Княже

– Вот это да… а вы тёмная лошадка, капитан Сидорх из Миаса…

***

Сверкающие глаза вновь прорезали мрак ночи. Они окружали, словно брали в кольцо. Огромный темно-серый волк скалил зубы и пятился, но не мог остановиться — мерзкие неживые огни повсюду! Поэтому ходил кругами, словно стараясь запомнить каждую пару.

В волчье сознание просочилась, будто сквозь нагромождение камней, мысль: «Обратись в человека».

Что это значит, хищник не понял.

Звуки леса стали меняться. Кажется, это называется смех — такое странное человеческое понятие. Откуда он мог знать о нём? И услужливый голос подсказал: «Сорви амулет, волчонок. Сорви с шеи».

Забыв на секунду про оборону от бесконечного множества пылающих глаз, волк почесал лапой шею, когтями зацепил тонкую цепочку и рванул с силой. Перед ним лежала яркая блестящая вещица, какую носят люди. Он наступил на крышку, – и разрывающая боль влетела в сознание, будто кто-то рвал тело на части, и не было сил сопротивляться.

Я очнулся на промерзшей земле, откашлялся, ноги свело судорогой. Совладав с конечностями, поднялся и схватился за бедовую голову: я всё вспомнил! Лина, исчезновение лешего, кровь, волчье сознание… как будто несколько дней провел в бреду.

Как же хорошо вновь почувствовать себя человеком!

Однако тело вскоре начало замерзать, а я даже не знал толком, как долго амулет позволит мне стоять на двух ногах.

Нацепив обратно на шею единственное сокровище, отправился вперед, еле разбирая тропинку, не в силах остановить поток мыслей. Была ли Лина очередной ловушкой, мороком? Почему я вижу её с закрытыми кровавыми глазами?

Нога ступила во что-то влажное. О нет, только не болото! Но это оказалось небольшой лужицей. Только на воду всё равно не похоже. Человеческие глаза слабы, поэтому пришлось опуститься на колени, обмакнуть палец и принюхаться. Вязкая жижа почти без запаха. А на вкус… кровь.

В лесу полно хищников похлеще меня, в заколдованном лесу – тем более. Стоит ли удивляться? Но что-то было не так. Чутье подсказывало: произошло нечто мерзкое. Сводившие с ума светящиеся точки множества глаз стали повсюду появляться вновь. Но пока я человек, нагой, замерзающий, смысла в борьбе нет. Усмехнулся: грош цена обещаниям Предводителя нечисти, не выбраться мне из леса. Только подумал об этом, – из кустов, с треском поломанных ветвей, стали вылезать безобразные умертвия. Кособокие, одни – без конечностей, другие – с ободранной кожей, кто вовсе без неё, как ходящие скелеты, они надвигались на меня, шли неспешно, тыкали пальцами в мою сторону и мычали, рычали, хрипели. Один самый резвый подскочил совсем близко и прошипел:

– Убийца! Убийца!

Остальные подхватили настрой и на разный лад произносили:

– Убийца! Он убил! Он убил!

Схватив камень с дороги, я огрел урода по морде, отчего тот заверещал и скрылся в кустах.

– Идите в пекло, твари! – крикнул, подбирая очередное «оружие». Благо, тропа попалась каменистая. – Что за чушь вы несете?

Умертвия отступали, но их крики не прекращались:

– Ты убил! Ты убил! Одного из нас! Одного из нас!

Попав двум уродам в головы, я засмеялся, но тут же почувствовал головокружение. Неужели время вышло?

– Ты убил его! Ты ответишь!

– Да кого я убил-то, чудики? – Превозмогая сильную тошноту и жар в теле, спросил, подхватывая очередной камень.

Нежить словно учуяла перемены в моем состоянии и стала смелее приближаться.

– Ты убил ЛЕШЕГО! Ты убил ЛЕШЕГО!

– Что? Да какого…

Прежде чем обернуться, разглядел напоследок жест – обрубок руки умертвия указывал вниз, под дерево. И тут я увидел его – провожатого. Толстый, грязный леший лежал на боку с неизменно торчащей веткой из уха, обняв дубинку, в луже крови, что стекала вниз тонким ручейком. Глаза закрыты, он не дышал. Началась трансформация. Человеческое тело взорвалось болью, которая быстро исчезла, – и вот я уже стоял на четырех лапах, окруженный уродцами. В жутких глазах пылала жажда мести. Но при чем тут я? Им этого не объяснить, придется защищаться.

Трое набросились на меня справа, вцепились в шкуру мертвой хваткой, другие опасливо подбирались сзади. Одного я все же успел цапнуть, но подоспели остальные: огромная толпа уже бежала на меня. Откуда их столько взялось, ведь «обвиняло» меня не больше десятка существ? Нескольких удалось скинуть, укусить, подрать когтями, но их оказалось слишком много. Почувствовав открытые раны на теле, я разозлился и с остервенением принялся бороться за жизнь, за свою невиновность.

Кто-то сделал глубокий прокол на шее. Должно быть, это клыки. Только вурдалаков мне не хватало! Я взвыл и со всей дури помчался вперед, надеясь насадить хотя бы парочку на колючие ветви. Резкая боль изменила планы, – у меня отказали лапы. Сразу все четыре. Я рухнул на брюхо, мои «наездники» не удержались и покатились кубарем, ломая кусты на своем пути.

Мне показалось, что кто-то завыл в ответ, совсем рядом, а потом разум заволокла пелена.

***

Капитан сделал вид, что не расслышал, но проглотил комок в горле. Лина явно обладала какими-то силами. Только не хватало ему очередных магов на свою бедовую голову.

– Позвольте, я провожу вас, вы утомились…

Однако девушка и не думала прекращать разговор. Внутри всё бурлило: эмоции, картинки, чужие тайны вылились клокочущим потоком на неподготовленное сознание. Девушка не желала анализировать, ей хотелось сбросить груз чужого горя как можно скорее. А сделать это так легко.

– Вы служите какому-то Властелину или Повелителю, но не по своей воле… вы даже толком не помните его лица! Но столько смертей окружают вашу семью, и ваш разум всё ещё жаждет отмщения… – тараторила она, а капитан озирался по сторонам, лихорадочно соображая, как прекратить её опасные речи.

– Лина, не стоит…

– Почему вы не покинете службу, если она так тяготит вас? Хотя… я видела тьму… ваш Повелитель держит кого-то в заложниках, он…

Сидорх услышал шорох у ступеней, – тень промелькнула у балюстрады и скрылась в трюме. Лина будто не слышала этого: она увлечённо говорила и говорила, раскрывая новую информацию и эмоционально размахивая руками. Капитану ничего не оставалось, кроме как обхватить девушку сзади и зажать рот одной широкой ладонью, а пальцами другой слегка надавить на её горло. Этого хватило, чтобы она обмякла, не вызывая сопротивления.

Осторожно усадив Лину спиной к скамье, Сидорх проворно спустился вниз, шаги его были бесшумны. На палубе дежурило трое матросов, и чуть в стороне стоял баталер – бей Чалеби, будь он неладен. Но капитан не досчитался одного, самого молодого, которого лично приставил следить за каждым шагом «особых пассажиров». «Так вот кто ошивался рядом и наверняка подслушивал трёп девчонки. Хэм, юный Хэм. Куда же ты вляпался…» Сидорх отчаянно надеялся, что мозгов парню хватит держать рот на замке.

Упомянутый в мыслях баталер обернулся и заулыбался, глядя на капитана. Мужчина с медной курчавой бородой махнул рукой, мол, не твоё дело, и вернулся обратно за штурвал. Девушка зашевелилась, и Сидорх подскочил к ней, помогая подняться. Лина потирала шею.

– Что случилось? Я будто сознание потеряла. Помню, мы беседовали, как вдруг…

– А я говорил, что вы утомились, сударыня, – с укором произнёс он. – Я и сам испугался, когда вы начали падать!

Лине показалось, будто она видела что-то очень важное, но детали расплылись перед внутренним взором, только тему видения она всё же помнила: капитан Сидорх.

Направляясь к каюте, Лина опиралась на руку рыжеволосого мужчины и поинтересовалась:

– Мы говорили о вас, верно? Напомните, пожалуйста, что вы рассказывали?

Мужчина выдохнул и постарался продолжить непринуждённо:

– Я говорил, что стал капитаном, как отец – весь наш род промышлял торговыми перевозками по морским путям или ловлей рыбы. Нынче туго с работой, сударыня. А море кормит всегда.

– Нет-нет, что-то другое… – Девушка закусила губу, тщетно пытаясь восстановить картинки чужой жизни.

Они осторожно спустились на нижнюю палубу, но вместо трёх шагов налево, где располагалась каюта для пассажиров, завернули в другой конец, оказавшись в трюме, набитом мешками и ящиками с товарами.

Теперь их никто не слышал. Лина почувствовала волнение, ведь она толком не могла понять, где находится. Повсюду царил другой запах: пряный и горьковатый, кое-где кислый; появились новые звуки шуршащих мешков и трущихся друг об друга боками ящиков, скрип половиц; теснота помещения ощущалась буквально, обволакивала духота.