– Ведьма!
Ведьма-ведьма-ведьма...
За ней пришли, за Луизой. А Мэтью, ослепший от счастья, не почуял. Не увидел. Ведь давно присматривались, они всегда издали начинают. Свивают гнездо в каком-нибудь городишке, к примеру в Грейт-Стаутоне, до которого он не доехал. Бродят по улицам, собирая сплетни и домыслы, допрашивая старух и болтливых вдов, которые и рады помогать божьим людям. Потом выползают за городские стены, добирая по крохам доказательства.
Сдохла корова? Хорошо! Молоко киснет? Великолепно! Трое детей зимою померли? Замечательно...
Тогда же, придирчиво перебирая лица, ищут ту самую, которая подходит лучше всех. Которой завидуют, которую ненавидят, сами не решаясь признаться в ненависти...
– Уходите, – Мэтью поднялся. Он вдруг остро ощутил собственное бессилие: хром и однорук, левая-то почти не слушается; шрамами расчерчен, старыми ранами опутан. Но отступать не отступит.
Он, Мэтью Хопкинс, знаменитый охотник на ведьм. Ему ли не знать, что Луиза – не ведьма!
В дом же ввалились двое, один краснорожий, распухший на пекарских дрожжах, захохотал. Второй истово перекрестился. Оба вмиг оказались рядом, усадили, придавили свинцовыми руками.
– Иди сюда, ведьма, – повторил человек в шляпе. – Лучше сама иди. Не гневи Бога.
И Луиза, до того застывшая от ужаса, сделала первый шаг к палачу.
– Нет! Не смей! Я... Я Мэтью Хопкинс! Я...
Стукнули по голове, и дом завертелся, вызывая дурноту. Абигайль кричала. Встать надо. Надо обязательно встать. Сказать. Потребовать. Они права не имеют быть здесь... они...
999Второй удар – наверное, Мэтью говорил вслух, если они разозлились, – и дом ускорил кружение.
– Ты, – у человека в шляпе скрипели сапоги. Громко-громко, точно петли дверные. Или это они и скрипят? Сквозняки пускают... нельзя сквозняки, Абигайль маленькая.
– Как твое имя?
– Мэтью. Хопкинс. Я Мэтью Хопкинс.
У него узкое лицо, по самые глаза заросшее рыжей щетиной. И зубы желтые, а на месте левого клыка черная гнилушка. Глаза вот мутные, пьяные, но не от местного эля, а от веры перебродившей.
– Неправда, – сказал человек. – Все знают, что Мэтью Хопкинс умер еще два года тому. Да упокоится его душа с миром. Не знаю, кто ты, добрый человек, но, видно, эта женщина крепко одурманила твой разум...
– Нет!
– ...если ты взял себе чужое имя. Мы поможем тебе. Мы спасем тебя. Во имя Господа нашего Иисуса Христа, ибо сказано...
Мэтью рванулся, выворачиваясь из рук державших. Прыгнул, хватая говорившего за горло, сдавил из последних сил и держал. Отдирали. Разжимали силой, били по голове и ребрам, выбивая крик и стон, кровь из носа и ушей, слюни по плащу проклятого пришельца.
Убивали почти, но не убили. А он, снявший шляпу – лысина блестит тонзурой, серые патлы свисают на глаза, – присел рядом. Медленно расстегнул воротник плаща и продемонстрировал стальной ошейник в ладонь высотой.
– Я не сержусь на тебя, человек. Ибо не по воле своей это злодеяние совершил...
Дальше Мэтью не слушал: потерял сознание. А очнулся на телеге, спеленутый веревками и заботливо обложенный соломой. Рядом, слабо, устало, хныкала Абигайль.
На мутном небе неявно проступал знакомый лик. Хотелось сказать:
– Не плачь, Магдалина.
А вышло:
– Не спеши оплакивать.
Проснувшись в чужом доме, Алена испугалась. А потом вспомнила. И то, как попала сюда. И то, что было накануне. Хозяин дома, человек, которого она прежде боялась, оказался вовсе не страшным. Хотя почему? Может, все на самом деле не так? Может, это он следил и в дом пробрался, а потом просто разыграл представление для наивной дурочки?
Зачем?
А чтобы быть ближе и в полной мере насладиться ее страхами, чтобы в конце концов, когда придет срок, без проблем реализовать замысел.
Чем больше Алена думала, тем более логичной и правильной казалась ей эта мысль.
Во-первых, из города уезжали тайно. Во-вторых, о существовании этого дома, купленного Михаилом недавно, никто не знал. Следовательно, у маньяка не было никаких шансов найти Алену.
Но он же нашел!
А с другой стороны, этот очкастый появился в деревне раньше Алены. И тогда именно он должен подозревать Алену. Хотя стоп. В чем ее подозревать? Влад, конечно, упомянул о проблемах, но рассказывать о них отказался.
– Ну что, проснулась?
Только теперь Алена заметила, что он находится тут же, в комнате. Сидит за столом, жует батон, запивая молоком прямо из поллитровой банки, и разглядывает ее.
Боже, она ведь выглядит ужасно! А вчера вообще истерику устроила. Влад, наверное, думает, что она сумасшедшая. Хотя какое ей дело до того, что он думает?
– Доброе утро, – вежливо сказала Алена.
– Доброе.
– Большое вам спасибо за то, что вчера помогли. – Алена совершенно не представляла, как ведут себя в подобных ситуациях, а потому чувствовала себя совершенно по-дурацки.
– Пожалуйста, – ответил Влад. – Завтракать будешь? Молоко свежее, я у соседки покупаю. Она корову держит. Рыжую. У рыжих всегда молоко жирнее. А вообще выходит недорого и вкусно.
И вправду было вкусно, хотя прежде Алена не замечала за собой особой любви к молоку.
– Я решил заняться твоей проблемой. Она представляется довольно интересной, – Влад стряхнул крошки с ладони. – Так как?
Как он это сказал! Точно сообщал о намерении жениться! Он что, думает, что теперь Алена на шею ему прыгнет от радости?
– Спасибо, но, пожалуй, нет, – Алена постаралась быть очень вежливой. – Простите, но я не знаю, насколько это... вообще решаемо.
Влад отодвинул от себя пустую банку и облизал губы.
– С твоей стороны отказываться глупо. Подумай, кому ты нужна? А если все на самом деле обстоит именно так, как ты рассказала, то все закончится весьма печально. Знаешь, это тот случай, когда нужно наплевать на вежливость. У тебя одна забота – выжить. И найти того, кто поможет выживать. Например, меня. Поэтому прежде, чем сейчас открыть рот и сказать очередную глупость, хорошенько подумай.
Она думала. Она ненавидела его за правду, которую Влад вот так небрежно бросал в лицо.
– Я вообще-то благотворительностью не занимаюсь. И поэтому, если откажешься, настаивать не буду. Выбор твой. И я снимаю с себя всякую ответственность за твою особу. Но на похороны загляну. По старой, так сказать, дружбе. Скажи только, какие цветы любишь.