Где живет мандариновое настроение

От предложений дружеской попойки шарахаюсь, как проститутка от субботника. На место друзей пришли подруги. Вместо душевных посиделок и повествований о житье-бытье разум начинает играть в партизана, который никому ничего не скажет, а память может еще и гордо плюнуть в лицо любопытствующему и отвернуться. Если раньше заинтересованность мужчин моей персоной поднимала самооценку, потом стала просто забавлять, то теперь это раздражает. Бессонница. Муха пытается в безумном пике атаковать чашку, я «жаднюсь». Перебираю в памяти всех – мужчин, женщин, друзей, знакомых, а затем, как грязное белье, сваливаю все в одну кучу. Хотя какая уж тут стирка, всё это не отполощешь, легче сделать подарок мусорному ведру.

А память все подкидывает персонажи, и каждого я без причин вычеркиваю. Ну да, душевный климакс налицо, вернее, на психику. А чем еще заниматься по ночам, только распитием чаев и ведением дневника наблюдений за природой. Где-то в районе трех муха продолжает не спать, я держу оборону кружки. Больше мне оборонять нечего и не от кого. Борьба с мухой, ночные войны за доминирование над чашкой, как бы уснуть и не страдать фигней.

Глава 9

Отъезд

Когда я увольнялась, многие говорили: «Да куда же ты пойдешь?!», «Кому ты нужна на гражданке?!», «Ты не найдешь работу!» Но стоило уволиться, как я получила довольно много приглашений на работу, там были и пустяковые и серьезные предложения, в разных областях и с разными задачами. Не рассматривая их, я сразу даю отказ. Почти полмесяца сижу в четырех стенах, не в силах собрать себя и заставить хоть что-то сделать. Не могу находиться дома, в Москве. Что-то выталкивает меня отсюда, чувство неприкаянности в этих стенах, городе, мире. Чтобы не сойти с ума, пялюсь в телевизор, пытаясь ни о чем не думать, позволяю облаку деградации постепенно обволакивать себя. Я – как груженая машина, которую судьба выбила из привычной колеи и понесла по проселочным дорогам. В конечном итоге колеса окончательно увязли в непролазной грязи российского бездорожья посреди бескрайнего поля, где нет ничего, что могло бы послужить опорой для вытаскивания машины из грязи и сцепления с реальностью дорог. Я и не мечтаю о каком-нибудь тягаче, который вытащит из этого месива. Понимание, что дальше так продолжаться не может, давит, но я все равно бездействую. Канал National Geographic вещает о далеких и теплых странах, где все хорошо. По интернету рассматриваю картинки. На одном из сайтов висит объявление о сдаче дома с отоплением на берегу моря. Зимой на пляжный отдых спроса нет, в не сезон можно снять целый дом за очень низкую цену. Желающих любоваться зимними штормами и отдавать себя на растерзание морским ветрам, проникающим, кажется, даже в район сердечной мышцы, не так уж и много. Выданных мне при увольнении денег хватит, чтобы позволить себе роскошь сбежать от московской зимы, которая рождает непреодолимую тягу к солнцу. Даже не размышляя, чтобы не передумать, бронирую дом, вношу залог и покупаю билет на самолет. Муж, прекрасно понимая, что мне лучше уехать и отдохнуть, даже не высказывает возражений.

Не люблю железные дороги. Поезда – это неизбежность случайных знакомств. Всегда любила самолеты – они как птицы умеют летать, они всегда ближе к солнцу. Через два дня я уже стою у стойки регистрации на рейс в аэропорту с одной небольшой сумкой. Пара теплых вещей, джинсы да сменное белье. Все, что нужно человеку для путешествия или бегства. Почему-то, когда мы хотим кардинально поменять свою жизнь, то стремимся упаковать чемодан и уехать, сменить обстановку. На самом-то деле это глупый порыв. Мы оставляем города, но весь багаж событий и чувств все равно берем с собой. Вырывание себя с корнем из привычных мест не изменит нашу судьбу. Мы это понимаем, но все равно покупаем счастливый билет и отправляемся в путь вершить свои судьбы. Нас слишком многое связывает с этим местом, напоминает о событиях. Но даже сменив обстановку, память все равно будет откапывать обереги прошлого и подсовывать сравнение с тем или иным местом, мимо все равно будут проходить похожие на кого-то лица. От самого себя не убежать, а точнее сказать: невозможно убежать от своей памяти.

Часть вторая

Солнечный город

Глава 10

Другой мир

Сонный городок со своим провинциально-курортным шармом. Никогда раньше не бывала на курортах зимой. Совершенно другой мир. Но сейчас мне не до сравнений, отмечаю все это на краю подсознания, не оценивая: нравится или нет. Пока у меня одна цель – добраться до нового места обитания. В какую авантюру я снова вляпалась? Зачем я сюда приперлась, какая разница, где медленно сходить с ума? Выбираюсь из закоулков города, прохожу через чью-то апельсиновую рощу и вдалеке на холме вижу свое жилище. Нет, я все правильно сделала, что приехала сюда. На стук дверь открывает пожилой мужчина – хозяин этого дома. Он встречает меня как старую знакомую, радушно приглашая в гостиную, по пути что-то объясняя, как и чем пользоваться, где и что находится. Но я настолько вымотана дорогой, что не в силах вникнуть в смысл его объяснений. Наконец-таки он понимает всю бессмысленность экскурсии по дому, забирает деньги и уезжает. А я выхожу на веранду с видом на море, сажусь в ротанговое кресло и закуриваю. Зачем я сюда приехала? В надежде что-то забыть, что-то найти, что-то изменить? Сама не понимаю, для чего нужно было срываться с места и с космической скоростью, сломя голову, мчаться сюда. К чему все эти перемещения? По мнению мужа – отдохнуть. Но от чего? С таким же успехом я могла бы сидеть дома, ничего не делать, курить в тепле на привычной мне кухне и предаваться глупым размышлениям. Море, оно совсем рядом, оно размеренно накатывает на берег. Шум прибоя понемногу отводит от меня все мысли, и я просто слушаю море, постепенно успокаиваюсь от суматохи дороги, растворяюсь в его неспешности. За весь день, кроме желания добраться до конечной цели, у меня возникает первое настоящее желание – выпить кофе. Не проглотить в нервотрепке в аэропорту, в ожидании автобуса до города, а без всяких мыслей, просто почувствовать вкус кофе. Захожу в дом. В прихожей висит календарь с какими-то котятами. Снимаю его, прохожусь по дому и останавливаю все часы, пряча время в платяной шкаф.

Я не хочу знать даты, не хочу смотреть на стрелки часов, я хочу быть вне времени. Открываю окно. На улице ветер и холодно. Ну и пусть… мне сейчас нужен свежий воздух, ветер, способный выгнать московское время. Впиваюсь взглядом в линию горизонта, делаю глубокий вдох и настраиваю свое время. Время без часовых механизмов, ведущее отсчет по ударам моего сердца. На кухне устраиваю поверхностный осмотр. Растворимый кофе, видимо, так далеко запрятан, что найти его не удается. Но то, с какой легкостью я нашла молотый кофе и турку, явно свидетельствует о том, что растворимый кофе в этом доме не водится. Отмеряю весомую порцию, заливаю водой из-под крана, не заботясь, можно ли ее вообще пить, и дожидаюсь, когда начнет подниматься пенка. Проигнорировав маленькую кофейную чашку, наливаю кофе в кружку и, сжимая ее в ладонях, снова выхожу на веранду.

Не знаю, сколько так просидела, кутаясь в куртку и ни о чем толком не думая, но очнулась я от того, что окончательно замерзла, а на улице уже начало темнеть. Кое-как смыв с себя дорогу, и найдя на втором этаже спальню, я нырнула под одеяло и вырубилась без каких-либо снов.

Не знаю, сколько, может, пару дней, а может, неделю, у меня теперь нет времени, я жила кофе и сигаретами. Мои самые дальние путешествия были до плетеного кресла на веранде, не далее. Я сидела и слушала море. На большее меня не хватало. Но как-то утром меня разбудили солнечные лучи. Они так настойчиво щекотали мои ресницы, что поневоле пришлось разлепить глаза, и я поняла, что за очень долгое время проснулась, когда на улице уже светит солнце. Первый раз за долгие годы привычка раннего подъема не сработала. Ловлю себя на том, что улыбаюсь. Это хороший признак. Ступни соприкасаются с холодным полом, и с сознания слетает пелена сонливости. Ну что же, новая жизнь так новая жизнь. Надо хоть понять, с чего начинать и за что тут браться. Кутаюсь в халат и, шаркая тапочками, спускаюсь на кухню. Ну, конечно же, после одиноких посиделок самой с собой осталась немытая посуда. Оттираю турку, даже не подумав снова поискать растворимый кофе. Ставлю варить кофе. Сегодня обойдусь без варварства, кофе, как и положено, наливается в маленькую чашечку. Надо мной часто подшучивали по поводу моей любви к маленьким чашечкам, а я никогда не понимала удовольствия пить сладкую воду с чуть заметным привкусом кофе из больших лоханей на американский манер. На улице холодно, но я все равно выхожу и устраиваюсь в кресле с чашкой и первой сигаретой. «Ну что, подруга, какие у тебя планы на жизнь?» – спрашиваю сама себя. Давно не строила планов. Может, попробовать построить на сегодняшний день? Хотя зачем? У меня теперь нет часов, я свободна от времени и расписаний. Покончив с кофе, решила все же повнимательнее осмотреть свое новое жилище и прилегающую территорию. В доме невероятная холодрыга. Кажется, в объявлении про аренду что-то говорилось об отоплении и камине.

Настало время узнать, так ли это на самом деле. Лестница в цокольный этаж была найдена моментально. Котел, дарующий тепло, еще еле тлеет (ага, стало быть, не так уж и долго я провела в полном бессознании). Котел, рядом гора мешков с пеллетами. Ну что же, нет ничего, что бы не смог постичь человеческий разум. Хоть и говорят, будто женщины не слишком приспособлены решать технические задачи, но немного логики, ну, может, капельку воображения, и процесс отопления был постигнут. Пеллеты в печь – и в доме Ташкент. Теперь можно и прочую территорию изучить.

Глава 11

Дом

Дом невелик, но просторен, в нем нет ничего лишнего, нет роскоши и изысканного убранства, нет модного гламура и банального евроремонта, но в нем много воздуха и света. Прихожая с вытканными дорожками и вешалкой, смастеренной из отполированных морем коряг. Большая просторная комната с панорамными окнами, выходящими на море. Мягкий диван, на котором в беспорядке разбросаны думки, а на краю, калачиком, свернулся клетчатый плед. В углу притаился торшер с желтым грибом светильника, дарящий по вечерам приглушенный теплый свет двум, охраняющим его покой, старым креслам. На противоположной окнам стене, в ожидании холодного дня, замер камин. На втором этаже – большая комната, впустившая в себя спальню и рабочий кабинет с огромными окнами с видом на пустынный пляж. Поздним утром, когда солнце уже начинает движение по небу, в окно заглядывают лучи и будят, щекоча ресницы. А вечерами стены окрашиваются в нежные розово-фиолетовые тона, переводя голоса в шепот, и медленно гасят свет. Окна кухни и стеклянная дверь выходят в небольшой палисадник. На плите пригрелся чайник со свистком, который периодически пугает проживающих, призывно требуя к себе внимания. В углу, у окна, стоит кухонный стол, окруженный диванчиком и парой стульев, а сверху вечерним солнцем, пристально изучая карту витиеватого узора скатерти, замер абажур. Глиняная чашка с Семарглом вечно прислушивается, о чем спорят пузатый, важный заварной чайник и добродушная, веселая сахарница, но в диспут не вмешивается, все больше отмалчиваясь. Вся посуда в доме не ведает, что такое сервиз, она разномастная, нелепая, но очень милая, потому что сделана теплыми руками и с мыслями о счастливых днях. Этот дом весь сделан с любовью, в него вложена душа, и поэтому он живой. В укромном уголке поселился добрый дух этого дома, которого некоторые называют домовым. Но он не мешает людям, не воет по ночам, не скрипит половицами, пугая детей, он просто охраняет покой этого дома и его жильцов.

С правой стороны полноправной частью здания важничает пристройка-мастерская. Две ее стены сделаны из стекла, открывая панорамный вид с одной стороны на море, а с другой стороны на палисадник. Две другие стены от пола до потолка загружены верстаками, стеллажами, полками и антресолями, на которых покоится разнообразный хлам, очень нужный, из которого потом обязательно хоть что-нибудь, да можно будет сделать полезное в хозяйстве. В углу мастерской замер гончарный круг. Как будто часы этого мира остановились. Но вот придет хозяин, возьмет холодный и влажный кусок глины и начнет его сначала вымешивать, как пекарь тесто. Привычные движения ладоней с усилием вниз и вперед, вниз и вперед. Глина постепенно впитает в себя тепло рук. Затем хлесткими и размашистыми ударами, как будто за что-то наказывая глину, мастер начнет ее отбивать, выгоняя воздух и добиваясь гомогенности материала. А потом бросит на круг скатанный комок глины.