Нет ни рая, ни ада

– Привет, тебя как зовут?

– Лиля.

– Какая прелесть. Ли, хочешь прокатиться на мотоцикле?

Я хмыкнула, но согласилась. С того вечера мы стали неразлучны, а я превратилась в Ли – девушку байкера.

Я обожала его литое тело, твёрдое и ладное, как монолит, за которым можно укрыться от любых бурь. Он был весёлым, азартным, безбашенным. Мог сорваться в ночь, чтобы гнать мотоцикл по пустынной трассе, чувствуя, как ветер гудит в ушах, отправиться на несколько дней на байкерский фестиваль, чтобы потонуть в грохоте музыки, литрах водки и случайном братстве, поехать на своём двухколёсном коне на Алтай или Байкал, сутками не вылезая из седла. Ему ничего в этой жизни не было нужно, кроме дороги, свободы и меня.

Однажды они с другом решили поупражняться в езде на заднем колесе и устроить гонку. Тот, кто первым придёт к финишу, получит бутылку виски двенадцатилетней выдержки. При этом на мотоцикле, кроме водителя, должен быть ещё и пассажир, то есть у Гриши – я, а у друга – его девушка. Мысль об этой затее привела меня в ужас, но я молча залезла на сиденье, вцепилась в обшивку и закрыла глаза. Мы победили, и с тех пор Гриша решил, что я приношу ему удачу. Боюсь, именно тогда он поверил в собственное бессмертие.

Я сделала его своим личным богом. Длинноволосый байкер, в чёрной косухе, на десяток лет старше, он показал мне, что значит жить по-настоящему. Адреналин в крови – и никаких мыслей о будущем. Мы мчались вперёд на скорости сто пятьдесят километров в час и чувствовали, что нарушаем законы природы: разрезали собой твёрдый воздух, взлетали над землёй, превращали кровь, бегущую по венам, в расплавленный металл. Три года пронеслись как комета, яркие, насыщенные, чувственные. Я получила диплом, и впереди было целое лето: щедрое, горячее, бурное, жадное до приключений и открытий. Казалось, впереди долгие годы сумасшедшего счастья, но всё закончилось за одну-единственную долбаную секунду.

После аварии я очнулась в больнице. Что случилось, не помнила, словно кто-то, пока я была в отключке, безжалостно или, напротив, милосердно, стёр из памяти последние два дня моей жизни. Мне сообщили, что Гриша погиб на месте до приезда «скорой», я получила сотрясение головного мозга и перелом позвоночника. Всё, на что я надеялась тогда, – это на скорую смерть. Увы. Мне предстояло пережить несколько операций, провести месяцы в гипсе и корсете, научиться заново ходить, а потом наглотаться снотворного, оказаться в реанимации, затем в психушке и вернуться в мир совершенно другим человеком. Я не умерла, но от меня ничего не осталось – кроме выжженной болью и слезами пустоты.

* * *

Я снимаю не видавшую ремонта квартиру в старом доме в самом центре города у пенсионерки, которая, дай ей Бог здоровья, уже пять лет не поднимает арендную плату. Да, есть и ещё один плюс: моя работа находится за углом соседнего дома.

Каждый день без пятнадцати восемь, проклиная утро, я выхожу из подъезда и ныряю в тенистый, заросший тополями и берёзами дворик. Ненавижу это время суток. Ночь скрывает бедность, острые углы серых домов, подсвечивает фонарями кроны деревьев, делая их таинственными и волшебными. С рассветом же холодный воздух становится резким и отчётливым, наполняется ничем не приглушёнными звуками. Родители, торопясь и ругаясь, ведут за руку своих отпрысков в детские сады и школы, машины отъезжают от подъездов, по-старушечьи шаркая шинами об истёртый асфальт, вот-вот начнётся суета и хаос дня.

Магазин товаров для животных, где я работаю продавцом, – крошечное помещение, заставленное клетками с хомячками и попугайчиками, банками и пакетами с кормами. Здесь всегда стоит неистребимый дух кошачьих консервов. Из окон видно, как поток машин с утра до позднего вечера движется по главной улице города, как снуют туда-сюда вечно чем-то недовольные люди, а прямо напротив входа, на узком тротуаре, с ранней весны и до поздней осени раскидывается стихийный базарчик. Шумные говорливые бабульки в нелепых нарядах – цветастых платках и тёплых пуховых кофтах – раскладывают на табуретках урожай: редиску, помидоры, огурцы, зелень, грибы, кабачки и цветы с дачной клумбы. И мимо невозможно пройти, чтобы они чего-нибудь тебе не присоветовали!

Сегодня утром, подойдя к крыльцу магазина, я подняла голову, взглянула на огромную берёзу и ухмыльнулась, вспомнив, как познакомилась с Машей – моей отважной, сумасшедшей, единственной и самой любимой подругой, которая заметно скрасила моё пребывание в убогом настоящем.

Однажды в марте рано утром я открывала магазин, фыркая от мороза и костеря выскользающий из замёрзших рук ключ. И вдруг заметила боковым зрением какое-то странное движение на верхушке берёзы, которая росла прямо перед входом. Подняв глаза, я замерла. По ломким голым веткам карабкалось вверх довольно крупное существо. Не кошка. Присмотревшись, я поняла, что это енот. Енот! На берёзе в марте месяце в центре города! Я забежала внутрь и начала лихорадочно соображать, кому бы позвонить. Животное нужно было срочно спасать.

Операция развернулась нешуточная. Верхолаз на автовышке, местная пресса, толпа зевак. На глазах у взволнованной публики енота с дерева сняли и вручили владельцам, которые умудрились потерять зверушку во время переезда. Главной движущей силой спасения оказалась некая девушка Маша, которая моментально откликнулась на мой отчаянный пост в соцсетях и нашла специалиста с техникой.

Когда зрители разошлись по домам, мы с Машей разговорились и с тех пор стали часто общаться. У неё в квартире жили кошка, собака и черепаха. Каждого из своих питомцев она спасла при разных обстоятельствах. Кошку Печенегу, или Печеньку, обмороженной подобрала в подъезде, собаку, Атоса, взяла из приюта, черепаху отвоевала у нерадивых хозяев.

Маша затмевала собой всех. Высокая, статная, с развевающейся копной рыжих вьющихся мелкими колечками волос, она обладала особым обаянием, потому что всегда и везде была искренней, как ребёнок. Широко улыбалась друзьям и незнакомцам, могла запросто подойти к человеку на улице и заговорить с ним, всегда была готова прийти на помощь, разделить и горе и радость. Она частенько спасала меня от приступов меланхолии, потому что могла не просто выслушать, но схватить в охапку и встряхнуть. «Лилька, включай неоправданный оптимизм и пошли спасать мир от уныния! Срочно!» – басила она в самое ухо. И как-то сразу становилось смешно, легко, здорово.

Она выросла в профессорской семье и откровенно гордилась своим отцом, который был доктором физико-математических наук, возглавлял лабораторию крупного института и преподавал в университете. Машина мама, бывшая учительница элитной гимназии, выйдя на пенсию, посвятила себя хозяйству, а когда душа начинала тосковать по школьной жизни, давала частные уроки, но только по знакомству или рекомендации. Младший брат стал врачом, жил отдельно и постоянно пропадал на работе.

Один раз я была дома у её родителей в большом и светлом коттедже, окружённом соснами. Там пахло кофе, табаком и книгами. За круглым столом меня кормили наваристой солянкой, поили фирменной самогонкой, угощали воздушными булочками с маком. Машина мама хлопотала надо мной, как над дорогим гостем, отец травил байки из институтской жизни и хохотал над нерадивыми студентами. Я же сидела на стуле, выпрямив спину и держа улыбку на лице. Моя жизнь могла бы быть такой же. Лет через двадцать–тридцать. Муж, взрослые дети, красивый дом, но главное – ощущение того, что ты живёшь своей жизнью и находишься на своём месте. Я чувствовала себя лишней в этом тёплом неглянцевом уюте, как поломойка, которую добродушные хозяева пригласили за стол. При первой же возможности я за всё поблагодарила Машиных родителей и откланялась, сочинив приличный предлог.

Подруга давно покинула родные пенаты, пережила развод, купила небольшую квартиру в нашем городке – здесь было дешевле, тише, спокойнее. Она работала журналистом-фрилансером, вела спецпроекты для нескольких интернет-изданий, фотографировала, снимала и монтировала видео. Помимо пронзительных человеческих историй, на которые у Маши был профессиональный нюх, она любила глухие места, горы, походы, ночёвки в палатке и животных. Каждую неделю она ездила на самую окраину города в местный приют для бездомных собак и кошек, ухаживала за ними, помогала пристраивать, привозила туда собранные пожертвования в виде кормов и старых одеял.

Не знаю, зачем я со своей никчёмной и неинтересной жизнью была нужна Маше, но мне не хотелось думать, что она дружит со мной только из-за своей неистребимой потребности о ком-то заботиться.

Глава 2

Я не заметила, как наступило лето, и не вспоминала больше случайного знакомого по имени Сергей. Сколько их таких было и ещё будет в моей жизни? Мелькающие кадры киноленты, картинки из старого журнала, фантики от конфет, валяющиеся по обочинам дороги – я наверняка не смогу достать из памяти ни одного лица, когда состарюсь. Если состарюсь.

Я открыла бутылку и, не заметив, как металлическая крышечка упала на линолеум на кухонном полу, сделала жадный глоток холодного, горьковатого и мелко пузырящегося во рту пива. После долгого рабочего дня и неожиданно накрывшей город жары мне нужно было освежиться и расслабиться.

C наслаждением развалилась в своём огромном кресле, сжимая в руке мокрую от выступившей влаги бутылку. Закурила, стряхивая пепел в керамическую пепельницу с изображением Нефертити, крошечную, на одного человека, даже не подаренную кем-то на какой-нибудь дурацкий праздник, а купленную самой себе в соседнем универмаге в отделе китайских безделушек – не для красоты, а просто, чтобы было где тушить окурки. Мой дом был полон таких вещей: случайных, дешёвых, странных.

После двенадцатичасовой смены ноги гудели, спина ныла. Но сегодня мне удалось убедить одну расфуфыренную дамочку потратиться на лечебный корм для её больной британки и объяснить другой, гораздо проще выглядящей покупательнице, что не стоит кормить кота картошкой и макаронами.

Я до сих пор не привыкла к тому, что люди заводят животных, часто дорогих и породистых, но совершенно не представляют, как за ними ухаживать. Многие уверены, что остатки позавчерашнего борща – прекрасная еда для усатых-полосатых: «У моей бабушки кот только так питался и дожил до двадцати лет!» А на кого-то наводит ужас слово «стерилизация», даже если животное – дворняга в десятом поколении: «Что вы, кошка должна рожать! Как можно лишать её радости материнства? А котят я утоплю, да и дело с концом». Иногда это приводило меня в такое бешенство, что хотелось уволиться, но потом я вспоминала, что, если не хочу остаться без крыши над головой, нужно платить за квартиру, и смирялась с неизбежным.

Сейчас немного отдохну, разогрею себе оставшуюся со вчерашнего ужина курицу, выпью ещё пива и посмотрю какой-нибудь сериальчик. А потом спать.

Что я делала по вечерам, когда поселилась в этой квартирке? Приходила с работы, ужинала, смотрела фильмы на ноутбуке или читала и ложилась спать. В пятницу и субботу шла куда-нибудь в бар, напивалась ровно до того состояния, чтобы суметь дойти до дома на своих двоих, или звала в гости Машу, и мы часами сидели на кухне, потягивая вино, которое она приносила с собой, потому что мне не хватало денег на хоть сколько-нибудь приличную выпивку, болтали, смеялись, строили планы на выходные или отпуск. Утром всё повторялось снова – работа, дом.

Я часто представляла, как сложилась бы моя жизнь, если бы Гриша остался жив. Он работал в автомастерской и разбирался во внутренностях машин, как бог. Я была уверена, что рано или поздно у него будет свой бизнес, однако Гриша всё чаще говорил, что хочет продать однокомнатную квартиру, доставшуюся в наследство от бабушки, купить дом на колёсах и ездить на нём повсюду в придачу к своей любимой «Хонде». Иногда мне казалось, что ему стоило родиться в другой стране и лет пятьдесят назад, в эпоху американских хиппи или лондонских панков, но, конечно, в своих мечтах я воображала, что мы проживём жизнь вместе. У нас будет дом – маленький, уютный, стоящий где-нибудь в глуши, с видом на реку или поле. Я рожу парочку, а то и больше громогласных неугомонных детишек, которые будут собирать жучков в траве, гонять по огороду нашу мохнатую дворняжку и тискать полосатых котов.

Гриша не будет стричь волосы даже в восемьдесят, превратится в высокого, худого, морщинистого старца, с седой бородой и мудрыми глазами. Я заплету косы, заменю короткие платья и юбки летящими длинными нарядами, начну носить бусы из натуральных камней и оттягивающие мочки ушей серьги. Пока хватит сил, мы продолжим гонять на мотоцикле, а потом, когда придёт время, выкурим на двоих ароматный косячок, ляжем на кровать, застеленную лоскутным одеялом, и навсегда улетим в мир грёз и видений.

Алкоголь заставил моё тело растечься по креслу, а мозг потонул в прошлом. Я уже не чувствовала голода, мне хотелось сидеть с закрытыми глазами целую вечность, не покидая вымышленного мира, перебирая в памяти воспоминания, любуясь дорогими сердцу образами, придумывая новые истории, которые могли бы со мной произойти. Но за приятными воспоминаниями всегда приходили другие.

Когда шло следствие, я валялась в больнице и не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. Ко мне приходили полицейские, со скучающим видом задавали вопросы, словно уже знали, чем закончится дело. Я мало что могла им сообщить, потому что не помнила ни момента аварии, ни ночи накануне. То ли эти воспоминания потонули в недрах сознания из-за выпитого алкоголя, то ли выскочили из головы из-за сотрясения мозга. Разбор показал, что в ДТП виноват Гриша. Суда не было. Страховая компания сделала какие-то выплаты пострадавшей стороне, и вскоре обо мне забыли. Именно этого я и хотела.

Мысли о том, почему всё это произошло, сводили с ума. Я поочерёдно винила себя, мажора на чёрной «тойоте», Бога, в которого не верила, нелепый случай. В тот день, когда я перешагнула порог больницы и сощурилась от режущего глаза солнца, словно вышла из пещеры, я поклялась, что больше никогда не буду об этом думать. Но у меня не получилось.

Телефонный звонок вывел меня из транса. Звонила Маша. Она напомнила, что завтра с утра мы собирались съездить в приют для животных. Вот чёрт, я совсем забыла о том, что пообещала ей наконец-то приобщиться к спасению брошенных собак! На днях кто-то оставил там, прямо у входа, картонную коробку с шестью крошечными щенками. В переполненном приюте они могли сразу подхватить какую-нибудь инфекцию, а денег на лечение, как всегда, не хватало. Поэтому им нужно как можно быстрее найти настоящий дом и любящую семью. Маша собиралась пофотографировать щенков, чтобы потом попиарить их в соцсетях, а я обещала составить ей компанию. «Зайду за тобой в десять», – попрощалась подруга.

Приют находился за городской чертой, недалеко от кладбища, прямо посреди раскинувшегося во все стороны луга. На горизонте не было видно ни одного деревца, но запах июньских трав и полевых цветов придавал этому месту пасторальное очарование. Через высокий глухой металлический забор доносился не прекращающийся ни на мгновение собачий лай. Мы с Машей зашли внутрь и сразу наткнулись на Ирину Николаевну – бессменного директора этого заведения.

Невысокая худенькая женщина с обветренным и покрытым морщинами лицом сновала от одной будки к другой. Тут она потрепала за ухом огромного мохнатого пса, чья кудрявая свалявшаяся в колтуны шерсть была совершенно непонятного цвета, там проверила надёжность крепления цепи крупной овчарки, рвущейся на свободу. Маша коротко познакомила меня с этой улыбчивой и подвижной женщиной: «Никогда не унывает и не опускает рук, настоящая хозяйка приюта!» Для Ирины Николаевны каждый из здешних питомцев был родным и особенным, хотя постояльцев была тьма: больше двухсот собак и около ста кошек. Я поразилась её выдержке и оптимизму. Деньги из городской казны выделялись только на зарплату скромного штата сотрудников и отлов агрессивных особей, на всё остальное: корма, ремонт и строительство будок, лечение заболевших животных – шли пожертвования.

Большинство собак и зимой и летом жили на улице. Кто в будках, кто в вольерах. Некоторым везло: сотрудники приюта и волонтёры выгуливали их в специально отведённом месте, но многие годами сидели взаперти или на привязи с одной-единственной надеждой – что их когда-нибудь заберут в настоящий дом. В помещении находились больные животные, щенки и кошки. Именно там, в отдельном закутке поселились наши подкидыши – шестеро чёрных с рыжими подпалинами щенков, похожих на такс.

– Вот они, мои маленькие, – ласково сказала Ирина Николаевна, присев на корточки. Один из щенков тут же подскочил к ней и попытался запрыгнуть на колени. – Пока всё хорошо, здоровенькие. Машунь, ты фотай давай.

Маша расчехлила чёрный «Кэнон», щёлкнула настройками и, присев как можно ниже, начала съёмку. Потом тяжко вздохнула и сообщила, что нужно вынести щенят на улицу, тут, мол, слишком темно. Мы взяли каждая по два извивающихся чёрных комочка и отправились наружу.

Визит в приют стал для меня непростым испытанием. От такого количества бездомных, брошенных, неоднократно преданных людьми животных сжималось сердце. И щенков, и котят часто подбрасывали к воротам приюта в какой-нибудь коробке – и в жару, и в стужу, иногда просто перекидывали по одному через забор. Кого-то привязывали к столбу в малолюдном месте и уезжали, у кого-то умирали хозяева, и ненужные родственникам питомцы оказывались на улице.

Когда-нибудь у меня будет свой дом, и я стану достаточно сильной и смелой, чтобы забрать отсюда живое существо, буду любить его, заботиться о нём и перестану бояться, что оно умрёт у меня на руках, разбив мне сердце.

– Серёга! – завопила вдруг Маша и кинулась куда-то в сторону.

Через минуту она уже висела на шее парня, который с трудом удерживал в руках две огромные упаковки собачьего корма. Я удивлённо подняла бровь. Это ещё кто такой?

Подруга подвела к нам гостя.

– Знакомьтесь, это мой братик. Сергей. Он привёз немножко еды для наших собачуль.

Братик?! Пока Ирина Николаевна бурно выражала признательность нежданному визитёру, я пыталась справиться с шоком. Этого красавчика в идеально отглаженных брюках и светло-голубой рубашке, которая подчёркивала такой же цвет его искрящихся глаз, я знала. Именно он кормил меня завтраком на кухне после того, как мы познакомились в клубе и провели ночь в моей квартире.

Кое-как усмирив эмоции, я поздоровалась с Сергеем. Узнал ли он меня? Да уж наверняка. Мне почти стыдно. Что я скажу Маше?

Щенки, как по команде, рванули к новому посетителю. Он присел на корточки и, не смущаясь того, что грязные лапки оставляют метки на его чистых брюках, принялся трепать их уши, гладить каждого по очереди и приговаривать что-то ласковое. Когда подруга всё-таки закончила фотосессию, а я выгуляла пару резвых псов, мы попрощались с Ириной Николаевной и пошли на выход. Сергей пообещал подбросить нас до дома.

Он не спеша вёл блестящий синий сандерик, не новый, но идеально чистый внутри и снаружи, по щебёночной дороге. Я почему-то сидела спереди, рядом с ним, а сзади Маша не переставала щебетать.