– Папа! – Семен с минуту смотрел на него, а потом оттолкнул руку, протягивающую сложенную в маленький конвертик бумажку. – Как ты можешь!
Не слушая увещеваний отца, он побежал по гулкому коридору, слыша топот собственных ног. Семену хотелось топать еще громче, чтобы заглушить услышанное, заставить его исчезнуть…
* * *
– Ой!
Дима Щукин, стоявший на воротах, вдруг согнулся пополам с таким очевидным страданием на лице, словно ему только что изо всей силы врезали под дых.
– Что-то живот прихватило…
ВасГен, сидящий на трибуне, тут же подбежал к вратарю, потрогал лоб, ощупал живот…
– Что с ним? – забеспокоился Макеев. Тренировка, конечно же, была прервана.
– Вызовите «Скорую». Очень сильное отравление! – скомандовал врач и снова взглянул на пострадавшего. – Что ты сегодня ел?
– У нас в буфете… пирожок и компот… – простонал тот, трясясь.
Пирожок и компот!..
Семен похолодел. Не может быть! Этого просто не может быть! Вероятно, это ему только снится? Но нет, окружающее слишком реально, и к тому же только сегодня…
«Попаду, чует сердце мое, попаду со скамьи запасных на скамью подсудимых…»[6 - В. Высоцкий «Песня правого инсайдера».] – доносился тем временем из динамиков хриплый голос Владимира Высоцкого.
– Я… – Семен не договорил, потому что рот зажала чья-то сильная рука.
– Отца родного заложить собираешься? Ишь что удумал! Я ж ради тебя стараюсь!
– Я не хочу! Не хочу! – прохрипел Семен, пытаясь сбросить тяжелую руку.
– Что не хочешь? Эй, Бакин! Ты что, на тренировку не хочешь?
Семен застонал и открыл глаза.
Ну, слава богу, все-таки только сон. Какое же это счастье! От облегчения даже голова закружилась.
– Уже иду! – поспешно уверил он тренера.
Он не только идти – бежать, лететь может! Как мало, оказывается, нужно человеку для счастья!
* * *
Я поджидал ее у подъезда. Бабки, сидевшие на скамейке и несущие вахту даже в самые холодные зимние дни, подозрительно косились на меня и перешептывались. Они всегда на посту – никакой агент иностранной разведки не пройдет. Но вот, наконец, и она. Из-под шапочки выбились волосы, щеки слегка разрумянились от мороза… Пожалуй, она даже красивее, чем я ее запомнил…
– Добрый вечер, Юля! – под прицелом любопытных взоров местных старушек я шагнул к ней.
– Добрый вечер, Сергей Петрович!
– Пожалуйста, без отчества, – попросил я. – Давайте попросту.
– Ну хорошо, – она поколебалась, – Сергей… А вы, наверное, к Антону…
– Нет, я к вам. Почему вы мне сразу не сказали, что произошло?..
Она посмотрела на бабушек, которые, несмотря на старческое снижение слуха, пытались не упустить ни единого слова. Глухота у стариков вообще бывает очень избирательной.
– Знаете, Сергей, – Юля решительно взяла меня под руку, – пойдемте-ка лучше в дом, я напою вас чаем…
У Антиповых была небольшая, но очень уютная кухня. Милые прихваточки, красивые, подобранные с большим вкусом, чашки, и даже сахарница в виде пряничного домика казалась необыкновенно милой и… домашней. Да, с моей холостяцкой кухней и не сравнить!
– Итак, к вам приставал Романенко, а Антон увидел это и ударил его клюшкой, – озвучил я историю, услышанную от Димы Щукина. – И после этого ваш сын на занятия больше не ходил.
– Конечно, не ходил! – Она поставила передо мной дымящуюся чашку, от которой исходил чуть терпкий аромат свежей заварки. – Антон немного импульсивен, но ваш Романенко настоящий козел! Да-да, именно козел!
– Юля, поймите…
В этот момент в прихожей послышался звук открывающейся двери, и на кухню заглянул уже знакомый мне Антон Антипов. Взгляд у него был цепкий, настороженный.
– Антон. – Юля подбежала к нему. – Проходи. Сергей… Петрович пришел поговорить с тобой… насчет той ситуации…
Он сел напротив, снял шапку, обнажив подстриженную ежиком голову, и насупился.
– Ты уже не хочешь играть в хоккей? – начал с вопроса я.
– Хочу, – Антон разглядывал скатерть, – а что проку, все равно не вернусь в команду… И, если хотите знать, я вовсе не раскаиваюсь! Может, только в лицо не следовало бить…