феминизм – вовсе не в правильном, с точки зрения морали, поведении и необходимости нравиться людям, а в том, чтобы заниматься делом, быть верной себе, бороться за свои мечты, цель, картину мира и делать это именно так, как считаешь нужным.

Возвращаясь к кремового цвета дивану (сейчас уже, вероятно, с кровавыми пятнами): встреча подходит к концу. Она была довольно долгой, и кошки в очередной раз сослужили мне отличную службу. Профессиональный союз был создан, но не уверена, что достаточно прочный, чтобы пережить непрошеный кровавый развод. Струсив, я позволяю собеседнице встать первой, чтобы проводить меня к двери, и за ее спиной с профессиональной бесшумностью оборачиваюсь, проверяя диван. Трусы, к счастью, не подвели. Ни пятна, ни развода, ни капли. Нет даже крохотного мазка в форме сердечка, что теперь, когда я успокоилась и иду к выходу, кажется досадным. Я покидаю этот офис, не оставив за собой ни следа, ни единой своей частички, и только моська моей кошки задерживается в памяти директрисы по кастингу чуть дольше, чем мое лицо.

Сбегая по лестнице на улицу, я качаю головой и думаю, что не стоило это все учащенного сердцебиения – трусы, феминизм, – того, чтобы отказываться от самой правдивой, уверенной и лучшей версии себя: девочки с тампоном. Но что же делать девочке, нет, женщине в этом радикальном феминистском обществе, где если ты не с ним, то против него? Вспоминается другой случай, когда несколько недель назад я целый день ходила злая без видимой на то причины и в какой-то момент решила проверить приложение-календарь месячных в надежде найти точное химическое оправдание моему невыносимо гадкому настроению.

«Повышение эстрогена и прогестерона улучшает настроение и успокаивает, что позволяет тебе быть расслабленной, сдержанной и спокойной в эпицентре любого урагана».

Злая и совершенно сбитая с толку, я отложила телефон. Если бы у этого приложения была горячая линия, я бы им набрала и спросила: «Почему я сама чувствую себя этим ураганом?». Звоню другу, чтобы вывалить ворох запутанных переживаний и туго затянувшихся болезненных узелков и попытаться во всем этом разобраться.

«Ты не в депрессии, ты просто сложная», – вздыхает он.

ВОТ ОНО.

СЛОЖНАЯ.

ЖЕНЩИНЫ – СЛОЖНЫЕ.

ВСЕ.

В один день мы – шторм, мощный и необузданный, в другой мы как солнце, излучаем во все стороны свет, в третий похожи на воздух, незаметно шелестящий, в четвертый становимся пламенем, яростным и страстным. И нам не нужно приложение, чтобы узнать, оправдан ли наш гнев, не требуется сбривать волосы, чтобы быть настоящими феминистками, или всеобщее признание, чтобы доказать лидерство, или проклятое нижнее белье, чтобы быть свободными. И уж совершенно точно нам не нужны новые правила и установки феминизма, чтобы принимать в свои ряды одних, а другим говорить: «Ты нам не подходишь».

Когда я это пишу, вспоминаются слова моего преподавателя по актерскому мастерству: «Я заклинаю вас найти в себе силы принять себя целиком». Это было ее главным правилом, мантрой и вызовом для артиста: чтобы быть храбрым и открытым.

Я надеюсь, что именно это и под силу феминизму: даровать нам храбрость быть на сто процентов собой и знать, что с каждой из этих сторон все в порядке. Хочется верить, что феминизму это под силу ради меня, вас, ради молодых женщин, растущих в этой обстановке, и ради мужчин – особенно мужчин, – которым тяжело дается принятие собственных чувств и себя и которые нуждаются в женщинах, подающих им пример и поддерживающих их.

Мои ролевые модели феминизма вовсе не классические, понятные или легко идентифицируемые. Временами они проблемные, шокирующие, и все они балансируют на грани. Я никогда не стану Малалой, чистой сердцем и лишенной эгоизма, выступающей на собрании ООН за женское образование. Не буду и Роуз Мак-Гоуен, дерзко появляющейся в репортажах с бритой головой, борющейся против ядовитой маскулинности.

Я скорее стану кем-то вроде Дж. К. Роулинг, невозмутимо читающей в библиотеке отрывок из своей новой книги, позволяя написанному говорить за себя, с ярко-красной помадой, в невероятно красивом пиджаке, плотно обшитом пайетками, царапающими, когда она кого-то обнимает. Или Памелы Андерсон, стоящей на корабле на высоких каблуках и выступающей вместе с обществом охраны морской фауны против убийства морских котиков в Канаде. Или Ингрид, переживающей за свой макияж и одновременно обдумывающей свою следующую социальную рекламу против использования меха. Или, черт, я стану похожей на Белль, которая своей добротой, состраданием и щедрым сердцем приручила ужаснейшее чудовище города. И можно что угодно говорить о ее недостатках с точки зрения феминизма, но никто не смеет притрагиваться к книгам Белль или ее чудовищу.

Алфавит паникера

Кэт Деннингс

Мама – главная виновница моей паранойи, ее путеводная звезда. Она росла в другой эпохе, когда женщина была вынуждена постоянно проявлять смекалку и подозревать каждого мужчину в том, что он собирается ее похитить. Она культивировала эти опасения во мне с самого детства, и, как бы по-идиотски это сейчас ни прозвучало, они действительно пригодились мне в нужный момент. Приглашаю вас насладиться лишь слегка приукрашенным экспресс-курсом, созданным одной из величайших, чтобы узнать, как ожидать от жизни худшего.

А – АЭРОПОРТ

Ты бежишь через весь аэропорт, чтобы успеть на самолет, и паспорт выпадает из сумочки. Его подбирает похититель и через номер социального страхования крадет твою личность. Ворует все деньги, оставляя тебя без копейки и средств к существованию. Ты возвращаешься домой. Я знала, что именно так ты и поступишь, ведь ты не хочешь, чтобы у меня была своя жизнь. Похититель узнает, где ты живешь, потому что кражи личности и денег ему недостаточно. Однажды ночью он находит тебя, когда я разнообразия ради ухожу, чтобы хорошо провести вечер.

ПОХИЩЕНА.

Б – БОЛОНЬЕЗЕ

Ты ужинаешь в ресторане, притворяясь, что у тебя нет лактозной непереносимости. Съев половину десерта, ты выбегаешь в ванную комнату, чтобы как ненормальная подышать эфирными маслами в попытке не блевануть в общественном месте. К удаче ближайшего похитителя, ты слишком ослабла от молочки и не сопротивляешься, когда он хватает тебя около гардероба.

ПОХИЩЕНА.

К – КАНАДА

Ты в Канаде. У тебя заканчиваются глазные капли, и ты решаешь дойти до ближайшей аптеки. Ветерок доносит аромат твоего парфюма до случайного прохожего. В голове этого психа вдруг вспыхивает дремавшее прежде желание похитить человека.

ПОХИЩЕНА.

В – ВОЖДЕНИЕ

Ты за рулем. Сворачиваешь не туда. Бензин заканчивается. Пытаешься до меня дозвониться, но в кои-то веки я разговариваю с твоим братом. Твой телефон садится. На обочине останавливается жуткого вида фургон. Ты думаешь, что водитель хочет тебе помочь, но вместо этого:

ПОХИЩЕНА.

Л – ЛИФТ

Заходишь в лифт с незнакомцем. Случайно проговариваешься, в какой квартире живешь. Когда ты выходишь, он делает пометку в рабочем блокноте. На следующий день он нападает.

ПОХИЩЕНА.

Ф – ФЛИРТ

Ты на вечеринке. Встречаешься глазами с привлекательным мужчиной. Выясняется, что он – похититель, но меня это ничуть не удивляет: ты всегда встречалась с социопатами.