Кто играет в человечков?

– Да я не просёк, что это они. Как вы поняли? В смысле, они же нормально вели себя.

Говорун сплюнул и задумчиво сощурился.

– Ты говорил, что у тебя мелкие были, да? Во что они играли в безопасных местах? Во временных убежищах? В машинах?

– Младшая крутила из тряпок чудовищ, я сам раздобыл ей нитки.

– Во-о-о-т! Люди играют в монстров. А теперь смотри, во что играют эти. У них человечки, всегда человечки, которых они методично раскладывают для перерождения. Так они выдают себя. Играют в людей.

Солнце вовсю шпарило сквозь дыру в стене и рывком проснувшийся Рома машинально перекатился в тень, чтобы не припекало затылок, и напряжённо прислушался к стрекоту насекомых. Вроде всё спокойно. Если закрыть глаза и позабыть про ужасно саднящие ладони, то вполне ещё можно было притвориться, что нет никаких охотников и можно прямо сейчас с гоготом сбежать вниз по улице к реке, чтобы искупаться с друзьями. И с Катькой. Мысли о ней казались странно приятными, без примеси постоянной и надоедливой горечи, и Ромка очень отчётливо, в мельчайших деталях представил её чуть загорелое лицо со смеющимися от счастья глазами. Да, именно к ней тянуло особенно.

Рома нашарил на полу флягу и сделал жадный глоток, но чуть не захлебнулся от неожиданности – по видимой через пролом части улицы, прижимаясь к зданию почты и нагнувшись, чтобы быть ниже окон, пробиралась девушка в шляпе. Её движения были прекрасно выверены и напоминали хищника, уже выбравшего добычу и подкрадывающегося поближе, чтобы сделать один точный бросок. Интересный расклад.

Рома вытер рот тыльной стороной ладони и бесшумно поднялся, чтобы не упустить момент, когда незнакомка поравняется с соседним домом и он сможет перехватить её с гарантией. Девушка замерла, как будто почуяла его намерения, и подняла голову, безошибочно остановив свой взгляд прямо на нём. Гигантские солнечные очки закрывали пол-лица, но сомневаться в направлении её внимания не приходилось и Ромка еле-еле справился с порывом отпрянуть, ведь с улицы никак нельзя заметить фигуру в тёмной комнате, щель в повреждённой стене была слишком узкой.

Задержав дыхание, Ромка не без удовольствия оглядел её великолепные формы, с учётом устоявшейся жары вполне доступные для обозрения, и автоматически оценил оружие – а девчонка-ка то воображает себя крепким орешком, судя по арсеналу. Особенно умилили торчащая из высокого ботинка рукоять чего-то острого и грозного и впечатляющий запас магазинов на поясе. Она что, мнит себя охотницей? Неужели жить надоело? Хотя другие, кто предпочитал тупо прятаться, рано или поздно – честно говоря, всегда поздно – понимали, что нужно было бороться, а не ждать. А раз она всё ещё жива – значит, не так уж глупа. Будет жаль, если пропадёт зазря.

Рома покосился на свой объёмистый рюкзак и прикинул, насколько она готова рискнуть ради тех запасов еды, которые он сумел найти в подвале этого дома, брошенного владельцами ещё в самом начале и до сих пор практически не разграбленного, если не считать варварски отломанных досок на фасаде. Может быть, поставить на подоконник несколько консервных банок, чтобы привлечь девчонку? Подкрепиться ей по-любому не помешает.

Пока Рома размышлял, хочет ли он по-доброму или по-плохому разойтись с новой неизвестной переменной в уравнении или вообще вынести её за скобки, девчонка добралась до угла и уверенно скользнула к парадному входу его убежища. Похоже, свободы выбора не будет – она всё решила за него.

Ромка без единого звука перенёс вес тела и вжался в углубление за шкафом. Ручка двери скрипнула и с улицы дохнуло нестерпимым жаром и пряным ветром с примесью чего-то дразнящего.

Поймать девчонку было легко – один быстрый выпад и она с приглушённым криком должна была рухнуть на колени, не успев использовать свои игрушки, но у порога дома та сняла смешные очки и в самый последний миг он наконец смог хорошенько рассмотреть её лицо.

Это была Катька. Его Катька.

Поэтому он чуть смягчил удар и ослабил руки, так что потенциальная пленница получила шанс вывернуться и он теперь с силой прижимал её к себе, блокируя запястья.

По её ошарашенному лицу пробежала волна бешеного, неконтролируемого гнева и она буквально выплюнула ему краткое и однозначное:

– Ты! Какого чёрта! Нет!

Он удивленно задрал брови и обиженно ответил:

– Это же я! – и потянулся обнять Катьку, но получил яростный пинок в голень.

Рома взвыл от боли и чуть не отпустил активно сопротивляющуюся девушку, но инстинктивно увернулся от следующего выпада и жёстко встряхнул брыкающуюся бывшую.

– Я тебя не трону, не трону! – выдохнул в изящное ухо и в один приём уложил её лицом в пол, заботливо целя в валяющийся матрас, а не на покрытый толстым слоем пыли и очевидно твёрдый паркет. Даже не углубляясь во всякие смысловые дебри, Рома категорически не хотел, чтобы она поранилась, и не воспринимал Катьку, как врага. Она просто ошиблась. Запуталась. Поверила во всякую чушь. Всё можно исправить.

– Тогда отпусти, – зашипела Катька и снова попробовала вырваться из цепких объятий. Барышня с характером, сдаваться не в её правилах! За это она ему всегда и нравилась. С детства, сколько он себя помнил.

– Не могу, ты дерёшься, – парировал Рома и на всякий случай придавил коленом хребет, трогательно проступающий под задравшейся майкой. Даже в поверженном состоянии она была красива, как образцовая фурия с плакатов, заманивающих на примитивнейший из боевиков. – А ещё ты очень шумишь и привлекаешь охотников со всего района. Жить надоело, что ли? – повторил вслух вопрос, адресованный ранее самому себе.

Катька крепко выругалась, но примирительно зашептала:

– Ладно, молчу. И чего ты хочешь от меня? Чего медлишь-то?

– Разве не ясно? Надо поговорить. Это же я, Кать. Как ты можешь вот так?

– Издеваешься? – она возмущённо дёрнула шеей и закашлялась.

Рома старательно избегал смотреть на приятные изгибы и длинные голые ноги, весьма чувствительно напоминающие, как давно он был одинок, так что скептически хмыкнул, достал из кармана пластиковые хомутики и бережно стянул на запястьях, сведённых вместе, а потом педантично зафиксировал и лодыжки. По крайней мере, так она не сбежит в ту же секунду, как он отвернётся.

– Нормально, не жмёт? – он медленно убрал колено и с беспокойством склонился над обездвиженной Катькой, от души надеясь, что она не будет слишком злиться из-за элементарной предосторожности. В конце концов, на его месте любой, включая саму гостью, действовал бы так же. Такие уж теперь нравы.

Рома ожидал чего угодно – всплеска ненависти или откровенного презрения, но в Катьке будто что-то щёлкнуло и пылающие гневом глаза вдруг стали абсолютно пустыми и безжизненными. И Рома с досадой признал, что так ещё хуже.

– Я просто хочу убедиться, что ты не наделаешь глупостей, – и совершил первую по-настоящему серьёзную ошибку, позволив себе поддаться порыву и робко коснуться этой удивительно тёплой на ощупь кожи, усеянной бисеринами пота. Оправдать нелепый жест необходимостью было бы невозможно, да и Катька предсказуемо отпрянула, бросив полный недоумения взгляд, несколько смазанный её незавидным положением.

Узнавание обрушилось на Ромку, как таран. Он уже видел у неё похожий взгляд.

Ромка и Катька в компании прочих вчерашних школьников забрались на крышу самого высокого здания их городка и встречали июньский рассвет, бурно фантазируя о будущем, в котором они непременно оказывались все вместе. Катька со смехом прервала поток несусветной чепухи, приложив ладонь к его губам, и рассудительно спросила:

– Вот скажи мне, Ромка, а если бы тебе пришлось выбирать, кого спасать, одного самого любимого человека или всю планету, что бы ты решил? Только честно отвечай, не раздумывай! – и убрала руку, почти не пряча озорную улыбку.

– Я бы тебя выбрал, – без колебаний отрапортовал Ромка и по-хозяйски привлёк её к себе.

– Это он врёт, – уверенно прервал здоровяк с кличкой Булка, вечно увивающийся за Катькой, но вынужденный терпеть Ромкину победу. Когда-то пухлый мальчик, прозябающий на уроках сольфеджио, пока остальные дети гоняли за поле на холмы или на речку, к выпускному заметно окреп и стал всё больше и больше докучать его девушке, – или выбирает неправильно. Надо планету выбирать, Ромео. Иначе она тебя не простит.

Ромка хотел заржать, но Катька вот так же недоуменно оглядела его и одобрительно кивнула Булке.

– Булка дело говорит, дуралей. Если ты будешь размениваться на баб, планета в опасности.

Воспоминание унеслось с сожалением, приправленным неприятным уколом, ведь Булка был прав. Что-то скрипнуло и Рома успел уловить силуэт, мелькнувший в проёме.

Булка выстрелил раньше и Рома захрипел, теряя сознание.

Катька зло посмотрела на ничком упавшее тело и изогнулась, подставляя кисти и помогая Булке срезать с неё путы. Он убрал нож и вопросительно замер, а Катька прикусила губу и вдруг всхлипнула.

– Ты чего? Расстроилась из-за этого? Он тебя трогал? – Булка был похож на великана, хлопочущего над хрупкой девчонкой, но её властный голос разрушил мимолётное впечатление.

– Да не особо, – она выпрямилась с каменной физиономией и отряхнулась, – а ты зачем стрелял? Всех чудищ решил здесь собрать одним махом? Теперь надо валить, а я сто лет планировала заглянуть в наш старый дом, ну и везение.

– Извини, я что, должен был спокойно смотреть, как этот… резвится с тобой?

– Да я контролировала ситуацию! – Катька вспыхнула.

– Ага, я так и подумал сразу, – Булка с пристрастием изучал её, – а ты переживаешь о нём, – не спрашивал, а утверждал с явным укором, – зря ты так.

Вместо возражений Катька проверила у Ромы пульс и в её чертах проступило поистине ослиное упрямство.

– Живой. Возьмём с собой, – она вернула должок, связывая парня его же методом, – подгони машину, а я проверю его вещи.

– С ума сошла?

– Он странно повёл себя, тут что-то нечисто. Надо допросить. И всё равно нам на базу нельзя, – она сделала страшные глаза, – ещё два часа.