Наследник Афродиты

Я вязала и думала, как быть дальше? Моя богом забытая личная жизнь уже давно отошла на второй план, и теперь я чувствовала себя не совсем комфортно в тисках сегодняшней действительности. А действительность была такова: положительный мужчина вполне даже семейного возраста симпатизирует мне и моему ребёнку. Возможно, он уже представляет себя в роли отца Глеба. Хотя о чём это я? Думаю, что это как раз я пытаюсь впихнуть Виктора в рамки отцовских стандартов. А он живёт себе беспечно и беззаботно и ни о чём таком не помышляет. А если всё-таки помышляет? Признаюсь честно, я так упрямо и настойчиво вычёркивала из своего сознания все мысли о мужчинах, что теперь мне семейная идиллия представлялась сказочным анахронизмом.

Когда я пришла в себя, часы показывали начало десятого. Я опустила глаза на вязание и с ужасом отметила, что сварганила нечто нелепое. Мысленно матерясь, я была вынуждена распустить всё и начать заново. Однако, провязав несчастные три ряда, я отбросила ни в чём неповинную кофту (то есть в итоге это должна была получиться кофта) и вернулась в комнату.

Открыв дверь, я обмерла, и слёзы умиления навернулись на мои уставшие глаза. На моём стареньком диванчике, тесно прижавшись друг к другу, дремали Глеб и Виктор. Телевизор орал во всю, но им не было до этого никакого дела. Их умиротворённые лица соединились в каком-то неведомом мне экстазе, излучая счастье и упоение.

Я подошла к дивану и аккуратно потрясла Виктора на плечо. Он немедленно проснулся и поднял на меня свои чудные серые глаза. Тьфу ты, нечистая, и глаза у него такие же серые, как у Беспечного. Может, Глеб недаром в этого Виктора влюбился, чувствует что-то родное?

– В чём дело? – шёпотом спросил Виктор, пристально разглядывая меня.

Я жестом показала ему, что нужно отнести Глеба на кухню. Виктор охотно выполнил мою просьбу. Мы уложили сына спать и вернулись в комнату.

Пока я раскладывала диван и стелила постель, Виктор сидел в кресле и смотрел на меня. От его взгляда у меня мурашки бежали по телу. И чего это он так вылупился? Нет, я не спорю, женщина я красивая, в самом соку. Но у меня, между прочим, сын спит через стенку, а тут слышимость хорошая, и вообще…

– Майя, а ты не боишься спать под одним одеялом с практически незнакомым человеком? – прервал мои размышления Виктор.

Я встала как вкопанная и посмотрела на него, судорожно соображая, что это: бахвальство или тонкий намёк.

– А что, надо бояться? – осторожно спросила я.

Он рассмеялся.

– Я же просто спрашиваю, – ответил Виктор. – Если хочешь, я могу и на полу лечь.

Что за наглость! Меня прямо-таки в жар бросило! Ему что, даже лежать рядом со мной противно? Ну, ещё бы. После позавчерашней ночи я бы сама себе опротивела: пьяное, неконтролируемое создание! Однако я тут же попыталась себя успокоить: может, он чересчур воспитанный, стесняется?

– Прекрати, – отрезала я. – На полу холодно, хоть и май. Если ты заболеешь, Глеб мне этого не простит.

Виктор удовлетворённо улыбнулся, и мы легли спать.

Я лежала, зажатая между стеной и мужским телом. Потрясающее чувство! Давненько я его не испытывала. Правильнее сказать: не испытывала вовсе. Обычно мужчины в моём доме не ночуют, а мои кратковременные интрижки такого ощущения семейной замкнутости не давали. А сейчас у меня было именно такое ощущение. Я чувствовала на себе какую-то ответственность за покой в доме и за тепло домашнего очага. Меня приводило в восторг равномерное дыхание Виктора и сознание того, что он может стать, ну хотя бы в проекте, отцом Глебчика.

На этих позитивных мыслях моё сознание помахало мне ручкой и ушло на покой.

V

Во время рабочего перерыва в нашу столовую влетела Антонова и тоном, не терпящим возражений, потребовала меня. Я поспешила её величеству угодить, опасаясь, что она разнесёт тут всю столовую, если меня не получит, и мы вышли на улицу, якобы подышать свежим воздухом.

– Чего это ты не на работе? – поинтересовалась я, поправив съехавший на бок фартук.

– У меня сегодня только пятый класс, – отозвалась Антонова. – Три урока подряд.

Завидовала я порой своей Антоновой. Работает себе учительницей в средней школе. Преподаёт никому ненужную географию и довольна жизнью. Отсидит себе три-четыре урока, попьёт кофейку в учительской и чешет домой. Правда, и зарабатывает она скромно. С другой стороны, у неё есть Игорёк. Зачем при таком муже хорошо зарабатывать?

– Ну, – поторопила меня Светка. – Давай, рассказывай.

Всё понятно. Моя разлюбезная «училка» примчала за последними сплетнями. Ну не может она спокойно жить, не находясь в курсе дел подруги.

Я окинула её непонимающим взглядом и невинно спросила:

– Что рассказывать?

– Вот бестия! – рассердилась Светка и нервно закурила. – Про Витьку рассказывай, про ночь вашу первую, брачную.

– Дура ты развратная, – беззлобно ответила я. – Я, в отличие от тебя, оргиями не занимаюсь. И тебе бы не советую: сердце может не выдержать.

– Ненавижу тебя порой, Козлова, – честно призналась Светка. – Стараешься для тебя, стараешься, а ты вместо благодарности… – она потрясла в воздухе кулаком. – Пороть тебя надо, Козлова, пороть.

– Если будешь мне угрожать, – обиженно сказала я. – Вообще ничего не скажу.

Антонова замолчала и сделала вид, что увлечена сигаретой. Подкупленная её молчанием, я выложила всё как на духу: и про шашлыки, и про тайную мечту найти отца сыну. Светка молчала ещё долго даже после того, как я всё рассказала. Это обстоятельство меня напугало. Видимо, Антонова думала. Это напугало ещё больше. Я с надеждой посмотрела в её умудрённые жизнью глаза и спросила:

– В чём дело?

– Глупая ты баба, Козлова, – изрекла всезнающая Антонова. – Вот поэтому и живёшь без мужика.

– Что ты хочешь этим сказать? – в свою очередь спросила я, не обнаружив логики между своим рассказом и странным выводом Антоновой.

– Нельзя мужику показывать, что ты в нём заинтересована, – проинструктировала меня Светка. – Этого они не любят.

– А как же «шкафчик починить»? – возразила я ей. – По-моему, ты говорила.

– Так шкафчик, это совсем другое. И то, что квартиру ему свою на время предложила, это правильно. Но то, что влюбляться в него начинаешь и мысленно тянешь к алтарю, – глупость. Непростительная глупость.

– Так это только мысли, – неуверенно стала оправдываться я. – Он же о них ничего не знает.

– Зато ты знаешь. И зацикливаешься. Но скажи спасибо, что у тебя есть я.

– От скромности ты не умрёшь, – вскользь заметила я, но моё ехидство Светка пропустила мимо ушей.

– До конца недели веди себя достойно. Верти задницей, хлопай ресницами, но делай это так, как будто постоянно так делаешь, а не специально для него стараешься, – учила меня Антонова, пыхтя сигаретой. – А к концу недели, когда на пикник поедете, можно и послабление сделать. В общем, ты не теряйся, – подвела она итог и тут же сурово наказала: – Обо всём мне докладывай.

– Как будто у меня есть другой выход, – мрачно заметила я.

– Ну, всё, – с облегчением изрекла Светка, растоптав окурок маленькой ножкой в изящной туфельке. – Поеду домой. Если что – звони.

Мы распрощались, и я приступила к работе.

К назначенному времени подъехал Виктор. Чувствуя себя шестикрылым Серафимом, я выпорхнула на улицу и кинулась в объятья своего рыцаря. Виктор открыл дверь автомобиля и извлек из его кожаного нутра букет алых роз. Восторгу моему не было предела. Если бы Антонова меня сейчас увидела, то подумала бы, что мне подарили ключи от двухэтажного особняка.

Но это был всего лишь букет. Да что там букет! Три скромные розочки, зажарившиеся под майским солнышком. Впрочем, эти детали не могли омрачить моего приподнятого настроения. Моё продажное сердце было подло подкуплено, и я, как четырнадцатилетняя дурочка, уже готова была признаться этому автомеханику в любви. Однако я тут же вспомнила свою Антонову и предпочла промолчать.

– Нужно заехать в магазин, – сказал мне по дороге Виктор. – У нас холодильник пустой, надо взять что-нибудь к ужину.

Это многозначительное, очень интимное «у нас» окончательно помутило мой рассудок. По телу прошла приятная истома, а перед глазами встала сладко-розовая пелена.

Мы заехали в магазин.

– Может, возьмём спагетти? – предложил Виктор, рассеянно пробегая взглядом по прилавкам.