Под флагом цвета крови и свободы

– Что это означает, Джек? Разве ты…

– Старший помощник Фокс, – решительным, напряженно резанувшим воздух голосом вмешалась Эрнеста, – будьте добры, нам нужно поговорить. – Пробившись сквозь толпу любопытных матросов, Морено сразу же оттеснила его на мостик и одарила яростным взглядом: – Ты вообще соображаешь, что творишь? Я же предупреждала, чтобы ты не смел подставлять капитана своими выходками!

– Мэм, простите, но я вас не понимаю, – безо всякой обиды ответил Генри. Эрнеста коротко, зло рассмеялась и сразу же сама оборвала себя:

– Вот как? На кой черт тебе даны глаза, если ты ими ничего не видишь?! – Она болезненно поморщилась, переведя взгляд на вытянувшегося перед капитаном мальчика и прибавила хрипло: – Ты дал ему напрасную надежду, а хуже этого преступления нет ничего.

– Почему напрасную? Разве сын не должен знать своего отца? – возразил юноша, и Морено скривилась с отчетливой мукой на лице, затмившей скрывавшую ее до того злость:

– Глаза раскрой, говорю же. У парня англичанка-мать, а отец – либо голландец, либо француз-южанин. Причем лицом он явно пошел в него…

– Вы ведь не можете знать наверняка, – шепнул Генри настойчиво. Эрнеста обернула к нему сверкнувшие искренним, хоть и невеселым смехом глаза:

– После целой жизни на Карибском побережье, где в каждом жителе по три-четыре крови, а сам он знает пять-шесть языков? Даже не представляешь, как я хотела бы сейчас ошибиться…

– Моя мама живет на Мартинике, в… в доме господина Сильвареса, – несколько смущаясь сразу же поднявшегося следом за упоминанием фамилии держателя крупного борделя гула матросских голосов, продолжал между тем Роджер. – Мама говорила, что вы – мой отец, и поэтому я сбежал из дому и отправился искать вас, как только… Я везде побывал – и в Порт-Ройяле, и в Нассау, и на Тортуге, и в Нью-Лондоне, и здесь, на Тольяре – я искал, спрашивал всех, только чтобы встретиться с вами, мистер Рэдфорд! Мне говорили… говорили, что все это ни к чему… что я могу и не быть вашим сыном… но я не слушал, не слушал их всех, потому что точно знал – вы мой настоящий отец! – все сильнее прерывающимся голосом повторял он, с мольбой глядя на капитана: – Вы… Вы ведь мой отец? Мой настоящий отец, сэр?

Каменные, словно судорогой сведенные черты лица Рэдфорда наконец чуть заметно дрогнули; медленно, неуверенно, словно делая это в первый раз в жизни, он кивнул:

– Да. Да, конечно, Роджер, я – твой отец. У меня нет в этом ни малейшего сомнения.

– Господи Боже, – не то с облегчением, не то с восторгом пробормотала Эрнеста так тихо, что даже стоявший рядом Генри едва смог разобрать слова. Роджер же, казалось, не поверил своим ушам: до этого державшийся каким-то невероятным усилием, он совсем затих, застыл на месте, не смея шелохнуться и глядя на Рэдфорда глазами, полными такой безусловной и восторженной любви, что у того дрогнуло сердце.

– Я твой отец, – уже намного тверже повторил Джек, шагнув ему навстречу и раскрыв объятия: – Иди же ко мне, сынок. Добро пожаловать, – уже через мгновение тонкие, крепкие для десятилетнего мальчишки, а для него самого – все равно невыносимо хрупкие ручонки обхватили его шею, и Роджер, прижимаясь к нему и крупно трясясь всем телом, зашептал куда-то в плечо, пряча зареванные наконец-то прорвавшимися слезами глаза:

– Я знал… знал, что вы мне поверите! Я правда ваш сын? Ведь правда же… правда, отец?..

– Правда, сынок, – решительно ответил Рэдфорд, осознав, что для него не составило труда подхватить на руки это доверчиво прильнувшее к нему существо: видимо, мальчик здорово оголодал за время своих поисков. – Вот как мы сделаем: сейчас отдадим якорь и выйдем в море, а ты пока сходишь поесть, умоешься и переоденешься – думаю, у нас найдутся какие-то вещи для тебя; и заодно зайдем к мистеру Халуэллу – он у нас судовой врач.

– Врач? – мгновенно насторожился Роджер, хотя из его объятий выбираться не спешил. – Но я… я ничем не болен, отец!

– Так положено у нас на борту, – спокойно заверил его Рэдфорд, решив не тревожить мальчика раньше времени – в конце концов, видневшиеся у того на шейке темные цинготные пятна означали не самую опасную болезнь, с которой ему доводилось сталкиваться – не нашлось бы чего посерьезнее. – А затем я познакомлю тебя со всеми членами команды.

– Мистера Фокса я уже знаю, – гордо сообщил Роджер, и Генри невольно улыбнулся при этом, подойдя к ним чуть ближе. Рэдфорд одобрительно кивнул:

– Это замечательно. Мистер Фокс – старший помощник капитана, моя правая рука. А эта прекрасная леди, – указал он на Эрнесту, – наш штурман, самый умный человек на борту.

– Она указывает, куда идти судну? – глаза Роджера невольно заблестели, и Морено усмехнулась – даже несколько смущенно – протягивая руку, чтобы потрепать его по волосам:

– Нет. Указывает твой отец, а я лишь объясняю, как быстро и безопасно добраться туда…

– Еще она квартирмейстер – то есть отвечает за все деньги и запасы продовольствия на корабле. И ух какая строгая дама, между нами говоря – у нее не забалуешь, – проказливо улыбнувшись, громким шепотом прибавил Генри. Эдвард вежливо поднял брови:

– Мистер Фокс, когда чьи-то приказы, в том числе сеньориты Морено, вас останавливали?

– Это мистер Дойли, наш старший канонир, по совместительству помощник Эрнесты. Тоже очень умный человек, и поэтому эти двое всегда защищают друг друга, – мгновенно вмешался в готовую вспыхнуть ссору Рэдфорд. – С остальными я тебя познакомлю позже, а пока – пусть мистер Фокс поможет тебе освоиться: вы с ним, наверное, уже успели подружиться.

Мальчик радостно закивал головой и, казалось, хотел что-то сказать, когда движение за спинами толпившихся вокруг него людей привлекло его внимание: из трюма, шатаясь и держась руками за канатные растяжки над головой для прочей надежности, выскребся рулевой Морган, сразу же направившийся прямиком к капитану.

– Уведи Роджера в мою каюту, Генри. Немедленно! – не терпящим возражений голосом приказал Джек, и Фокс повиновался, видимо, поняв, что при последующем разговоре ему – как и мальчику – лучше не присутствовать.

– Капитан, – едва пробравшись сквозь толпу матросов и дыша так, словно только что в одиночку обошел все судно от грузовых отсеков до марсовых площадок, сразу же начал Морган, – капитан, я немедленно должен сообщить!..

– Мы отплываем, господин рулевой, – сухо возразил Рэдфорд. – Если вы уже в состоянии работать, займите свое место, – махнул он рукой в сторону мирно качавшегося на волнах «Морского льва» – тяжеловесный галеон не стали ставить на якорь близко к берегу, так что от «Попутного ветра» до него можно было добраться только на шлюпке. Морган огляделся по сторонам, явно чувствуя себя неуютно – видно, не столько даже из-за похмелья, сколько из-за такого количества окружающих, матросов, которых он вчера еще с удовольствием отходил бы плетью, но теперь ставших невольными свидетелями происходящего.

– Крайне сожалею, сэр, но я вынужден настоять, – хрипло рявкнул он, косясь то в поблескивающие чуть заметными искорками смеха глаза капитана, то в совершенно серьезные и настороженные – Эрнесты. – Это касается и мисс Морено.

– Моя каюта сейчас занята, – нарушил первым напряженное молчание Рэдфорд, почти незаметно обняв девушку за плечи – защитным жестом, так же, как брал на руки Роджера и хлопал по спине Генри, сжимал сильными пальцами ручки штурвала и рукоять сабли. – Быть может, мисс Морено согласится пустить нас к себе.

В небольшой, однако в целом просторной комнате Эрнесты разом стало тесно: Эдварду упорно казалось, что дело вовсе не в них четверых – в конце концов, Джек отлично устроился на стуле, сама хозяйка – на любимой крышке сундука, Морган остался стоять перед ними посреди комнаты, а сам Дойли почему-то предпочел остаться в дверях, словно опасаясь, что кто-то войдет. И не так уж много места занимал каждый из них: тесно было от удушливой злости, давно накопившихся, созревших от молчания вопросов и обид.

– Прошлой ночью из корабельной казны исчезли деньги, двести английских гиней золотом, – мрачно взирая на них троих по очереди, проворчал Морган. – Это помимо расходов на продовольствие и вооружение: я спрашивал у Макферсона, какая сумма там нужна. И одновременно с этим пропал тот юнга-итальянец, Карлито. Позвольте мне отправиться на берег и разыскать его.

– Мистер Морган, у меня к вам два вопроса, – резко перебил его Рэдфорд. – Во–первых, с чего вы взяли, что деньги пропали? Могли возникнуть непредвиденные расходы, о которых лично перед вами никто отчитываться не обязан…

– А второй вопрос задам я, – вмешалась Эрнеста с ничего хорошего не обещающим рулевому взглядом. – Каким образом у вас оказался ключ от судовой казны, который должен быть всего в двух экземплярах: для капитана и для квартирмейстера?

– Ключ у меня есть с тех пор, как обязанности счетовода исполнял Макферсон, – ответил Морган, – а насчет вашего вопроса, сэр – я своими глазами видел закупленные товары и их цену знаю. Примерно столько, сколько надо, и недостает.

– Взгляните сами, – жестом фокусника Рэдфорд развернул на столе заранее переписанный набело список: Эдвард помнил, как они с Эрнестой по завершении погрузки составляли его всего час назад, всячески задирая цены, чтобы покрыть недостачу – не двести гиней, конечно, экономия девушки имела плоды, но все равно приличную. Рулевой свирепо вперился взглядом в ровные строчки, очевидно, понимая, что перепроверять что-то бесполезно.

– Нашли недостачу, мистер Морган? – спустя пару минут сворачивая лист и убирая на край стола, холодно поинтересовался Джек. Тот в ответ буркнул что-то невнятное, не поднимая головы. – Тогда вот что я скажу: мы не станем упускать прекрасный отлив ради какого-то мальчишки – захотел уходить, пусть уходит, невелика потеря. Благо, теперь есть и кем его заменить в случае чего, – лицо капитана на секунду просветлело и вновь стало прежним: – Не смею больше вас задерживать. Возвращайтесь к работе, господин рулевой.

– Это вы, – внезапно глухим, низким голосом проговорил Морган, глядя мимо него – на одну лишь Эрнесту: та вызывающе вздернула подбородок и подняла брови с самым непринужденным видом:

– Я – что? Не понимаю вас, мистер Морган.

– Вы отпустили мальчишку. Еще и небось денег ему насовали в дорогу, – надвигаясь на нее, прорычал рулевой. Рэдфорд заметно напрягся, и Дойли тоже невольно шагнул от двери поближе к ним, однако девушка и не подумала испугаться:

– Если у вас есть какие-то подозрения – валяйте, выкладывайте их на общем собрании: посмотрим, сколько людей посмеется над ними – а перед вами, господин рулевой, я отчитываться не обязана.

– Капитан!.. – требовательно рявкнул Морган, не поворачивая головы, однако Рэдфорд даже не сдвинулся с места:

– Мисс Морено говорит совершенно справедливые вещи, и я с ними согласен. В своих действиях она обязана давать отчет мне – у меня к ней вопросов нет – а вам, как ее подчиненному, не пристало с нее спрашивать. Уходите, мистер Морган. Радуйтесь, что я пропускаю мимо своего внимания тот факт, что по вашей вине от нас бегут матросы, а другие непрестанно жалуются на вас!

– Ты мне еще заплатишь за это! – потрясая тяжелым кулаком всего в футе от лица девушки, прорычал Морган; Эрнеста лишь холодно и выжидательно посмотрела на него, не двинувшись с места, и Эдвард, наплевав на всю свою гордость и уверенность, что «мисс штурман» и сама отлично справится, встал между ними – лицом к разъяренному рулевому:

– А может, это вы и украли деньги?

– Что?!.. – мгновенно наливаясь кровью и багровея, прорычал тот. Дойли стиснул кулаки, но не отступил:

– Раз вы сами признали, что у вас есть ключ от судовой казны – может, вы и взяли деньги? Спрятали где-нибудь на судне, а мальчишку убили для отвода глаз ночью. Как вы думаете, чьей версии поверит команда – моей или вашей?

– Что… Что ты несешь? – хрипло пробормотал Морган, но Эдвард видел, что достиг своей цели: глаза того забегали. Видимо, прошлую ночь рулевой помнил скверно, и при иных условиях подобная версия вполне могла быть близка к истине:

– А что вы несете, господин рулевой? Женщина, которую вы обвиняете – наш квартирмейстер, доверенное лицо команды! Выбрали бы мы ее, будь она заурядной воровкой? Почему не вы заняли эту должность? Почему не я? – в запале страстно и убежденно говорил он, совсем забыв, что сама Морено находится всего в шаге за его спиной и слышит каждое слово. – Потому что она достойнейший человек на этом судне, и даже последнему невежественному матросу это очевидно! Вы один выступаете против нее и совершаете огромную глупость. Продолжите в том же духе – как бы вам однажды не проснуться с затянутой на шее веревкой, мистер Морган! Убирайтесь отсюда. Убирайтесь и никогда больше не смейте появляться в этой каюте! – повысив голос, потребовал он тем самым голосом, которым прежде отдавал приказы на службе в армии.

– Внушает уважение, мистер Дойли, – серьезно пробормотал Рэдфорд, когда за совершенно растерянным рулевым с тяжелым взвизгом захлопнулась дверь. – Эрнеста, ты как? Уверен, что он не приведет свою угрозу в исполнение, но это было, конечно…

– Не сомневаюсь даже, – не менее пораженным голосом отозвалась Морено; она все так же сидела на сундуке, не шевелясь, однако взгляд ее, устремленный на Эдварда, был тому абсолютно незнаком: так на него иногда смотрели юные девушки в Нью-Лондоне, когда узнавали о его воинских заслугах и наградах, но никогда – сама Эрнеста. Самоуверенная, гордая, смелая и не слишком впечатлительная – она глядела на него так, словно Эдвард только что на ее глазах приказал солнцу исчезнуть и появиться снова по мановению его руки:

– Спасибо, мистер Дойли. Это было… здорово.

***

Был уже вечер, и Эрнеста, ответственная за вахту, сидела на ступеньках полуюта с неизменной тетрадью на коленях – она вообще обладала удивительной способностью устраиваться удобно в самых неподходящих для этого местах – когда Рэдфорд, осторожно ступая по поскрипывающим доскам, опустился рядом с ней. Некоторое время оба молчали, глядя прямо перед собой – туда, где на палубе под заботливым присмотром Генри и остальных старших товарищей Роджер, умытый, переодетый и остриженный почти полностью с легкой руки Халуэлла, старательно и неумело вытягивал за шкот свой краешек паруса.

– Я верно тебя поняла, ведь так? – негромко спросила Морено, подводя итог последней колонки цифр и выписывая нужные координаты. Джек глухо, невесело рассмеялся, склонив голову – его длинные, местами распустившиеся косы, перевязанные многочисленными шнурками и бусинами, на секунду полностью закрыли лицо:

– Ты всегда все понимаешь верно, малышка Морено. Наверное, скорее море и небеса поменяются местами, чем ты совершишь хоть одну ошибку…

– Ты не был на Мартинике десять лет назад, да? – Эрнеста придвинулась к нему ближе и осторожно положила свою тонкую обнаженную руку на его рукав.

– Был, – возразил тот с той же невеселой усмешкой. – Только не десять, а двенадцать лет назад. Я, знаешь ли, немало всего повидал в жизни – но как-то повсюду у женщин беременность длится девять месяцев, иногда семь или восемь. А вот чтобы два года…

– Тогда почему же?..

– Потому что это ничего не меняет, – убежденно проговорил Рэдфорд, и едва заметная, полная какой-то тайной тоски улыбка тронула уголки его губ и глаза, когда на палубе мальчишка с торжествующим визгом развернул-таки неподатливый парус. – Я действительно спал с его матерью когда-то. И если бы она забеременела тогда, я стал бы отцом ее ребенка…

– Но ты не стал, – негромко возразила девушка. – Думаешь, что обязан был так поступить?

– Да, Эрнеста. Именно обязан, – глаза Джека блеснули одновременно радостно и отчаянно. – Как бы там ни было, но теперь – он только мой сын.

Морено лукаво прищурилась на него, но предпочла промолчать: давно ей не приходилось видеть старого друга с такой неожиданной, крайне уязвимой стороны. Слишком давно, чтобы рушить это единение ради секундного удовольствия от собственных справедливо-едких слов.

– Может, ты и прав, – похлопав Джека по плечу, наконец признала она, захлопнула тетрадь, вскочила на ноги и быстрым шагом направилась к возившимся с мальчиком матросам: – Так, ребята! Паруса поставили, такелаж пересмотрели? Тогда на сегодня свободны, можете шагать в кубрик отсыпаться. Мистер Фокс, вы что это там делаете? – мгновенно насторожилась она, обнаружив одну из корабельных карт разложенной прямо на палубе: Генри и Роджер склонились над ней, и юноша, водя пальцем по очертаниям архипелагов и прибрежных территорий, что-то с улыбкой объяснял своему младшему собеседнику.

– Мэм, а почему у вас не указаны стороны света? – вместо ответа поднял на нее сияющие, доверчиво распахнутые глаза Фокс, и Эрнеста, явно с трудом сдержав все слова, которые рвались у нее с языка, со значением подмигнула исподтишка наблюдавшему за ними Джеку:

– Настоящему моряку это ни к чему. Есть много способов их узнать и наложить на маршрут, а тому, кто не умеет, не стоит вовсе браться за карту, – она легко, непринужденно опустилась на палубу с другой стороны от мальчика и лукаво улыбнулась: – Ну что, парень, сможешь рассказать мистеру Фоксу о том, как определить стороны света? Он с тобой, я вижу, уже поделился кое-чем интересным, так что теперь твоя очередь.

– Что же тут интересного? – проворчал Роджер, очевидно, раздосадованный столь простым вопросом. – Возьму компас и посмотрю, где север, а там и все остальное понятно будет.

– Вот ведь какой молодец! – тихо рассмеялась Эрнеста, потрепав его по волосам. – Ну, а если компаса под рукой не окажется или ты его потеряешь?

Несколько секунд мальчик колебался, напряженно размышляя над ответом, затем сдался:

– А вы как делаете?

Морено мягко, снисходительно усмехнулась, приобняв его за плечи, и прижалась щекой к его виску, указывая рукой на загадочно мерцавшее над ними небо:

– Видишь вон те три яркие звезды, которые сходятся в одну линию? От нее отходит стрелка из трех других звезд… Ничего не замечаешь?

– Это… Это что, компас?

– Нет, малыш, это человек. Видишь, какой крошечный? Вон те две звезды – его ноги, еще две повыше – руки, а голова… Смотри, смотри! – затормошила она Роджера. – Когда они так мерцают – значит, он смотрит на нас и улыбается. А ты заметил меч на его поясе? Он всегда указывает путь с севера на юг…

– Здорово… – забыв о напускной взрослости, шепнул мальчишка. – А кто он, этот человек? Он раньше был пиратом, как мы?

– Нет, малыш, нет, – покачала головой Морено. – Но он был сыном древнего бога, повелителя морей, и звали его Орион. После своей смерти он отправился на небо, чтобы указывать путь всем морякам своим мечом. Где бы ты ни находился: хоть здесь, на Карибах, хоть на Мадагаскаре, хоть в самой Англии, – голос ее чуть заметно дрогнул, – или, положим, в Испании – тебе достаточно поднять глаза такой вот ясной ночью, и ты увидишь его на небе…

– Мэм, это все очень интересно, но я все равно не понимаю, как использовать эту информацию применительно к вашей карте, – вмешался Генри, и Эрнеста внезапно залилась звонким, искренним, по-настоящему девическим смехом. Юноша смущенно склонил голову: – Я задал настолько глупый вопрос?

– Когда-то давно наш капитан Джек учился основам навигации у моего отца. Это был первый вопрос, который он ему задал, – отсмеявшись, ответила Эрнеста. Генри и Роджер, переглянувшись, мгновенно дружно расхохотались.

– На самом деле тут есть одна хитрость, отец научил меня ей, когда мне было пять лет, – с необычайно доброй, хотя и чуть печальной усмешкой поделилась Эрнеста, когда оба они немного поутихли. – В моих картах, чтобы не было путаницы, север всегда находится вверху страницы. А где находится восток? – нарочито строго посмотрела она на Роджера, но мальчишка, нисколько не испугавшись, бойко ткнул пальцем в правый край карты:

– Вот здесь!

– Великолепно! Джек, я возьму твоего сына к себе в ученики – давно мне не попадались такие смышленые ребята, – жизнерадостным голосом заявила Морено приблизившемуся к ним капитану; однако тот лишь бледно усмехнулся мальчику и с озабоченным видом протянул ей подзорную трубу. Эдвард видел, как девушка мгновенно вскочила на ноги и почти выхватила прибор у него из рук: вся ее веселость сразу же исчезла: – Где, Джек, где?

– На северо-западе, – указал тот рукой. Морено взглянула в указанном направлении и почти сразу же вздрогнула, произнеся еле слышно:

– Давно?

– Уже почти три часа. Разглядеть флаг до утра не удастся, но само судно явно не мелкое.

– И, может быть, даже не одно, – негромко заметила Эрнеста, забирая трубу и вместе с ней отправляясь на корму, откуда открывался лучший обзор. Когда она проходила мимо него, Эдвард осторожно тронул ее за плечо:

– Сеньорита, что случилось?

– Взгляните сами, – ответила та, протягивая ему трубу. Дойли взял ее, приладил к своим глазам и навел в указанном направлении. В первые секунды ему показалось, что горизонт чист: однако затем он различил смутные тени, в которых опытный взгляд сразу определил бы очертания кораблей. Эрнеста Морено была права: не один, но по меньшей мере три тяжелых судна, более всего похожих на испанские галеоны, покачивались вдалеке на волнах – не начиная пока что атаку, но огромными угрожающими тенями следуя точно за ними.

Глава XXII. В поисках ответов

В доме мистера Рочестера Томас уже бывал раньше – Бенни Хантер, исполнявший там обязанности помощника повара помимо прочих мелких поручений, редко имел возможность отлучаться надолго со своей работы, но приятелей охотно привечал, зазывал на кухню и делился кусками побольше и повкуснее. Над Смитом и его странностями он посмеивался, но не с целью обидеть, а просто в силу своего жизнерадостного характера – это понимали все, а сам Томас – в первую очередь. Ни за что прежде он не стал бы отвечать этому добродушному, приятному во всех отношениях толстяку обманом на все его мелкие услуги, но теперь и сам не понимал, что произошло. Смит сознавал, что слаб умом и потому не поймет многих вещей, очевидных обычным людям; однако неведомое чувство жгло его изнутри, как раскаленным железом. Ничего в своей жизни – в известных ему ее пределах – ему прежде не хотелось так, как увидеть еще раз ту женщину; и еще, как бы глуп он не был, Томас все же полагал, что ей может потребоваться помощь – пусть даже от такого беспомощного сумасшедшего, как он.

На кухне у Рочестера ему нравилось: там было тепло, спокойно, и, как правило, тихо; повар Хаксли, в целом незлобивый, имел известное пристрастие к спиртному, а потому после обеда обычно взваливал все обязанности на Бенни, а сам уединялся с бутылкой в своей комнатушке и не выходил оттуда до утра. Хантер же быстро, в два часа готовил еду – отдельно для хозяина дома и для прислуги – а оставшуюся часть дня посвящал вот таким многочасовым посиделкам с друзьями на кухне. Смит и прежде частенько бывал здесь, однако впервые чувствовал себя чуждым этой сытой, безмятежной обстановке. Расположившись в углу, подальше от распространявшей нестерпимый в послеобеденные часы жар печи, он с непонятной ему самому настороженностью наблюдал за остальными – какое-то внутреннее чувство настойчиво повторяло ему, что нужно дождаться момента и постараться что-нибудь узнать о той случайно увиденной женщине. Словно дикий зверь, поджидающий добычу в засаде, сидел он, лениво-устало развалившись, будто задремав после тяжелого дня, слушал вполуха остальных и неотрывно смотрел на дверь, гадая, когда придет нужная минута.

И подходящий момент наступил: послышались тяжелые шаги, и в дверь просунулась всклокоченная голова какого-то человека. Смит не знал его имени, но вспомнил лицо: то был один из матросов, вместе с Хендриксоном тащивших рыжеволосую пленницу в дом Рочестера.

– Эй, ты, – подозрительно небрежно и тихо позвал он Бенни – тот мгновенно подорвался с места, схватил лежавший в корзине под столом сверток и бросился к нему. Матрос махнул рукой, недовольно покосившись на остальных: – Давай-ка выйдем, Хантер.

Дверь за ними захлопнулась, однако сразу же чуть приоткрылась от сквозняка; и это случайное событие почему-то полностью завладело вниманием Томаса. Он никогда не был особенно аккуратен, и товарищи нередко посмеивались над его неуклюжестью. Однако то, что происходило теперь, определенно было странно: медленно, с тем же сонным видом Смит поднялся, отступил в тень от шкафа с посудой, никем не замеченный, подошел к двери и приник ухом к узкой щели, в которую виден был коридор. Правой рукой он извлек из кармана пеньковую трубку, которую почти не курил, и принялся набивать ее; но все его внимание было занято Бенни и тем матросом, переговаривавшимися громким шепотом в коридоре.

– Вот, Уилл, – искательно предлагал Хантер, протягивая собеседнику сверток. – Все так, как ты любишь: и свинина, и сухари, и масло…

– Ну ладно, – ворчал тот недовольно, принимая угощение. – Надо бы и той, что в подвале, еды отнести, слышишь? Только тихо чтоб было.