Мой ректор, мой дракон

Последнее относилось к странным звукам, доносившимся из-за двери.

– А так это… ректор приказал дежурить тем, у кого форма не по уставу.

– Что-о-о?

Мы с дриадой, не сговариваясь, выглянули в коридор. Так и есть: три гоблина старательно отмывали оконные стекла, а одна из феечек подметала полы, бубня себе под нос, что еще немного, и она переродится в ведьму.

– Вот те раз, – протянула Алька, возвращаясь в комнату. – Хорошо, что мы не пошли.

Я помотала головой:

– Не думаю, что наше отсутствие на построении спустят на тормозах…

– Ну посидим денек-другой в карцере, эка невидаль, – отмахнулась дриада.

– Боюсь, о карцере нам придется только мечтать, – отозвалась я.

Велька тяжело вздохнул и махнул рукой, признавая мою правоту.

От судьбы и от наказания спрятаться было невозможно, поэтому я потащилась в столовую. Повариха, огромная гоблинша, встретила меня в дверях.

– Обед уже прошел! – громогласно заявила она. – Жди ужина!

– Я это… мне сказали на кухне отработать.

– Кто посмел? – охнула повариха.

– Новый ректор.

– Вот ведь!..

Мы обменялись понимающими взглядами, понимая, что не стоит поддаваться эмоциям, поскольку у стен есть уши. Одни из которых как раз направлялись в нашу сторону. Уши были прикреплены к голове зубастой феечки. Удивительно, но сегодня она была одета строго по уставу: прямая юбка, сапоги и мундир. Правда, сшитый так, что подчеркивал волнительные изгибы фигуры. Похоже, и в преподавательском составе не обошлось без репрессий. Заметив нас, Донателла только вздернула выше подбородок и, чеканя шаг, словно на параде, скрылась за поворотом.

– Да, дела-а-а, – только и произнесла гоблинша. – Вот тебе и новый ректор! Не даром что из столицы прислали.

– Старый-то чем не угодил? – поинтересовалась я.

– Воровал много, а делиться не пожелал, – ляпнула повариха и сразу же прикрыла рот огромной ладонью. – Ой, что-то я разболталась. А ну, марш на кухню, раз назначили.

Деваться было некуда, и я направилась отбывать наказание.

На кухне была непереносимая жара. На плите все шкворчало и кипело. В огромных бадьях варилась похлебка для адептов, рядом на небольшой печке томилось в горшочках запеченное мясо для преподавателей. От ароматных запахов рот наполнился слюной.

– Иди, садись! – гоблинша указала мне на табурет и придвинула огромный чан с корнеплодами. – Вот, надо почистить!

– Так они ж алые, – охнула я, доставая клубень потатоса, чья шкурка была почти каменной.

– И что с того?

– Старые и горькие, – я попыталась отковырять кожуру ножом, лезвие скользнуло по корнеплоду, не оставляя даже царапины. – Да тут, похоже, зубило нужно!

– А ты что хотела? – фыркнула Умма. – Молодой потатос только для преподавателей привозят. И шкурку режь тоньше, а то всем не хватит.

– Может, вообще в кожуре сварить? – предложила я. – Эффект-то один: на помойку.

– Ты поговори у меня, – осклабилась гоблинша. Желтые клыки предостерегающе блеснули. – Тогда еще и пюре делать будешь.

Я стиснула зубы и взяла корнеплод, в конце концов, у каждого есть свой запас прочности. Мой закончился быстрее, чем шкурка пятого потатоса. Лезвие ножа затупилось, а пальцы свело судорогой.

– Да чтоб тебя, – выругалась я сквозь зубы, отшвыривая гадкий клубень. На глазах выступили слезы.

Стараясь не показать слабость гоблинше, украдкой наблюдавшей за мной, я принялась растирать кисть, с ужасом думая о том, что завтра практическое занятие на полигоне. А значит, придется создавать заклинания. Как это делать после такой работы я не представляла. В голову закралась шальная мысль: ворваться в кабинет ректора и потребовать заменить работу на кухне карцером, но я побоялась, что за такое мне просто добавят время дежурств, и я погрязну здесь, среди немытых тарелок и очисток потатоса. Я представила себе эту картину, и одинокая слеза все-таки сбежала по щеке, утонув в кастрюле с очищенным десятком клубней. Ну хоть соль будет.

– Это еще что? – знакомый голос заставил подскочить на месте. Я подняла голову и встретилась взглядом с изумрудно-зелеными глазами ректора. Он стоял, сердито хмурясь. За его спиной маячил первый проректор Академии – знатный тролль и карьерист.

– Это еще что такое, я спрашиваю! Абырлагг!

– Э-э-э… что именно? – рискнул уточнить тролль.

– Это! – дракон выхватил из кастрюли красный клубень и потряс его перед носом проректора.

– П-потатос, – заикаясь произнес тот.

– Вы что не видите, что он красный! Красный!

– Д-да. Так точно!

Изумрудные глаза сузились, а в воздухе ощутимо запахло гарью.

– Точно? – процедил ректор, выпуская изо рта тонкие струйки сизого дыма. – Знаете, что будет точно? Сегодня за ужином вы будете сами есть этот потатос. И завтра, и послезавтра, пока не съедите полностью!

Он говорил, наступая на проректора, тот пятился и уперся в стену. Я даже привстала, настолько захватывающей была эта сцена.

– Я? А как же… как же адепты? – прошептал тролль, побелевшими губами.

– Адепты? А они поужинают тем, что готовили для преподавателей! – ректор развернулся к поварихе. – Что там у нас сегодня?

– Ж-жаркое, – Умма тоже начала заикаться.

– Прекрасно! – ректор шумно вдохнул и неожиданно для всех дыхнул огнем, даже не преображаясь в дракона. Я охнула, повариха на всякий случай юркнула под стол, а стук сбоку возвестил, что проректор свалился в обморок. Зато потатос раскалился, шкурка корнеплодов стала хрупкой и пошла трещинами.

– Это – преподавателям, жаркое – адептам. Проверю лично! – предупредил ректор. – Адептка де Вире, за мной!

Я оглянулась, но поскольку никакой другой адептки де Вире не нашлось, я поплелась за ректором, утешая себя тем, что он хотя бы запомнил мое имя.

Глава 5

– Знаете, как это называется? – обрушился на меня дракон, как только мы оказались в его кабинете. Я не представляла, о чем идет речь, но на всякий случай решила все отрицать: