Сногсшибательный мачо, или Правило первого свидания

Неожиданно Ронька вырвался вперед и побежал к кустам, которые росли недалеко от дома.

– Ронька! – тихо крикнула я. – Ко мне.

Но пес не думал возвращаться. Он нырнул в кусты и отпрянул назад, потом подбежал ко мне с жалобным поскуливанием.

Я наклонилась к нему.

– Ронька, глупенький. Ты что?

Пес снова рванул к кустам.

Торопливыми шагами, чуть ли не бегом, постоянно оглядываясь по сторонам, я подошла к кустам. Что-то привлекло мое внимание, и я наклонилась. Это была нога, торчащая из кустов. Я раздвинула ветки и отпрянула с приглушенным криком. Там, в кустах, лежал убитый Роман. Темное пятно растекалось по груди, а глаза смотрели вверх – в пустоту.

Я отcтупила, зажимая рот рукой.

До подъезда я уже бежала c бешено колотящимся сердцем. И только в квартире я перевела дух.

Его убили, как только он вышел на улицу. И случилось это всего лишь несколько минут назад. Кто-то выманил его на улицу и убил. А вдруг он еще жив? Хотя огромное пятно убеждало в обратном, я решила позвонить в «Скорую».

Дрожащими руками вцепившись в телефонную трубку, я набрала номер «Скорой» и измененным голосом сказала, что по такому-то адресу в кустах лежит мужчина, которому плохо. И повесила трубку.

Я выключила свет и встала у окна, наблюдая за двором. «Скорая» приехала через двадцать минут.

Я изо всех сил вытягивала шею, но мне ничего не было видно. Машина уехала, а я ничком бросилась на кровать, не раздеваясь, и сразу уснула, словно провалилась в глубокий колодец.

Проснулась я от лая Роньки. Звонил телефон.

Я схватила трубку, лежавшую на тумбочке.

– Алло!

Звонила моя подруга Лариска.

– Все дрыхнешь? – раздался ее голос. – Пора, красавица, проснись. Ты так проспишь весь свой отпуск.

– Отлепись, – буркнула я. – Вчера у меня такое творилось!

– А что? – Лариска была жутко любопытной.

– Потом расскажу. Тут кое-что надо выяснить.

– Потом – это когда?

– Потом – это потом, – и я нажала на разъединение. Я быстренько оделась и, взяв с собой Роньку, спустилась вниз. Если мне повезет и во дворе будет одна из наших домовых сплетниц, они меня живенько введут в курс дела: что было ночью, к кому приезжала «Скорая», кого убили и приходила ли милиция. Мимо наших бдительных бабулек ни одна муха не пролетит и ни одно громкое событие не останется незамеченным. А что убийство принадлежало к разряду именно громких событий – сомневаться не приходилось. Не каждый день около моего дома находят труп.

Во дворе на лавочке на своем посту сидела Серафима Петровна и смотрела прямо перед собой, поджав губы. С Серафимой Петровной связываться было опасно – себе дороже. Год назад соседи сверху ее залили, так она затаскала их по судам и добилась выплаты компенсации в двойном размере.

– Здрасте, Серафима Петровна! – выпалила я, останавливаясь около нее. – Как ваши дела?

– Спасибо, – сказала она, окидывая меня пристальным взглядом. – Ничего хорошего. Коммунальные услуги опять повысили. А трубы в нашем доме проржавели, и того гляди рванет.

– Плохо, – согласилась я с ней, кивая. – Ночью какой-то шум был. Вроде «Скорая» приезжала. Пьяный, что ли, какой во дворе валялся? – как можно равнодушнее спросила я.

– Какой там пьяный! – возразила она. – Какой-то оболтус баловался и позвонил в «Скорую». Якобы плохо кому-то. Врачи приехали. И ничего. Руки бы поотрывать этим баловникам! Машину зря прогоняли. А кому-то, может, впрямь плохо было. Приступ и все такое. Вытянулись детки, а с умом плоховато. Ак-се-ле-ра-ты, – по слогам произнесла Серафима Петровна.

– Как никого не было? – ахнула я.

Старушка с подозрением посмотрела на меня.

– А тебе-то что до этого? Ты была там?

– Просто мне показалось, что какой-то крик был. Я подумала, что кому-то плохо стало. Наверное, не одна я слышала. Кто-то решил позвонить и вызвать «Скорую», – фантазировала я на ходу.

– Понятно. По весне многие квасят и приступы себе зарабатывают. Но здесь, милая, ничего не было. Ни человека с приступом, ни алкоголика в канаве. Зазря машина промоталась. – Немного помолчав она добавила: – У меня племянница на «Скорой» работает. Она позвонила мне утром и все выложила. Насчет шутников, которые от нечего делать балуются и врачей почем зря беспокоят.

– Действительно, непорядок.

– А ты чо не на работе?

– У меня отпуск?

– Едешь куда? Турции там всякие? Египты?

– Дома провожу.

– У матери на даче?

– Попозже поеду, когда погода окончательно установится.

– Работы там, чай, сейчас много. Самое время грядки вскапывать.

Я поспешила прочь. Работа на грядках всегда была для меня сущим наказанием. И отвертеться от нее было весьма сложно. Но я очень старалась. Гробить свое время на чахлую морковь, горькую редиску и помидоры-зеленцы казалось мне верхом глупости. Но свое мнение я держала при себе.

С семнадцати лет я жила отдельно от своей матери, у которой была своя семья. Муж – Николай Петрович – мой отчим, на редкость занудный тип, и мой сводный брат – четырнадцатилетний тинейджер Венька.

Я была ошибка маминой молодости и плод незаконной любви. Так, кажется, выражаются в слезливых мелодрамах, которые обожает смотреть моя Лариска. Я не знала своего отца, и мать никогда о нем не рассказывала. Это была запрещенная тема.

Вкратце история сводилась к следующему. Моя мать училась в Питере на музейного работника и, приехав на каникулы в наш город, влюбилась в кого-то и потеряла голову, как говаривала моя бабка. Сама она знала об этой истории ровно столько, сколько и я, то есть почти ничего.

Мать рассталась с ним, а потом обнаружила, что беременна. Аборт делать не хотела (за что ей от меня отдельное пламенное спасибо), c мечтой о работе в музее пришлось расстаться – платили там гроши. И с тех пор моя мамочка, трепетная девушка с поэтичным именем Ариадна, заступила на суровую трудовую вахту. Она работала на оборонном заводе, посудомойкой в городской столовой и на птицефабрике, где заработала себе аллергию. «Это был такой уж-а-с, – тянула она тонким голосом. – Пух, перья… все это забивается в нос, легкие… я с тех пор куриное мясо есть не могу. Тоже – аллергия».

Сейчас она работает в пенсионном фонде и вполне этим довольна.

Только моя романтическая мамочка могла меня назвать таким именем – Джульетта!

Но сейчас мои мысли крутятся вокруг вчерашнего события. На какой-то момент я подумала, что вчера у меня случились галлюцинации и мне все привиделось. Как в горячечном бреду: температура под сорок, все плывет, сплошные глюки. Но эту мысль пришлось прогнать, как полностью несостоятельную. Температуры у меня не было, все случилось по-настоящему, наяву. И Роман, с которым я познакомилась, и его труп в кустах. Кто-то успел забрать труп до того, как приехала «Скорая». Получается… Я споткнулась на ровном месте и остановилась. Этот убийца был неподалеку. Рядом. Он стоял и видел меня. А я его – нет.

От этого умозаключения я пришла в сильнейшее возбуждение. Но Ронька ничего не обнаружил… если бы кто-то стоял рядом, собака бы стала лаять, бросилась к нему. Нет, здесь другое… Убийца мог сидеть в машине и ждать момента, когда я уйду, чтобы забрать труп.