Белый лен

Глава 1

Воздух на ежегодном осеннем балу семейного замка Орловых, был густым и плотным. В нем смешались десятки ароматов. Дорогие духи дам, крепкий разливающийся по стопкам на фуршете алкоголь, терпкие ноты одеколонов, и запах тающего воска свечей. Свет блестел, отражаясь в гранях бриллиантов золотой молодежи, дорогом хрустале бокалов и сотен канделябров огромных висящих под потолком люстр.

Музыка играла, заполняя собой почти все пространство этого зала. Молодежь кружила в танцах, более взрослые представители чуть поодаль у столов обсуждали сплетни и политику. И только Кирилл Алексеевич Воронцов чувствовал себя максимально чужим на этом празднике жизни.

Его старший брат кружил в вальсе очередную молоденькую девушку, каждый раз проходя невольно мимо подталкивая его вперед в центр зала, дабы и тот присоединился к общему веселью. Младшая сестра, для которой этот бал был одним из первых и самых масштабных, так же пару раз хватала его за его бледную худую ладонь пытаясь вывести, станцевать хотя бы с ней. Но куда там ему…

Граф сюда пришел с трудом, сил не было. Хотелось остаться дома, лежать на теплой перине. Но отец категорически настоял. Такое важное событие. Ежегодный бал. И что бы их семья, появилась не в полном составе? Нет конечно. Это непозволительная роскошь.

От того юноша и стоял тут, подперев своей спиной колонну. Дышать было тяжело, словно легкие сжали в тисках. Лицо уже давно побелело и осунулось. Глаза впали, и горели странным пугающим огнем.

Чахотка. Диагноз привезенного из заграницы врача был как никогда краток. Питание, и отдых. Завещал он им инструкцию по выздоровлению, но родители считали иначе. Думали, что в окружении всей этой суматохи, организм сам захочет скорее в нее влиться, от того и пойдет на поправку.

Как это не редко бывало они в очередной раз ошиблись. Кашель неприятно драл горло, но благо его затмевал громыхающий оркестр. Он мог бы простоять так до конца. Просто наблюдать за теми плясками, что сейчас ему молодому двадцатилетнему парню были недоступны, но тут словно из воздуха к нему выплыла она… Софья.

Девушка племянница кого-то из богатых купцов, которую ее дядька уже несколько лет настойчиво приводил на все балы пытаясь сватать с одним из братьев Воронцовых.

Нежное пушистое платье облегало ее по фигуре. Подол прикрывал обувь создавая ощущение, что девчонка не шла, а облаком плыла в сторону больного графа. Его глаза судорожно забегали по сторонам, он попытался незаметно укрыться за колонной, но было уже поздно.

¬¬—А, чего же граф так не весел? Стоит тут в одиночестве. Аль не мила ему не одна из здешних красавиц? – Она взглядом намекнула на себя слабо улыбаясь. С уст Кирилла сорвалась слабая усмешка.

– Знаете я предпочитаю наблюдать…—Он не успел даже закончить, как Софья слабо взяла его за руку потянув на себя.

–Один танец, половина вечера уже минула. Извольте, о большем я и не попрошу.

На лбу проступили холодные градины. Он не потянет, закашляется, или еще, что. Но вдруг он увидев взгляд. Строгий отцовский, он буквально подталкивал его. Мол негоже отказывать даме.

Губы юноши задрожали. Один танец. Да, всего один он сможет выдержать.

Заиграл вальс, Софья вытянула его за собой почти на самый центр, хоть граф и пытался остаться у своей колоны. Их пальцы сплелись вместе. Он невольно заметил какие сейчас они разные. Её пятерня была теплой, розовой, и максимально нежной.

И какие пальцы были у него… бледные, холодные. Прикосновения, к которым было схоже с тем, что руку опустили в ледяной прорубь. Ладонь опустилась на талию. Ватные ноги юнца хоть и дрожали, но уже скорее по инерции кружили партнершу.

– Ну вот, видишь, как хорошо. —Воскликнула дама, но Кириллу было совсем не хорошо. Он чувствовал, как нечто до селя незнакомое поднимается к его горлу. Во рту появлялся неведомый до него прежде кисловато-металлический привкус. Люстры, пары, столы, все это в глазах графа превращалось в обычные размытые пятна. Воздух свистел, выходя из его ноздрей. Он чувствовал, как давление в легких медленно, но неминуемо нарастает. Его сиятельство пытался подавить кашель, проглотить его, унять где-то на подходе.

Судорожно задергал рукой, в которую так вцепилась девушка, пытаясь выхватить платок. Но не успел, громкий кашель вырвался из горла. Лающий, хриплый, заставивший его прогнуться в приступе. Он приложил платок к лицу, и когда хоть слегка стало легче поднял взгляд впалых глаз на Софью.

Она стояла ошеломленная, переводя свой взгляд то на графа, то на свое испачканное платье. На ее груди, а этом нежном белом платье сияла гроздь багряных капель. Невольные зрители этой сцены зашептались, музыка до этого громыхавшая так, что невольно закладывало уши замолкла. Граф взглянул на свой платок, на котором теперь распустилось подобно прекрасному цветку розы, уродливое пятно крови. Он сам не до конца понимал, что только, что произошло. Он хотел извиниться, объяснить, или хотя бы попытаться это сделать, но не успел. Отец грозной тучей выскочил к нему хватая за локоть в спешке утаскивая его из зала, бросив вдогонку, что-то о том, что его сын слегка нездоров, и он очень сожалеет.

Он даже не понял, как они оказались в карете. Перед глазами все было размыто. Горло неприятно першило, срываясь на уже не такой сильный, но по прежнему такой отвратительный кашель. Семья, что-то обсуждала. Довольно громко, не стеснялось в выражениях даже юной дочери, но граф не замечал этого, хоть все и ядовитые изречения, что слетали с их уст касались него. Перед глазами было лишь одно. Это рдяное пятно, сияющее на груди его давней и приятной знакомой. Ладонь по-прежнему сжимала платок, что совсем чуть-чуть, но не успел спасти его от этого позора. Кирилл опустил взор на свои руки, они слегка дрожали от всего пережитого.

На его колено опустилась маленькая детская ладонь сестры. Единственной которая видела во всей произошедшей на балу ситуации, не позор для их знатного рода, не слухи, не возможные проблемы… а то, что брату плохо. Что ему нужна помощь и поддержка. Но такие мысли были свойственны, лишь ребенку, тому кто еще не почувствовал запаха власти и весомости связей.

Дом их встретил пугающей тишиной, словно все внутри уже знали, что произошло. Слуги стояли на пороге, попытавшись снять с семьи, верхнюю одежду, но Воронцов старший не дал этого сделать.

– Все живо в мой кабинет! – Громогласный рев Воронцова старшего наконец заставил юношу выйти из своих мыслей. Его, по-прежнему держа как наказанного под локоть вел Арсений, его старший брат.

То место, где решались судьбы земель и имений, сейчас в нем решалась судьба младшего из сыновей.

– Я говорил, говорил, что это следовало сделать раньше. Кирилл, вопрос решен ты оправляешься в «Белый лен». – Парень разом отшатнулся, наконец высвободив рукав.

– Что? Зачем? Для чего? – Вырвалось с его горла, прежде чем его вновь раздерет очередной приступ кашля.

– А ты словно не понимаешь. Не прикидывайся дураком. Оплевать кровью девушку, причем у всех на виду. Ты только представь, какие из-за тебя у нас слухи пойдут. Прямо сейчас же отправишься в «Белый лен». Место хорошее там о тебе позаботятся…

–Позаботятся? Как позаботятся отец? Наблюдая как я медленно усыхаю?

–Там тебя вылечат…– Попыталась вступить в разговор мать, но юноша разом огрызнулся, смотря в ее блестящие от слез глаза.

– Не лгите! Вы же ссылаете меня, как преступника. Вы просто хотите избавиться от меня, не смотреть на мою болезнь! Она противна вам, а вместе с ней и я сам! – И словно в подтверждении этой громогласной тирады, граф согнулся громко кашляя, вцепившись пальцами в спинку кресла, дабы не просесть на пол. —Это мой дом! И я как положено моему статусу хочу умереть дома! И вы не в праве решать это за меня!

– В праве! Еще каком! Ты думаешь о себе! Подумай о матери, о сестре. Что с ними будет. Чумной родственник! Марии еще замуж выходить, а кто ее возьмет с таким… «преданным»?! А брат твой. Он хотел быть военачальником. Из-за тебя я могу потерять доверенных лиц! Я не позволю такой неприятности все испортить. Ты едешь и точка!

Кирилл Алексеевич отпрянул. «Чумной»? Это слово поразило и ударило его больнее остальных.

– Я не как вы сказали батенька «чумной»! Да я немного болен. Но не чумной и не бешеный, чтобы меня отгораживать от семьи. Я никуда не поеду! – Он кашлянул в платок, гордо задрав голову, уже с фигурой победителя направляясь на выход из кабинета. Ведь последнее слово было за ним. Но тут его за плечо схватил братец.

– Послушай отца! Он дело говорит! Ты же рискуешь всем жизнь испортить! – В этот момент в графе, что-то сломилось. Внутри закипела смесь чувств, обиды и ярости. Арсений потянул брата на себя. Тот собрал последние силы в кулак ударяя по щеке. Удар был слабым похожий на детский. Парень отшатнулся, но скорее от неожиданности нежели чего-то иного.

– Нет! Не поеду! Не трогай меня! Убери свои руки! – Парень вертелся кусался, но он то и в свои здоровые годы был куда слабее братца, чего уж говорить о том, в какой форме он был сейчас. Сеня пытался действовать насколько мог аккуратнее, дабы не причинить брату боли, но приказной тон отца, заставил его все же заломить Кирилла прижав к себе. Воронцов младший пару раз еще дернулся, прежде чем кашляя обессиленным повиснуть на руках старшего из детей.

– Батенька…прошу. – Поняв, что силой он не выиграет он обратился к обычным мольбам. – Пожалуйста, не отправляйте меня туда. Я буду тихим. Вы меня не увидите. Я буду только у себя в комнате. И дальше нее и носа не суну. Пожалуйста. Умоляю, только не отправляйте меня туда! Маменька, пожалуйста, ну разве ваше сердце, позволит так поступить с младшим сыном! – Он пытался достучаться, достучаться до чего-то сокровенного. До той связи матери и ребенка, что была недоступна, больше никому в этой комнате, но матушка лишь отвернулась. Все было решено.

Арсений повел Кирилла на выход, через длинный зал, увешанный десятком портретов родственников, что кажется сейчас с таким презрением, провожали парня в его одностороннюю поездку. Ботинки тащились по паркету оставляя последние свои следы в этом здании. Больной уже не сопротивлялся. Понимал, что в этом уже нет смысла.

Его уже ждали, карета… не семейная золотистая с гербом на дверце. Совершенно нет, она больше напоминала ящик или катафалк. Полностью черная, с замком запирающий дверь… снаружи. Отец действительно уже готовился, и событие на балу, просто подтолкнули его поступить так быстрее.

– Нет, постой… братец, батенька… вещи. Позвольте хоть собрать мои вещи. Это ведь будет не честно, отправить меня туда, даже без вещей. Прошу вас! – Он уперся руками и ногами в двери кареты, не давая запихнуть себя внутрь.

– Кирилл пожалуйста, не заставляй меня туда тебя силой запихивать. Очень не хотелось бы.

–Я сяду, сяду сам, только дайте вещи собрать.

Отец, вышел следом, но не столько проводить, скорее проследить, что бы этот источник их семейной неурядицы точно покинул пределы их особняка.

–Папенька…– Горькие слезы в отчаянии скользнули по впалым щекам юноши. Арсений все же затолкнул, графа в его транспорт, так, что это бедное немощное тело ударилось о деревянный пол кареты.

– Пять минут. Не больше.

Бросил глава дома. Больной, услышав это, вспрыгнул, споткнулся, упал, но тут же спешно двинулся в свою комнату.

Взгляд бегал по его уголку жизни. Книги, шпага, картины его коллекции марок и кристаллов. Ему нужно было это все. Все, что было в этой комнате делало его именно тем, кто он есть. Но вот он обернулся, и отец поставил в центр комнаты всего один его чемодан. Дорогой, хороший. Сделанный когда-то на заказ для его первой серьезной поездки. В тот день ему казалось, что он способен вместить пол Европы. Сейчас он казался ему мелкой дамской сумочкой. Ему предлагали всю его насыщенную жизнь, все его двадцать лет уместить в этот маленький саквояж.

– Бери только необходимое. – Отстраненный голос отца разнесся по помещению. Необходимое? А, что там для него будет этим необходимым? Местечко с бархатной обивкой и черный костюм?

Граф смел все вещи, что были на столе внутрь. Книжка, рамка, перо и перочинный ножик упали на дно. Сверху посыпалась одежда. Рубашки, несколько пар нижнего белья, сверху, скомканный комком упал старый и потрепанный, но такой дорогой юноше плед. Ему пришлось садиться сверху на крышку, что бы наконец защелки щелкнули.

Взгляд вновь прошелся по комнате, словно прощаясь с вещами. С его первой шпагой, библиотекой, картинами и портерами, купленными или сделанными на заказ. Он пытался отложить в голове это место.

Отец дернул плечо, грубо намекая, что пора. Ноги не слушались, он не хотел, но разве его спрашивали. Снова закашлявшись, граф в последний раз посмотрел на отца. Но тот не удостоил его даже взгляда. Словно он был не сыном, а каким-то провинившимся слугой. В сердце неприятно екнуло, и парень, сжав груз сам направился на выход. Чемодан так мало вмещал, но для юноши был тяжелее кареты. И даже не из-за болезни, что забрала у него силы, а потому что там на дне лежали не просто носки и безделушки, а его прощание с домом. Его осознание, что пути назад уже не будет. Карета отвезет его лишь в одну сторону. Пальцы невольно дрогнули, дыхание сперло, и горло снова заболело, предупреждая о нарастающем потоке кашля. Он стоял на ступеньке кареты, тянул, ждал. Думал, что отец одернет его. Скажет, что погорячился, но в спину прилетел предательский толчок. Его словно вытолкнули из их семьи, из ЗДОРОВОГО и счастливого семейного древа, где нет места чахоточным мальчишкам, кашляющим кровью на милых дам.

Щелчок.

Его заперли, как изменника или преступника. Чтобы его тело и не помыслило о побеге. Это было верхом цинизма и издевательств. Граф ударил носком ботинка по двери, но скорее просто в отчаянии, чем в надежде так ее отворить. Одернув шторку пара серых глаз, последний раз взглянула на свою семью. Он особо даже не видел их лиц. Ночь надежно скрывала все. Эмоции семьи, действия отца, а теперь и это мчащееся за десятки километров от семейного гнезда еще живое напоминание о хрупкости и уязвимости человеческого тела.