Под флагом цвета крови и свободы

– Где мы сейчас?

– Вот тут, – мгновенно указала Эрнеста пальцем в небольшое расширение в конце длинного коридора-ущелья: от него в разные стороны расходились несколько извилистых расселин. – Если бы мы точно знали, что их корабли не преграждают путь на север, можно было бы выйти вот здесь и попробовать добраться до суши, но…

– Вы не узнаете этого, сидя тут, – уверенно закончил Эдвард, вынимая карту из ее рук. Морено с неподдельным удивлением наблюдала за ним; затем в глазах ее вспыхнул ужас:

– Это чистой воды самоубийство!

– Быть может, хоть так я смогу избавиться от подозрений, – сухо промолвил Эдвард, берясь за ручку двери.

Переговоры с капитаном оказались короткими: выслушав Дойли, он практически сразу дал разрешение на вылазку, но категорически запретил участвовать в ней Морено.

– Если удастся выбраться из ущелья, нам все равно потребуется штурман. Слишком опасно, я не позволю тебе рисковать, – заявил он столь твердо, что даже сама Эрнеста, до того спорившая с ним с яростью дикой кошки, у которой забирают детенышей, сдалась. Дойли был искренне рад этому: присутствие девушки теперь связывало бы ему руки. Вдруг я умру, снова подумал он, а взглянув на хмурые лица матросов вокруг, под командованием Макферсона снаряжавшихся для вылазки, с тоской усмехнулся про себя: если и не умру, то эти люди сами меня зарежут по приказу своего капитана! И все же сердце его невольно сжалось, когда он вышел на палубу и огляделся по сторонам, уже почти наверняка зная, что не вернется назад.

Эрнеста ждала его у трапа. Лицо ее, обычно не терявшее своего яркого румянца в минуты самой серьезной опасности, теперь было почти смертельно бледным, однако черные глаза по-прежнему горели мрачным, решительным огнем.

– Возьмите это с собой, – снимая с шеи небольшой деревянный футлярчик, висевший на простой серебряной цепочке, которая казалась ей несколько длинновата, проговорила она с усилием. Эдвард осторожно принял протянутый предмет и раскрыл его: это оказался компас, довольно потрепанный, с выкрашенной темно-синей краской магнитной стрелкой и отсутствием каких-либо намеков на необычные свойства. Несколько секунд Дойли гадал в недоумении, прежде чем сообразил:

– Кому он принадлежал?

– Моему отцу, – глухо ответила Морено, глядя мимо него на дорогой для нее футляр. – Когда он уходил в последний раз, то отдал его мне – как талисман. Благодаря нему, думаю, я не умерла на том острове. Быть может, он и вас… – задохнувшись, она умолкла и крепко вцепилась пальцами в фальшборт. Эдвард покачал головой:

– Я всю жизнь был добрым христианином и надеюсь, что силы молитвы для меня окажется достаточно. Лучше оставьте себе эту вещь, она наверняка очень ценна для вас…

– Вам будет нужнее, – резко перебила девушка, с удивительной даже для нее силой втиснув компас в его ладонь и накрыв поверх своими тонкими смуглыми пальцами – те чуть заметно подрагивали. Охваченный внезапным порывом, который сам едва ли смог бы объяснить, Дойли вдруг поймал ее руку и поцеловал, затем поднял голову – Морено не шелохнулась, глядя на него широко распахнутыми черными глазами – и медленно, осторожно прижался к ее губам своими.

Он ожидал пощечины, испуганного вскрика – хотя такое поведение, быть может, больше подходило дворянке, а пиратка просто оттолкнула бы его и обругала последними словами – но Эрнеста не сделала ни того, ни другого. Она вообще не дернулась, когда Эдвард поцеловал ее, лишь приоткрыла теплые губы и трогательно, совсем по-женски зажмурилась, а спустя несколько секунд опустила расслабленную ладонь ему на шею – и все. Едва Дойли отпустил ее, она сразу же убрала руку и прижала к собственной щеке, будто не зная, как поступить дальше. Такой растерянной и беззащитной Эдвард еще ни разу ее не видел; но продлилось это недолго – придя в себя, Морено снова взглянула на него с прежними теплыми искрами в глазах и чуть заметно усмехнулась. Этого было достаточно им обоим, чтобы понять все.

В шлюпке добровольцы сидели, тесно притеревшись друг к другу из-за нехватки места, и на Эдварда то и дело посматривали с любопытством, холодным и недобрым. Конечно, никто не снимал с него обвинений в предательстве, а поцелуй с «мисс штурман», похоже, только усугубил ситуацию – но напрямую никто высказываться не смел, и от этого все становилось еще хуже. Дойли молчал, стараясь смотреть одновременно в карту – ему еще нужно было давать указания сидевшему на румпеле Макферсону – а также по сторонам: не только чтобы выглядывать испанские корабли вокруг скал, но и следить за собственными спутниками. Черт знает что, мысленно выдыхал он, левой рукой незаметно ощупывая рукоятку ножа за поясом – осознание собственной вооруженности немного успокаивало.

Он так увлекся этими мыслями и сосредоточился на одном коридоре – тот был вполне широк, чтобы пропустить корабль, и вел как раз в нужном направлении – что совершенно забыл о том, чтобы быть начеку каждую секунду. Грянул пушечный залп, и первое же ядро ударило о воду всего в паре ярдов от носа шлюпки; ту занесло вбок ударной волной.

– За борт! – крикнул боцман Макферсон, но это уже не требовалось: матросы врассыпную бросились в воду, мгновенно окрасившуюся кровью. Следующий залп разнес шлюпку в клочья; три или четыре трупа, разорванные на куски, медленно всплыли на поверхность. Канонада не смолкала несколько минут. Когда же уцелевшие матросы, вновь укрывшись за скалами, смогли вынырнуть и осмотреться, Эдварда Дойли среди них уже не было.

Глава XXVI. Отчаяние побежденных

При первых же звуках канонады капитан Рэдфорд проклял весь мир и ненавистного «господина бывшего подполковника» – в первую очередь. Эрнеста с глазами, как у почуявшего запах гари в лесу хищника, медленно, грудью пошла прямо на фальшборт, словно не замечая его вовсе. Скорее всего, она бы перемахнула через него также, не глядя, если бы Джек в последнюю секунду не перехватил ее за локти и не оттащил в сторону.

– Не вздумай! У тебя первой нет права рисковать своей жизнью, – прошипел он в ухо отчаянно брыкавшейся девушке, но та словно не слышала его. Генри подбежал, ловко обнял ее плечи, зашептал что-то успокаивающее – в этом ему никогда не было равных: Морено отшатнулась от него, как от прокаженного, но оставила попытки прыгнуть за борт. Вместо этого она заняла свое место рядом с капитаном и впилась напряженным взглядом в узкую полоску воды между скалами, где совсем недавно скрылась шлюпка с добровольцами.

Вначале царила мертвая тишина; однако следом за этим в толще волн показалась темная точка человеческой головы, а за ней – еще и еще. На «Попутном ветре» немного оживились, хотя далеко не для всех это оживление было радостным.

– Пять, шесть… Восемь, – негромко считал Джек, разглядывая медленно приближавшихся гребцов. Морено, вместе с тремя матросами готовившая трап, стиснула зубы: она отлично помнила, что в шлюпке было двенадцать человек, но категорически запрещала себе думать об этом. Первый из уцелевших, с окровавленной правой рукой, уже пытался взобраться на борт.

– В лазарет его, быстро, – распоряжалась Эрнеста у трапа с лихорадочной сосредоточенностью – негромкие хлесткие фразы разрезали воздух, словно нож – масло на тонкие ломтики. – Ребята, шевелитесь, не стойте же! Удалось узнать что-нибудь, мистер Макферсон? Так, это все… а где мистер Дойли?

Мгновенно воцарившаяся среди выживших мертвая тишина стала ей ответом. Рэдфорд шагнул было навстречу ей, но Эрнеста предостерегающе подняла руки:

– Нет! Нет, Джек, я спокойна, не нужно… – Голос ее прервался, темные глаза напряженно впились в лицо старого боцмана: – Мистер Макферсон, я знаю вас как честного, порядочного человека. Вы не станете лгать намеренно своему товарищу. Прошу, скажите: где мистер Дойли?

– Мисс Морено… – начал тот с тягостным вздохом, и Эрнеста зажмурилась:

– Нет, не надо долгих речей! Скажите только: он жив, он отправился дальше, а вы вернулись сюда после обстрела, ведь так?

– Эрнеста… – умоляюще начал Рэдфорд. Девушка стиснула ладони перед грудью:

– Никто не осуждает вас за это. Конечно, двум-трем людям удастся пройти там, где двенадцать точно заметят! Только скажите… скажите мне, что он жив!

Несколько секунд боцман молчал, мучительно и тяжело вздыхая – после смерти Айка и Моргана он и так словно разом постарел лет на пятнадцать, да и сама Морено никогда не являлась ему врагом, чтобы легко было сообщить ей о подобном; но, поймав ее умоляющий взгляд, он сдался.

– Мы не знаем наверняка, что с мистером Дойли, мисс Морено, – честно признался старый боцман. – Сразу после того, как начался обстрел, он приказал всем покинуть в шлюпку, затем нырнул сам. Больше никто из нас его не видел. Возможно, он…

– Нет, – хрипло выдохнула Морено таким голосом, что Рэдфорд и Фокс одновременно обернулись к ней. Макферсон пожевал свою седую бороду, но все-таки закончил:

– …возможно, жив, мисс, но шансов на это очень и очень мало.

– Я нырял следом за ним, мэм, – насупившись, буркнул один из матросов. Эрнеста, побледнев и одновременно с загоревшимися надеждой глазами обернулась к нему:

– Что?..

– Сразу после него, мэм. Должен был обогнать – пловец из мистера Дойли так себе, сами знаете – но тут в воду совсем рядом с нами вошло ядро, вот так, – он показал рукой; Морено побледнела еще больше, – и потом я потерял его из виду.

– Как это потерял? Отвечай, что ты видел? – прикрикнул на него капитан – даже у него невольно сжалось сердце при взгляде на Эрнесту. Матрос помялся, но честно признался:

– Ничего. Воду всю кровью затянуло – сам дьявол не разобрал бы ничего.

– Нет. Нет, нет, нет! Скажи, что ты врешь, что ты все придумал!.. – сорвавшись, закричала Эрнеста; голос ее, отразившись от скал, мучительно-непроходящим эхом пронесся по ущелью. Рэдфорд молча стиснул ее в объятиях, что оказалось нелегким делом: Морено отбивалась изо всех сил, так, что удержать ее в руках было не проще, чем бурлящий водный поток. Она не плакала – ни слезинки не пролилось из ее черных глаз – лишь беспомощно хваталась руками за шею и грудь, словно не имея возможности вздохнуть. Кто-то из матросов неловко протянул ей припрятанную тайком от боцмана фляжку с грогом – Эрнеста глотнула и тотчас зажмурилась, зажимая себе рот ладонью. Глухой, тоскливый вой рвался из ее горла.

– Они перекрыли все ходы и выходы. Ничего выяснить не удалось, – на ухо капитану сообщил самую страшную новость Макферсон. Рэдфорд посмотрел на него, на едва живую от горя Морено, на крутившегося вокруг нее с кружкой воды ошарашенного, напуганного Роджера, на потерянного Генри – и молча кивнул. Бог весть, что думал в эту минуту капитан – возможно, и вовсе уже отчаявшийся в своих надеждах на спасение – но именно в этот момент в наиболее широкой части ущелья показалась темная громада галеона.

– Это они! Ребята, быстрее, готовим пушки!.. – истошно завопил, видимо, кто-то из канониров с «Морского льва», бывших подопечных Дойли. Все орудия «Попутного ветра» едва ли смогли бы нанести какой-либо вред этому исполину, но готовые на все, лишь бы заглушить на время нестерпимый страх смерти, пираты и впрямь могли последовать этому совету. Их остановил лишь окрик капитана Рэдфорда:

– Стойте, идиоты! Неужели не видите, что они не нападут?!

Это была правда: белый флаг, казавшийся жалкой тряпицей на фоне мощной парусной оснастки галеона, трепеща на ветру, медленно полз вверх по одному из многочисленных штагов бизань-мачты. Затем испанцы спустили с правого борта шлюпку с точно таким же белым флагом, который держал над головой один из сидевших в ней.

– Совершенно уверены в том, что мы не посмеем открыть огонь, – удрученно пробормотал старый Макферсон. – Плохи наши дела, а, капитан?

Рэдфорд не ответил; стиснув зубы, глядел он на приближающуюся шлюпку и судорожно вздохнул, различив среди гребцов того, чье лицо среди команды «Попутного ветра» было знакомо ему одному. Этот человек сидел не на веслах и даже не у румпеля, а в гордом одиночестве на корме – на его скамье, кроме него самого, не было ни души – и все в его облике говорило определенно о двух вещах: долгой, ставшей частью его характера привычке распоряжаться жизнями других людей и испанском происхождении. На вид ему было несколько более сорока; возможно, в действительности этот человек был и старше, но прямая, уверенная осанка с заметной военной выправкой и почти полное отсутствие седины в ровно подстреженных бородке и усах делали его моложе. Он был черноволос и довольно хорош собой, с крупными, правильными, четко обозначенными чертами лица – и только цепкий, неимоверно пристальный взгляд, в такой степени редко присущий даже очень внимательным людям, мог невольно отталкивать в нем. В противоположность другим капитанам, одет он был просто – в черный кожаный жилет, такие же штаны и рубашку из белого полотна; лишь кожаная треуголка подтверждала его высокую должность, и он не поспешил снимать ее в знак приветствия, ступив на палубу вражеского судна:

– Слушайте меня внимательно! – звучным, уверенным голосом объявил он. – Я – капитан эскадры Его величества короля Испании Филиппа, Хуан де Гарсия. Ваш капитан присвоил себе нечто, принадлежащее моему государю и его великой империи, и будет за это наказан по справедливости. Однако вы, не причастные к его преступлению, не обязаны отвечать за него. Вам говорили, что я ненавижу пиратов – видит святая Дева Мария, что это так! Но все же я предлагаю вам выбор: выдайте мне капитана Рэдфорда, и вы останетесь в живых. Ваше судно – орудие преступного грабежа, но и его я позволю вам забрать, если вы сделаете это раньше, чем истечет время! Даю вам срок до вечера этого дня.

– Капитан, что будем делать? – негромко спросил Макферсон, однако Рэдфорд снова не ответил ему: невысокий, с привычно сосредоточенным лицом, он обернулся, каким-то странным взглядом – и по-хозяйски, и с запрятанной под обычной сдержанностью глухой тоской – окинул судно и толпившихся в недоумении вокруг матросов; затем глубоко, всей грудью вдохнул – и твердым, широким шагом пошел навстречу испанцам.

– Джек! – отчаянно вскрикнул Генри, бросаясь за ним, и Рэдфорд вздрогнул, обернулся и положил обе руки поверх ладоней юноши – те уже прочно вцепились в ткань его жилета.

– Ничего, Генри. Все будет хорошо, – с трудом улыбнувшись, выдохнул он; но Фокс вдруг отрицательно покачал головой, и глаза его в одно мгновение стали совершенно чужими: стеклянными, жесткими и какими-то пустыми.

– Нет, Джек. Хорошего больше не будет, – проговорил он, перехватывая запястья капитана – и внезапно с силой толкая его навстречу Гарсии и его людям.

На палубе мгновенно, с силой взорвавшегося порохового заряда, вспыхнула паника: к Рэдфорду с разных сторон метнулось десятка три людей, готовых защищать своего капитана до последнего. Впрочем, тот и сам уже успел вырвать из-за пояса саблю, но она ему и не потребовалась – ни Гарсия, ни его подчиненные не сделали ни малейшей попытки задержать нужного им пирата и не вмешались, когда верные люди оттеснили Рэдфорда подальше от них.

– Я же сказал: я не собираюсь с вами торговаться, а то, что мне нужно, я возьму в любом случае, – холодно заметил испанец; черные глаза его блуждали по толпе осажденных с приметной скукой. Генри, задыхающийся и бледный, шагнул ему навстречу:

– Вы получили, что хотели. Теперь сдержите слово! Освободите ее!

– Что это значит? – оглянувшись на него, спросил Рэдфорд. Гарсия коротко обнажил в усмешке ровные зубы:

– Вы все говорите верно, мистер Фокс, но при нашем сотрудничестве вам стоило учесть, что я ненавижу предателей. Даже больше, чем пиратов…

– Вы давали слово, – не уступал Генри. Рэдфорд молчал, хотя лицо его, побледневшее, замкнутое, словно присыпанное пеплом, с поджатыми губами и совершенно больными глазами, казалось лицом мертвеца. Из толпы матросов выступила Эрнеста.

– Que significa eso? Cómo te relacionas con el?18 – громко и смело прозвучал ее голос по–испански, и глаза капитана Гарсии словно засияли изнутри, когда он услышал родную речь.

– Еstaré encantada de explicártelo, señorita, – с легким полупоклоном ответил он, коснувшись кончиками пальцев своей треуголки и сразу же снова презрительно усмехнувшись при взгляде на Генри. – El hecho es que…19

– Habla inglés por favor, no te entienden!20 – раздраженно прервала его Эрнеста. Гарсия обернулся по сторонам с таким видом, как будто впервые заметил вокруг себя множество пиратов, из которых с грехом пополам испанским владело меньше половины, поднял брови, однако все же перешел вновь на английский:

– Наш общий знакомый, этот самый мистер Фокс, связался со мной в Нью-Лондоне. Очень повезло, что как раз в тот момент я находился там. Собственно, ему нужен был не я, а мистер Рочестер – напрямую с ним он тогда связаться, увы, не смог…

– Вы солгали мне, – глухо выдохнул Генри, бледный как смерть. Гарсия поджал губы:

– Попридержите язык и не бросайтесь словами! Я не лгал. Мистер Рочестер и я действительно в прошлом были деловыми партнерами; однако сейчас это сотрудничество окончено, и я хотел бы возобновить его на новых условиях. Именно для этого мне и нужно то, что украл ваш капитан, – указал он на Рэдфорда. Тот, проигнорировав его жест, поднял на Генри тяжелый, мучительно долгий взгляд.

– Почему? – наконец задал он единственный вопрос, и юноша сжался, с трудом втягивая в себя воздух редкими, почти бесполезными клочками:

– Он… Он, мистер Рочестер – он сказал, что Мэри казнят – за то, что мы с ней сотрудничали с пиратом, то есть с тобой… Сказал, что даже ее отец помочь не в силах. Я виделся с ней в тюрьме, Джек. Я люблю ее, – голос его сорвался. – Когда он… предложил мне обмен – он будет молчать, если я смогу втереться к тебе в доверие и сообщу, где ты находишься… Он сказал, что даже ему не под силу выследить тебя, но у меня получится, потому что я… потому что ты… Мне дали полгода, иначе он выдал бы и меня, и ее. С какой радостью я бы умер сам, Джек, но Мэри… У меня не было другого выхода!..

– И когда ты сбежал среди ночи в Нью-Лондон…

– Я был уверен, что ты отправишься на берег следом за мной. Да, Джек, все так, – Генри опустил голову и сцепил пальцы рук перед грудью. – И на Тольяре со мной тоже связался человек капитана Гарсии, вот только ему не хватило времени… А позавчера ночью я пришел к тебе в каюту, чтобы узнать координаты. Пока ты стоял у окна, я заглянул в бумаги на столе… Я записал их и положил в бутылку. Иначе бы нас никогда не удалось бы выследить…

– Однако все это было совершенно напрасно, – безжалостно, словно наслаждаясь собственной ролью, вмешался Гарсия. – Я, конечно, давно не вел дела с мистером Рочестером и с мистером Джосиасом Фостером, соответственно, тоже – однако даже до меня дошли слухи о готовящемся между ними двумя союзе.

– Союзе?!.. – вскрикнул Генри, и впервые в голосе его послышался самый настоящий ужас.

– Именно так. И мисс Фостер, полагаю, сыграла в этом плане далеко не последнюю роль – всему свету известно, что она еще с двенадцати лет обручена с мистером Рочестером. Да и кто стал бы угрожать дочери своего делового партнера? – с насмешкой прибавил испанский капитан. – Рочестер много лет помогал деньгами губернатору Фостеру, взамен приобретая связи и знакомства, недоступные ему самому из-за низкого происхождения. Однако кому захочется вечно платить за то, что можно приобрести вследствие брака? Губернатор переживает не лучшие времена; полагаю, он не мог помешать, даже если бы и захотел…

– Этого не может быть! Вы лжете!.. – крикнул Генри. Голос его оборвался сдавленным полувздохом: Эрнеста Морено, словно дикая кошка, одним прыжком метнулась к нему и, сбив с ног, приставила дуло пистолета к его виску.

– Эрнеста, не смей!.. – в последнюю секунду успел крикнуть Рэдфорд; более никто не сделал ни единой попытки остановить девушку. Капитан Гарсия и вовсе прищурил на нее свои темные глаза и заметил – более для самого себя, нежели для своих спутников:

– La señorita tiene toda la razón, yo habría hecho lo mismo…21

– Ты знал? – не поднимая головы, таким тоном спросила Эрнеста, что сразу же стало ясно – она обращается к капитану Рэдфорду и ни к кому больше. – Когда ты обвинял невиновного человека в предательстве и собирался казнить, когда отправлял его на ту вылазку – ты знал?!..

– Эрнеста, пожалуйста, прошу тебя, – взгляд Джека метался от Генри к ней с таким отчаянием, словно у него на глазах рушился целый мир, но Морено и не подумала сжалиться:

– Отвечай, не то я сейчас пристрелю его! Отвечай, Джек!..

– Да. Да, я знал, – глухо, но практически мгновенно, услышав последнюю угрозу, ответил Рэдфорд – рука Эрнесты, сжимавшая пистолет, опасно дрогнула, поэтому он поспешно прибавил: – Наверняка – нет, но я подозревал, что это он.

– Подозревал? – хрипло повторила та, не снимая пальца с курка. – Подозревал – и молчал?..

– Я не хотел верить в это, – признал Рэдфорд, в отчаянии глядя на нее. – Хорошо… хорошо, Эрнеста, я знаю, насколько ты в ярости и как сильно хочешь отомстить, но он… он всего лишь запутавшийся мальчишка, который уже наказан жизнью больше всего, – продолжая говорить, он незаметно сделал несколько шагов в сторону девушки, но та мгновенно дернула плечом:

– Стой на месте! Шевельнешься еще хоть на дюйм…

– Хорошо, я стою, стою, только… только не стреляй в него, – Джек мгновенно поднял руки ладонями вперед, но лицо его при этом исказилось мучительной гримасой искренней боли: – Стреляй лучше в меня – я заслуживаю этого куда больше.

– Капитан!.. – пораженно и с невольным испугом выкрикнул кто-то из команды, однако голос его оказался одинок и беспомощен: все остальные молчали, тесным кольцом обступив двоих измученных людей, от решений которых зависела их судьба.

– Давай, – продолжал твердо между тем Рэдфорд. – Стреляй же в меня! Это я желал смерти твоему ненаглядному бывшему подполковнику, это я обвинил его в измене, это я отправил его в ту разведку! Отпусти мальчишку и забери мою жизнь…

– Что мне твоя жизнь? – с горькой и злой усмешкой возразила Морено, глядя в упор на застывшего под дулом ее пистолета юношу. – Разве не существует ничего страшнее смерти? Почему же он должен жить, а тот, кто погиб за него – лежать там, на дне моря? – яростно указала она рукой на лазоревые волны за бортом. Рэдфорд с мольбой взглянул на нее:

– Эрнеста, он и Роджер – все, что у меня осталось от моей жизни. Все, что я когда-либо…

– А что осталось у меня? – холодно и яростно перебила его Эрнеста – в черных глазах ее мгновенно вспыхнуло жгучее пламя. – Мои родители, моя семья, моя команда, моя жизнь!.. Единственное, что было – даже это ты отнял у меня! Ответь же: что еще осталось у меня?

– Эрнеста…

– Отвечай, не то я убью его! Скажи, Джек! Ничего – ничего у меня не осталось!.. – в ярости закричала она. Рэдфорд стиснул зубы – лицо его стало каменным – и тихо, отчетливо сказал:

– Память, Эрнеста. Память о близких людях и той любви, которую они к тебе питали. У меня самого никогда не было и этого.

– Значит, ради любви, так? Ради любви ты обрек на погибель нас всех? Не смог вовремя избавиться от одного-единственного мальчишки и предпочел погубить команду, доверившую тебе управление? – с холодной ненавистью выговаривая каждое слово, процедила Эрнеста; от ее голоса, от каждого жеста веяло ледяным северным ветром. – Какое счастье, что это больше не моя проблема. А ты – больше не мой капитан.

– Эрнеста…

– Ты не заслуживаешь этого! Будь ты настоящим капитаном – уже давно отдал свою жизнь, чтобы спасти их, – проведя дулом по воздуху и указав им на застывших вокруг пиратов, Морено почти швырнула пистолет ему под ноги и прошла мимо – как всегда, с идеально прямой спиной и застывшим лицом. Матросы молча расступились перед ней, не смея задержать ни на миг; однако невыносимую тишину вдруг нарушил голос капитана Гарсии:

– No es así, señorita.22

– Que dijiste?23 – переспросила Морено. Испанец вежливо и спокойно улыбнулся:

– Tus padres estan vivos. Si vienes a mi barco, sabrás donde están.24 Обдумайте мое предложение и примите верное решение, – окидывая всю пиратскую команду пристальным взглядом, прибавил он. Морено некоторое время молча глядела на него расширившимися, огромными глазами, кусая губы, чтобы не задать рвущийся с них вопрос – однако привычная выдержка взяла верх: глубоко вздохнув, она резко, всем корпусом развернулась и поднялась по ступенькам на пустующий ют. Гарсия, также не сказав ни слова, спустился в свою шлюпку и дал знак гребцам возвращаться на галеон.

– Капитан, что будем делать? – справившись с растерянностью раньше остальных, рискнул спросить Макферсон. Рэдфорд взглянул на него безо всякого выражения, пощипал пальцами свою короткую бородку, словно взвешивая что-то в мыслях, и указал на Генри:

– В карцер его! Отправьте людей еще раз осмотреть позиции противника, – подняв с палубы брошенный Эрнестой пистолет, он выпрямился и со спокойным видом направился к себе в каюту. Среди матросов уже понемногу начинался ропот – казалось, капитану и дела не было до нависшей над всеми угрозы – однако привычка заставила их повиноваться.