Актеры затонувшего театра

А когда дверь осторожно затворилась, спросил:

– Холмский опять к тебе заходил, чтобы настучать на кого-то?

– Почему опять и почему обязательно настучать? – интеллигентно и мягко возмутился Гибель Эскадры. – Он пришел, чтобы обсудить сегодняшнюю…

Но Софьин не слушал, он обернулся к Вере и хохотнул:

– Эпиграмму на Станислава Холмского я, кажется, еще не рассказывал вам.

Вера покачала головой, а Гилберт Янович отвернулся и возмущенно вздохнул, не рискуя возразить спонсору. И вдруг словно очнулся, посмотрел на Веру, всплеснул руками:

– А что вы стоите? Присаживайтесь, пожалуйста. Борис Борисович и так тут как дома. Хочет сидит, а хочет стоя, дурацкие эпиграммы вспоминает.

Гостья опустилась за стол, потом в кресле развалился Софьин, а затем только на свое место вернулся Скаудер, очевидно, рассчитывая, что олигарх не будет читать эпиграмму. Но просчитался.

– Опять же плод творчества нашего уважаемого народного артиста Волкова, – продолжил тему Борис Борисович и продекламировал:

С помощью небес наш Холмский
Принят был в театр Омский.
Там он стал для всех примером,
Только предал небеса,
Совершая грех содомский
С мэром-коррупционером
По фамильи Ковбаса.

Борис Борисович закончил, посмотрел на побледневшего сердитого Скаудера и усмехнулся.

– Начнем с того, что это чистая ложь, – начал Гибель Эскадры. – То есть я неправильно выразился, чистой бывает только правда, а это грязные инсинуации старого гомофоба. Начнем с того, что Стасик никогда не служил в Омском театре, потом…

– Так и Ковбаса никогда не был мэром, он был вице-губернатором, и не в Омске, разумеется, а совсем в другом регионе, – перебил Софьин. – Но часики-то были…

– Я все объясню!

– Не надо ничего объяснять. – Софьин обратил свой взгляд на Веру. – Холмский, служа в своем первом театре, вдруг стал появляться на репетициях в золотых часах и на вопросы коллег отвечал, что это ему поклонники подарили. Потом в доме вице-губернатора был произведен обыск, во время которого, помимо крупных сумм денег, в национальной и иностранных валютах, помимо коллекции картин и костюмов модных брендов, была обнаружена свалка дорогих часов. Документы и товарные чеки на часы имелись, хронометры были приняты по описи, но одних часов, а именно золотого «Ролекса» стоимостью тридцать семь тысяч евро, не хватало. Вице-губернатор Ковбаса объяснил, что подарил «Ролекс» молодому артисту местного театра Станиславу Холмскому в знак восхищения его талантом. Так что Стасику пришлось вернуть часики в казну, а самому уволиться и отправиться искать счастье в столицу, где он познакомился с известным режиссером…

– Все было не так! – воскликнул Скаудер. – Я же сказал, что это все грязные…

– Проехали, – не дал ему договорить Борис Борисович. – Ты не сказал, на кого Стасик тебе в очередной раз стучать приходил.

– Я ответил: мы обсуждали программу сегодняшнего мероприятия. Мы всей труппой решили поужинать в семь, закончить быстренько, переодеться, подгримироваться, потом последний прогон и где-нибудь к половине девятого можете прийти вы вместе со своей прекрасной спутницей…

– Спасибо, что разрешил нам поужинать сегодня, – усмехнулся Софьин. – И запомни на будущее: ты видишь перед собой не только мою прекрасную спутницу, но и известного финансового консультанта и экономиста Веру Николаевну Бережную. Она мой старый друг.

– Какая же она старая? – расцвел в улыбке Скаудер. – Вера Николаевна – молода и прекрасна. Я грешным делом даже подумал… Впрочем, это не важно, что мне пришло на ум. Хотя, честно признаюсь, я даже подумал, а не предложить ли ей роль в моей новой постановке.

– Я бы отказалась, – покачала головой Вера. – Не люблю раздеваться на публике.

– Жаль, – вздохнул Гибель Эскадры. – От великой славы отказываетесь.

Он театрально развел руками, сделал грустное лицо, вздохнул и тут же, вскинув голову, заразительно рассмеялся.

– Это была шутка, господа. Неужели бы я мог позволить себе предложить такой изысканной даме нечто, порочащее ее?

– Действительно смешно, – согласился Софьин без всякой улыбки. – Кстати, почему у тебя Танечка Хорошавина такая грустная ходит?

– А я-то тут при чем? – вскинул брови и плечи Гилберт Янович. – Она должна быть счастливой. Я недавно всей труппе объявил, что в будущем сезоне у нас две премьеры: «Зори» Верхарна и «Двенадцатая ночь» Шекспира.

– «Зори» – это про что? – спросила Вера.

– Про нашу жизнь, про недовольство народных масс существующим положением, о том, как народ свергает тирана, – охотно объяснил молодой режиссер. – Но я раскрою тему по-новому. Не про парижскую коммуну, а про то, что происходит за окном: толпы мигрантов, толпы протестующих подростков и офисных хомячков… Будут звучать стихи и рушиться Останкинская башня.

– С башней ты поосторожней! – погрозил пальцем Борис Борисович.

– Башня – это образ, – поморщился Гибель Эскадры. – Собирательной образ всей пропаганды, которая одурманивает массы.

– И с мигрантами поосторожней. На сцену их выводить опасно.

– Да я и не собираюсь! Вон сколько студентов в театральных вузах. Только кликну, они что угодно изобразят на сцене – хоть предновогоднюю ночь на площади у железнодорожного вокзала в Кёльне. А Танечка у меня будет в «Двенадцатой ночи» Виолу играть. По идее она должна играть и своего брата-близнеца, но в моей постановке ее брата-близнеца будет изображать Стасик Холмский.

– Они разве похожи? – удивилась Вера.

– А это не важно. У меня вообще Танечка будет играть не Виолу, а Себастьяна, а Стасик, наоборот, Виолу. И все женские роли будут исполнять мужчины, а мужские – женщины. Волкову достанется роль Марии – фрейлины Оливии, а Кудрявцевой достанется Мальволио. Хотя…

Он замолчал и задумался.

– Разве можно так обращаться с известной всем пьесой? – удивилась Вера.

– Какой пьесой? – удивился Гибель Эскадры. – Кто ее знает хорошо? Никто и не помнит даже настоящее название! А Шекспир назвал свое великое произведение «Двенадцатая ночь, или Что угодно». Вот мы что угодно с ним и сделаем. Пусть только попробует кто бросить в меня камень! Но не это меня волнует сейчас…

Он вздохнул и посмотрел в окно, ветер гнал по небу серые вечереющие облака и трепал суетливых чаек.

– Я думаю, что мне делать сейчас с Кудрявцевой? И со всей этой шайкой-лейкой.

Он вздохнул еще раз, словно решаясь на что-то неприятное, но неотвратимое. После чего продолжил, как бы размышляя с самим собой:

– Дело в том… – Скаудер замолчал и вдруг встрепенулся. – В советские времена существовала такая шутка: знаете, что такое Малый театр? Это Большой после зарубежных гастролей.

– Ну! – нахмурился Софьин.

– А что «ну»? У нас случилось нечто подобное? Из гастролей мы возвращаемся в неполном составе. Именно Кудрявцева уговорила некоторых участников остаться в свободном мире, где у нее проживает дочь. Когда они вернутся, мне доподлинно неизвестно. А ведь скоро начнется подготовка к новому сезону, подготовка к новым премьерам, о которых я упомянул в нашем разговоре. Предположим, невозвращенцы вернутся. А чем они занимались там, то есть здесь, где мы пока находимся? А я вам отвечу! Кудрявцева договорилась со своей дочерью, а та договорилась с русской диаспорой в Норвегии о том, что труппа российских артистов даст несколько спектаклей. Спектаклей будет ровно тридцать – в Осло и в Тронхейме. Местные театры предложили подлым отщепенцам свои площадки, билеты все проданы. А что покажет Кудрявцева и компания? «Три сестры»? Или мою Гедду? Ведь, как всем известно, декорации к этим двум спектаклем прибыли в Норвегию отдельно – в грузовой фуре. Прибыли вместе с двумя рабочими сцены, которые теперь тоже участвуют в сговоре и будут таскать мои декорации туда-сюда без моего ведома и согласия. Мне известно, что за каждый спектакль каждый отщепенец планирует получить по триста евро, остальное захапает Кудрявцева со своей дочерью, разумеется. И что же в итоге? Каждый отщепенец отхватит по девять тысяч евро за месяц, а я, отец всего… Я, творец всего светлого и радужного, останусь гол как сокол…

– Насчет всего радужного это ты в самую точку попал, – согласился Софьин.

– Ну ведь правда, – грустно вздохнул Гилберт Янович. – Ведь постановка, которую украла Кудрявцева, это моя интеллектуальная собственность!

Он посмотрел почему-то на Веру.

– Ваша, – согласилась Вера. – Это я вам как человек с юридическим образованием могу подтвердить. Но вы же не будете из-за этого разгонять труппу?