Типаж

– Да я поняла, – улыбнулась незнакомка. – В ногу ранило, что ль? Видела, как вы её тянете. А сейчас куда?

– Обратно на фронт.

– На фронт?! Куда вам с такой ногой?

О том, что его направляют в Смерш переводчиком, Михаэль, разумеется, не сказал. Отделался общей фразой.

– Фронт большой. Найдётся что-нибудь подходящее.

– А здесь что ищете? Заблудились? Вам же на станцию, наверное, надо…

– Я улицу Речников ищу.

– Речников? Так это ж близко. А кто вам нужен? Может, я помогу.

Михаэль знал только имя мачехи. Название улицы он слышал от Клавы. И всё. Правда, Клава говорила, что улица небольшая.

– Я только имя знаю. И улицу, – неуверенно произнёс он.

– А как зовут?

– Катерина.

– Катерина, – задумчиво повторила женщина. – На Речников… Это не Рябинина ли вдова? Алексея Спиридоновича? Мастера с паровозоремонтного?

Рябинин! И фамилия Клавы – Рябинина.

– Похоже. А дочь Клава была у него?

– Ну да. На фронте сейчас. А другая, Лиза, в Горьком живёт.

Всё совпадает.

– Да, это она, – твёрдо сказал Михаэль. – Спасибо вам огромное.

– Ну что спасибо? А дом как найдёте? Пойдём, провожу. Я – Надя. Надежда то есть. А тебя как? – спросила Надя, снова переходя на «ты».

– Михаил.

Хотя Надежда говорила, что до улицы Речников недалеко, путь к дому Катерины занял немало времени. Или Михаэлю показалось? Нога ещё болела, идти было тяжело, и он с облегчением вздохнул, когда его спутница остановилась у довольно нового двухэтажного деревянного здания. По дороге Надя успела рассказать, что у неё трёхлетняя дочь, сама она работает на швейной фабрике бригадиром смены, а муж…

– Его, как война началась, на третий день призвали. И только одно письмо. В военкомат ходила, а там… «Сведениями, – говорят, – не располагаем». Пропал, стало быть, без вести. А это всё равно что плен, всё равно что клеймо предателя на нём, а значит, и на мне. Так клеймо и носила, пока в одно утро похоронка не пришла. Представляешь? Плачу, слёзы текут, и сама не знаю отчего – от горя или от облегчения. Клейма-то больше нет.

– Вот он, дом Катерины, – сообщила, остановившись, Надя. – У тебя когда поезд?

– Утром должен быть. Товарный до Новой Ладоги.

– А до утра что станешь делать?

– Не знаю. На станцию пойду.

– Вот что, – решительно сказала Надя, – мне отлучиться надо, а ты с Катериной переговори, но отсюда не уходи. Понятно? На перекрёстке дожидайся. Ко мне пойдём.

– Неудобно как-то, – смутился Михаэль. Ему и впрямь было неудобно.

– Ну вот ещё! Застеснялся! Ты что, на танцах в первый раз? Или не мужик? Пойдём, говорю! Поешь и выспишься нормально.

В доме было несколько квартир. Какая из них Катерины, Надя не сказала. Может, и не знала. Михаэль постучал наугад. Из-за двери послышался женский голос.

– Ну чего тебе ещё, баламут? Говорю же: нету Ленки. В деревню поехала.

– Я ищу Екатерину, – отозвался Михаэль.

– Екатерину? – Дверь приоткрылась, из-за неё выглянуло недовольное морщинистое женское лицо. – Это какую Екатерину? Рябинину?

– Да. Она здесь?

– А где ей быть? У себя она. Приболела немного, а так всё на заводе да на заводе с утра до вечера. На второй этаж поднимайся, милок, квартира четыре. Уж прости, что тебя «обложила». Шляется тут один, по ранению демобилизованный. К внучке моей пристал, как репей колючий. Вот и отправила девку в деревню…

Екатерина Рябинина оказалась постаревшей, осунувшейся, потерявшей былую привлекательность женщиной. На вид ей было лет пятьдесят, хотя Клава говорила, что мачехе нет и сорока. Михаэля впустила не сразу.

– Кого там ещё носит?

– Я, я… – запинаясь от волнения, пробормотал Михаэль. – Я в госпитале лежал. Сейчас…

– Ну а я тут при чём? – перебила из-за двери мачеха Клавы.

– Я с Клавой… Я… Мы воевали вместе…

Дверь открылась рывком.

– С Клавдией?! Вместе?! Проходи!

Михаэль прошёл в комнату.

– Присаживайтесь, – перешла на «вы» Екатерина, увидав звёздочку на погонах. – С Клавочкой, значит, служили? Ну как там она? Писем-то нету. Почитай как год уже. И сестре не пишет, и брату. Что с ней? – с надрывом спросила мачеха. – Ох, чует сердце беду. Чует…

Михаэль замер. Он рассчитывал у Екатерины узнать о Клаве и с опозданием понял, что мачехе известно меньше, чем ему.

«Она ничего не знает, – пронеслось в голове. – Как ей сказать, что я потерял Клаву?»

– Два письма только были. В последнем писала, что Михаила своего встретила, – продолжала, делая видимое усилие, Екатерина. – Постой, постой, – опять перейдя на «ты» и внимательно вглядываясь в Михаэля, проговорила она. – Уж не ты ли это будешь? Душу-то не тяни! Рассказывай!

Михаэль чувствовал себя так, словно под ним был не стул, а горячая печь. Он вспотел, хотя в комнате было не жарко. Рассказывать? Но как? Где Клава? Если не погибла – значит, в плену. А это почти одно и то же.

Он начал с самого начала – со знакомства в поезде. Екатерина сидела, не шелохнувшись. Слушала не перебивая, не задавая вопросов, с непроницаемым лицом.

– Я ротой командовал, – закончил рассказ Михаэль. – До последних минут был в бою. А потом, когда стали из окружения выходить, кинулся Клаву искать, но, – развёл он руками, – медсанбата уже не было. Так и не нашёл…