Невеста для Дракона

– Я счастлива, когда рождается музыка. Когда я пою. Или играю.

– Сыграешь для меня?

– На чём?

С пальцев Шаха сорвался пучок огненного света, приводя в движение солнечные лучи. Это выглядело так, будто невидимый проектор спроецировал картину, поначалу бледную, нечёткую, дрожащую. Потом пылинки, танцуя в луче света, стали собираться, преображаться, соединяться между собой. Не прошло и минуты, как на изумрудно-яркой траве, в тени деревьев, похожих на ветвистые плакучие ивы, покрытые кремовыми цветами шиповника, стоял величавый рояль цвета слоновой кости с ослепительно-золотыми педалями.

– Сыграй для меня, – повторил Шах.

Ирина подошла к инструменту. Приподняв крышку рояля, заглянула в его гулкое нутро, обнаружив там вполне реальные натянутые струны.

Пальцы легко заскользили по клавишам – прохладным, упругим, но не твёрдым, а именно таким, как нужно, чтобы рукам было легко и приятно извлекать волшебные мелодии.

Музыка полилась, рождаясь вопреки солнечному свету и ярким цветам –прохладная, ясная, сдержанная лунная бетховенская соната.

Намёк на печаль, на страсть, на нежность, вот-вот готовых родиться в мир, заполнить его, навсегда остаться во плоти, но… так и оставшихся лишь призраком в ночи, дразнящим людские души.

Человеческая неясная тоска о чём-то, чему мы и сами порой не можем дать определения. По совершенству? По ускользающей юности? Мечте? Так и не пришедшей любви? Смирение с тем, что мы смертны? Что память о нас развеется быстрее, чем отлетит дым от костра?

Человек как цветок, отцветает едва лишь набрав полноту сияния. Мир манит нас обещанием вечности, бессмертия и красоты, но обманывает, обрывая песню на полу звуке и это больно и грустно.

А лицо, запрокинутое вверх, к равнодушной, далёкой, недостижимой луне – что это: мольба или протест?

Вздох-выдох – и тишина…

Ирина опустила дрожащие от напряжения руки обратно на колени.

– Твоя музыка действительно прекрасна, – тихо сказал Шах. – Сыграй ещё, – попросил он.

– Одна из моих любимых, – представила Ирина. – Шопен.

Шопеновская страстность, в отличие от протестующей музыки Бетховена, напоена нежностью. Хрустальная сеть мелодичных звуков, прохладных, как струи дождя, накрыла поляну и – мир исчез.

Ирина оказалась в объятиях Шаха, бережно и твёрдо её поддерживающего.

На полу горели свечи, а за их дрожащим отсветом лился дождь, прозрачный, как глаза Флёр. В чёрных и страстных глазах Шаха сверкал золотой отблеск, словно на дне его зрачков тоже сияли свечи.

Ирина не понимала, где находится, но это было и неважно. Она кружилась вместе с Шахом Чадом, подчиняясь ведущей их обоих мелодии и чувствовала, как у неё растут крылья.

Знала, что в этот момент живёт точно не напрасно.

– Поцелуйте меня, – робко попросила она.

– Разве смею я целовать невесту Дракона-Хранителя? – подтрунивающе спросил он.

– Я ничья невеста, – обижено надула губы она. – Вы же понимаете, как ничтожны мои шансы не сгореть в этом пламени? Если вскоре от меня не останется ничего, может быть… может быть вы когда-нибудь вспомните меня? Поцелуйте, прошу вас!

И прежде чем последние звуки слетели с губ, Шах Чат накрыл их своими губами, мягкими и горячими.

От его сладкого, как ладан, дыхания, закружилась голова. Его прикосновения пронзали, как током.

Утоли мою душу! (Нельзя, не коснувшись уст,

Утолить нашу душу!) Нельзя, припадя к устам,

Не припасть и к Психее, порхающей гостье уст…

Утоли мою душу: итак, утоли уста.

Ощущение жара закончилось так же быстро, как и накатило.

Звук ливня настойчивой барабанной дробью бился в уши.

Ливень – слёзы…

Вода билась о края, разбиваясь в мелкие брызги. Вода загасила свечи. Вода размывала краски, сбивала лепестки с цветов и смывала из этой реальности белый красавец-рояль.

Шаха Чада рядом больше не было.

Хорошо, что шёл ливень. Когда плачет небо, никому не под силу понять, что за вода струится по твоим щекам?

Ирина никогда прежде не задумывалась о возможности безответной любви. Как это не странно для девятнадцатилетней девушки, любовь вообще мало волновала её.

Внезапное, острое влечение к Распорядителю Драконьих Игр свалилось словно снег на голову.

Ирина прекрасно отдавала себе отчёт в том, что это чувство не имеет шанса на взаимность. Во-первых, Шах Чад ослепительный красавиц, а она миловидная, но – девушка, как девушка. Во-вторых, он не человек и один бог знает, сколько ему на самом деле лет.

Но даже если расфантазироваться и навоображать себе невозможное, не стоит забывать о том, что она для него наречённая его господина.

Ладно, к чему думать о том, что пока далеко? Лучше помечтать о том, что завтра она увидит Шах Чада снова.

Глава 3. Подготовка к конкурсу

Как же может конкурс невест обойтись без парикмахеров, визажистов, имиджмейкеров? Правильно – никак. Почти всю вторую половину дня Ирина вместе с Кин Ли провела в местном аналоге бани. Тут её называли водарт.

Около часа она валялась на горячем мраморе и время от времени её поливали тёплой водой. Потом местные служки принялись специальной рукавицей с шершавым покрытием снимать с тела омертвевшие клетки кожи. Видимо, в воде и в паре был какой-то химический состав или заклинание, благодаря которым вместе с пилингом проводилась и депиляция. Ни единого лишнего волоска не осталось на теле.

Завершающим этапом процедуры стал массаж с воздушной мыльной пеной.

После омовения приступили к процедуре маникюра-педикюра. Всем ногтям на руках и ногах придали одинаковую форму. Приятно порадовало то, что вместо диких расцветок, к которым Ирина внутренне уже приготовилась, всё обошлось маникюром, на земле называемым французским – изысканный шик естественной простоты.

– Спасибо, – вежливо поблагодарила она.

На смену банщикам пришёл парикмахер. Его пальцы заскользили по волосам Ирины, втирая в них какие-то лосьоны, из-за чего те воссияли ярким блеском.

С помощью заклинания волосы удлинили так, что теперь её локоны ниспадали до самой талии.

В итоге Ирина едва узнавала себя в новом образе.