Хранитель тайн, или Сброшенная маска

– Я буду звонить…

Я кинула свой нехитрый скарб в Муськину потрепанную сумку и поставила ее под стол.

– Утро вечера мудренее. Надо к Вазгену зайти за расчетом.

– Вот уж кто удивится, глаза на лоб полезут. Он, наверное, думает, что осчастливил нас и мы ему должны быть по гроб жизни благодарны за работенку его и зарплаты дохлые.

Вазген, как ни странно, к моему заявлению об уходе отнесся спокойно-философски. Очевидно, этого прожженного армянина уже было трудно чем-то удивить или пронять. Он только сказал напоследок:

– Морду в пекло не суй! А то я тебя знаю.

– Откуда? – невольно изумилась я. – В драках не участвовала. Не была. Не состояла.

– По глазам вижу. Опыт кое-какой жизненный есть. Поэтому и предупреждаю. Ты не отмахивайся, вникни. Вазген плохого не пожелает никогда. Учти. Плохого совета Вазген не даст.

– Учту, – пообещала я, – непременно.

И только когда за мной закрылась дверь «Улыбки», я неожиданно поняла, что буду скучать по этому месту. Хотя частенько его проклинала: пьяных мужиков, в угаре так и норовивших ущипнуть или положить свою лапу на пятую точку, вечный дым и гул в ногах. К концу смены они у меня едва не отваливались.

Муська проводила меня до трассы, и когда мы ждали попутную машину, она меня крепко обняла и опять расплакалась. Потом быстро взяла себя в руки, чтобы не портить мне настроение:

– Не забывай. И если так случится, что мы больше никогда не увидимся, знай, что ты хорошая девчонка и добьешься всего, чего захочешь. У тебя упорный характер.

– Что за чушь ты говоришь. Конечно, мы еще увидимся, – пообещала я ей, хотя не была в этом так уверена, – ты и не заметишь, как мы снова будем вместе сидеть на нашем крыльце, смолить сигаретки и приручать Вреду.

Муська улыбнулась мне в ответ, и мы вновь обнялись.

Я села в попутку. Муся меня размашисто перекрестила. Когда я обернулась, то увидела ее силуэт на фоне дороги, и в горле у меня встал комок. Я судорожно вздохнула и, чтобы отвлечься от грустных мыслей, стала смотреть на дорогу.

Родной город встретил меня дождиком, в том месте, которое я покинула, вовсю светило солнце, а здесь небо обложили тучи, и, судя по всему, они не собирались сдаваться. Я сунула шоферу деньги, и он, буркнув «до свидания», растворился в серой пелене.

Дождик был каким-то мелким, несерьезным. От капель в воздухе стоял туман, и влажность будто проникала под кожу. Было трудно дышать, и волосы моментально стали кудряво-кучерявыми, о том, что у меня нет зонтика, я вспомнила только сейчас. Как-то не удосужилась его купить. А там пользовалась Мусиным. У нее их было два. Думаю, она не была бы против, если бы я один взяла, но я об этом совершенно не подумала. Безалаберная, сказала бы Муська…

Капли стекали по волосам, и от моих шагов брызги разлетались в разные стороны. Я вздохнула. Этот город был мне знаком как свои пять пальцев – но сегодня он был чужим и незнакомым, и неожиданная горечь подступила к горлу. Может быть, зря я все это затеяла. С чего начинать и к кому идти?

Пока я шла по привокзальной площади, мне в голову пришла мысль, что те, кто уничтожил мою семью, наверное, еще не оставили мысль расправиться со мной. Было довольно легкомысленно и необдуманно так сорваться с насиженного места и приехать сюда. И если я себя обнаружу – они тоже не замедлят дать о себе знать. Короче, я собиралась выступить в качестве приманки. Как такая мысль пришла в голову – я не знала. Еще год назад я бы ни за что не подумала об этом, но сегодня… Что-то перевернулось во мне вчера – и я поняла, что сидеть и ждать больше не могу. Пока убийцы моих родных живут и здравствуют. Страх – эмоция временная. Когда исчезает и он, тогда остается ледяное спокойствие. Вот такое, какое вчера было у того парня. А что, если он и есть тот убийца, пощадивший меня по непонятной причине? Отсюда и взгляды, которые он бросал на меня, по уверению Муськи. Сама я ничего подобного не заметила, но отмахиваться от Муськиных слов я бы не стала. Врать ей никакого резона не было, и если она сказала, что тот парень смотрел на меня – так оно и есть. Вопрос: почему он смотрел на меня? В тот вечер я была в странном оцепенении, но сейчас, когда он далеко и рассудок стал ясным, я все-таки решила, что идея с приманкой – не такая уж плохая. Во всяком случае, самая эффективная.

Мне надо было проникнуть в дом, где жили мои родители, и я не знала, что делать. Я не могла поехать к себе в однокомнатную квартиру, которую мне купили родители, когда я вернулась в свой город после учебы в Московском университете – у меня не было ключей. Ключи были еще у одного человека – папиного компаньона и старого друга Алексея Богданова, и поэтому вернее всего – обратиться прямиком к нему. Если только он жив. Если убийство отца имело под собой причины бизнес-разборок, тогда вполне вероятно, что следующей жертвой стал Богданов.

Я вздохнула. Мне он никогда не нравился. Среднего роста, рыхлый, с двумя подбородками и пухлыми пальцами. Он зачесывал волосы назад и часто вытягивал губы трубочкой. Отец говорил, что его чрезмерная полнота – результат нарушения обмена веществ. И глупо судить о людях по их внешности – осадил он меня, когда я, скривив губы, сказала, что дядя Леша – жирный уродец.

И вот к этому Богданову мне теперь следовало обратиться. Я помнила телефон папиной конторы наизусть. Я позвонила туда, трубку сняла секретарша. Быстро, торопливо я назвала себя и попросила позвать к телефону Богданова. Та охнула и соединила меня с ним.

– Алло! – услышала я настороженный голос в трубке.

– Дядь Леша! Это я… Ксения. – В трубке повисло молчание.

– Какая Ксе… Ксюха! Ты, что ли? – в голосе слышалось недоверие. – Бог ты мой! Ксюха! Ты где? Откуда? Ксана! Я сейчас приеду за тобой…

– Я на вокзальной площади. Около магазина «Рассвет».

– Стой там. Я сейчас буду. Никуда не уходи. Жди меня. Слышишь! Стой и жди.

– Не уйду.

Богданов приехал через двадцать минут и, увидев меня, распахнул руки.

– Ксюха! Радость моя! – и влепил в лоб звонкий поцелуй. – Какими судьбами? Да еще волосы перекрасила!

И тут я приняла единственно правильное, как мне казалось, решение.

– Я в ту ночь не была со своими… В последний момент передумала и поехала в другое место.

– Поссорились, что ли? Накануне Нового года? – И Богданов покачал головой.

Я кивнула.

– Я так мучилась потом. Даже не смогла вернуться в город. Решила уехать, сбежать ото всех. Как подумаю, что они мертвы, а я…

– Ксана, Ксана! – укоризненно сказал Богданов. – Умная, взрослая, красивая, а ведешь себя как ребенок. Честное слово. Мне-то могла позвонить? И сказать, что все в порядке! Исчезла, и с концами. Я же тебя с таких лет помню. – И он показал рукой от асфальта. – И где же ты была все это время?

– Жила в одном городе.

– Каком?

– Припяти, – соврала я.

– Работала?

– Нет. Жила гражданским браком на иждивении одного подлеца.

Богданов покачал головой.

– А Володя?

Володя Иванников сгинул в глубинах моей памяти, и, видимо, навечно. Я не могла относиться к нему всерьез, как ни старалась. И этим очень огорчала своего отца, который хотел, чтобы я вышла за него замуж. Володю я знала с детских лет и поэтому относилась к нему как к другу. А вот он…

– Как он?

– Не знаю, – вздохнул Богданов. – Саша надеялся, что вы с ним породнитесь. Он очень семью его уважал.

– Живут с человеком, а не с семьей.

– Что-то ты не по возрасту мудрой стала, как старушка.

Но тут же Богданов спохватился, что ляпнул бестактность, и сменил тему.

– А что стоим! Поехали ко мне! Ты чего мокрая такая?