Мужчина засмеялся, а за ним и его приятели.
– Суд высшей инстанции отменил, – объяснил Беленов. – Мне назначили два года принудительных работ. Вот отмечаем с друзьями. Адвокат еще советует получить с ментов. За то, что ты, гад, меня при задержании избил.
– Ты на меня сам с ножом бросился.
– Так у меня психотравма эта самая… Я не соображал…
Ерохин обернулся и посмотрел на столик, за которым осталась его жена. Теперь они с Олегом склонились над столом и о чем-то переговаривалась шепотом.
– Ладно, – сказал Ерохин убийце, – в следующий раз бросишься на меня с ножом, поймаешь пулю.
– Поживем – увидим, – рассмеялся Беленов.
Ерохин вышел из ресторана, подошел к своей «девятке», которую спереди подпер багажник «Мерседеса», сел в машину, завел двигатель, сдал немного назад, потом попытался вырулить вперед. Сразу не получилось, но со второго раза удалось, правда, зацепив бампер «мерса». Сработала сигнализация дорогого автомобиля.
Ерохин рванул с места.
По пути он заскочил в магазинчик, взял бутылку водки. Дома сел за накрытый стол. Сразу плеснул себе почти полный стакан и начал закусывать остывшими котлетами и холодными макаронами с сыром.
Лариса вернулась быстро, бутылка еще была почти наполовину полной.
Правда, Ерохин перебрался с ней в гостиную. Он слышал, как открылась входная дверь, как в прихожую вошла Лариса, как она разувалась, не говоря ему ни слова, хотя видела и открытую дверь комнаты, и спину мужа, сидящего за столом. И бутылку водки, стоящую на столе, тоже наверняка видела.
Ерохин не обернулся, не спросил жену ни о чем, взял бутылку и плеснул в свой стакан.
– Ты сорвал нам мероприятие, – прозвучал голос жены, – дело даже не том, что проститься по-человечески не получилось – просто вся моя работа пошла насмарку. Только-только я вернула человека в нормальное адекватное состояние, а тут для него новый удар – у меня, оказывается, ревнивый муж, который меня выслеживает. Понятно, что мент – это тоже диагноз, но Олег – он из другого теста сделан. У него и так все по жизни плохо. Его отец оставил семью, когда мальчику было семь лет. Оставил их с матерью без средств, им пришлось голодать. Отец, кстати, очень не бедный человек. Мать мучилась, страдала, болела…
– Зачем ты мне все это рассказываешь? – спросил Сергей, не оборачиваясь и поднося стакан ко рту.
– Чтобы ты понял, как мне трудно пришлось. Олег полгода назад, уже находясь в нашем городе, узнает, что у него умерла мать. Ему пришлось самому заниматься похоронами, а когда вернулся сюда в институт, то немножко тронулся… Да-да… Именно тронулся. Он перестал обращать внимание на действительность, которая его окружает… Он начал жить в своем воображаемом мире, где нет зла, где только любовь и сострадание. Он попал в нашу клинику…
– Как он туда попал? – удивился Ерохин. – Насколько мне известно, у вас очень дорогое заведение.
– Друзьям Олега удалось связаться с его отцом, достучаться до него. И отец все оплатил.
– Значит, все-таки у твоего подопечного есть друзья, – снова удивился Сергей, – и отец не такой уж бессердечный. И на вид твой Олег не такой уж несчастный…
– Хватит кривляться! – закричала Лариса. – Ты всю мою работу пустил насмарку. У Олега рецидив…
– Его снова в клинику отправили?
– Нет. Он поехал домой. Но теперь я не уверена, доедет ли он туда. У человека горе. А ты сидишь и водку пьешь. Не надоело считать себя выше других людей? Кто ты такой сам?
Сергей снова взял стакан, залпом выпил его содержимое. Взял с тарелки половину котлеты и отправил ее в рот.
– У меня был сокурсник, – начал он, продолжая жевать, – а у сокурсника дедушка без ноги, фронтовик. Так этот дедушка часто брал баян и наигрывал нам одну и ту же песню.
Ерохин поднялся из-за стола, подошел к шкафу, за которым у стены стояла гитара, взял ее в руки, прошелся по струнам, а потом запел, аккомпанируя себе:
Я был батальонный разведчик,
А он писаришка штабной.
Я был за Россию ответчик,
А он спал с моею женой.
– Ой, Клава, родимая Клава,
Ужели судьбой суждено,
Чтоб ты променяла, шалава,
Орла на такое говно.
Забыла красавца-мужчину,
Позорила нашу кровать,
А мне от Москвы до Берлина
По трупам фашистским шагать…[2 - Народная песня. Хотя авторство приписывают Алексею Охрименко (Дед Охрим).]
Лариса смотрела на него с круглыми от удивления глазами.
– Ты – больной, – наконец прошептала она, – я только сейчас это поняла. Я тут перед тобой всю душу наизнанку выворачиваю, а ты какие-то маргинальные песни поешь…
Ерохин перестал играть и вернул гитару на место.
– Ладно, – произнес он, – будем считать, что этого Олега не было никогда…
Он прошел мимо жены, вышел в коридор и услышал, как она прошептала за его спиной:
– Ненормальный.
А его разрывало от обиды, злости и ненависти.
Глава вторая
Воскресное солнце все так же слепило глаза.
Ерохин вышел из ванной, зажмурился, а когда открыл глаза, то увидел перед собой Нину.
– Ты куда-то собираешься? – спросила она. – Выходной ведь.
– Заскочу в свою квартиру, скажу студенту, чтобы съезжал. Дам ему пару дней на сборы. К тому же за ним должок небольшой.
– Может, пусть поживет еще немного, – предложила Нина, – ты меня не стесняешь нисколько, к тому же двадцать тысяч в месяц тебе не помешают.
– А девушку, с которой познакомлюсь, куда приводить?
– Да когда ты еще познакомишься… – начала было тетка и сама испугалась того, что сказала. – Я не в том смысле. Просто надо куда-то тебе выйти, компанию приличную себе найти. Не на улице же ты знакомиться будешь.
– А почему бы нет? Оденусь поприличнее. Прикинусь интеллигентом…
– Да, – согласилась Нина и снова вспомнила: – Оденешь свои новые ботинки.
– Да я как-то…