Герой-любовник, или Один запретный вечер

Раскаты грома становились все протяжней и громче – как будто бы тренировка перед генеральной репетицией. Две березы у калитки от сильных порывов ветра раскачивались в разные стороны, и ветви струились, шевелились темно-серебристыми змеями, как волосы у Медузы Горгоны в детском мультике про древних греков.

Я поспешно захлопнула окно, упала на стул и заревела. Мне было жаль себя, беспутную Эву, которая шлялась черт знает где, Машку-малую, Манечку, которая вместо того, чтобы сладко посапывать в кулачок, сотрясается вместе с ударами грома, а может и мокнет вместе с мамашей.

Я переместилась в кресло, в котором утром еще сидела Эва, и накинула на колени плед.

Протяжный удар грома, казалось, громыхнул совсем рядом. Я невольно пискнула «мамочка» и накрылась пледом с головой. В детстве мы с Эвой при первых раскатах грома забирались под одно одеяло и прижимались друг к другу, крепко зажмурив глаза.

Я подтянула колени к подбородку и скинула плед с головы. О том, чтобы встать и поставить чай, не могло быть и речи. Я боялась покинуть свою территорию, как будто гром сразу обрушится на меня, едва я спущу ноги на пол. Но пить очень хотелось, поэтому я вскочила, быстро поставила чайник на плиту, а потом юркнула обратно под плед в кресло.

Дождь усилился. Он хлестал по стеклу мощными сильными струями. Как будто бы кто-то стоял за окном и поливал его из шланга. Я сидела, не зажигая света, в темноте, слыша, как уютно посапывает старенький чайник с облупленными розами.

Порывы ветра склоняли ветки сирени к окну, и они время от времени постукивали по стеклу.

От этого звука было страшно. Казалось, кто-то остервенело ломится в дом и сердится, что его не пускают.

Чайник уже пыхтел, пуская в воздух едва различимые белесые облачка пара.

Я накинув плед на плечи, вскочила и выключила его. Мята была в банке в шкафчике в углу. Утренняя заварка в заварочном чайнике стояла на столе. Я любила свежую заварку, но сейчас искать упаковку чая в кромешной темноте было невозможно – приходилось довольствоваться тем, что есть. То есть суровыми военно-полевыми условиями, в которых я оказалась.

Калитка с шумом хлопнула. Кто-то большой, тяжелый шел к дому, впечатывая шаги в землю. Я невольно сжалась.

– Санька-а-а! – услышала я, не успев как следует испугаться.

Это был Денис. Я откинула плед и рванула на крыльцо. Он стоял, промокший до нитки, и со счастливой улыбкой смотрел на меня.

– Приехал!

– Вижу! А машина где?

– Бросил у входа в товарищество. У вас такие хляби – не проедешь.

– Я тебе говорила – «озеро Байкал».

– А почему ваш председатель дорогу не сделает?

– У него есть более важные дела, – скороговоркой сказала я, втягивая Дениса внутрь. – Он деньги наши ворует. Ничем не занимается, только взносы повышает. Да еще грозится электричество вырубить, если их не заплатить вовремя. У него дочь учится в Москве и ему очень деньги нужны.

– Понятно. – Глаза Дениса сузились. – Может, мне с этим гадом по-своему разобраться?

Я рассмеялась.

– Лучше не вмешивайся. Он склочный и вредный. Бывший юрист. Сейчас без работы; одна жена вкалывает.

Денис стоял на веранде, вытянув руки вдоль тела. Около него мгновенно образовалась внушительная лужица.

– Мы так и будем в темноте стоять? – прохрипел он. – Зажги свет.

– Я босюь, – призналась я. – Вдруг громыхнет и прямо в дом.

– Так и сидишь здесь без света? Я думал: ты спишь? Смотрю: окна темные…

– Нет. Так и сидела.

– Меня ждала?

Я хотела сказать, что совсем забыла о нем, терзаясь страхом за Эву и ее малышку, но глядя на него – большего, насупленного, соврала:

– Ждала.

– У меня фонарик есть в кармане. Я с собой его захватил, когда машину бросил.

Денис достал из кармана фонарик и включил его: ярко-желтые всполохи заметались по стенам.

– Слушай! – вплеснула я руками. – Тебе нужно срочно переодеться и выпить чай с малиной, иначе ты точно простудишься. А я буду виновата в этом. Сиди на табуретке – я мигом.

Я побежала на второй этаж, где в шкафу лежал старый отцовский свитер, который за время ношения сильно вытянулся и мог подойти Денису, хотя по сравнению с моим отцом он был намного крупнее и выше.

– Вот, – вернулась я с отцовским свитером в руках. – Больше ничего нет. Если он не подойдет…

Денис стянул с себя футболку. На его спине был шрам, который начинался под лопаткой, а заканчивался у поясницы. О его происхождении Денис распространяться не хотел.

– Это все, девочка моя, дела муторные, боевые. И тебе вникать в них не стоит, – обычно говорил он в ответ на мои расспросы.

Странное дело, что с Денисом я всегда чувствовала себя девочкой, хотя он был старше меня всего на два года.

Он стал натягивать свитер, но тот оказался ему мал.

– Подожди, я поищу рубашку отца.

Рубашка Денису подошла.

– Теперь полный порядок, – с удовлетворением кивнула я – Экипировка полная. Садись. Буду чаем поить. С малиной.

Я поставила чайник на плиту и достала из холодильника банку варенья. Несмотря на все средства от простуды, начиная с новомодного эфералгана упса и заканчивая отечественным аспирином, я по-прежнему каждое лето варила малиновое варенье, как это делала моя мать. Она всегда говорила, что малина – лучшее средство от простуды.

– Сань! – Денис притянул меня к себе и уткнулся в грудь. – Санька!

– Чего! – мне было ужасно неудобно. В одной руке был банка с вареньем, в другой – большая чашка, которую я специально купила для Дениса.

– Да поставь ты эту банку.

Он взял банку и поставил на стол. Потом – чашку.

Он посадил меня к себе на колени и поцеловал в шею. Его рука скользнула по плечу.

– Чего? – повторила я и тут же устыдилась своего дурацкого вопроса. Но к нежностям я не была расположена, хоть убей.

Он отстранился от меня и слегка усмехнулся.