7 шагов к себе. Женщина-радуга

Если есть хоть одна улыбка, хоть одна измененная к лучшему жизнь, то все не зря! Это значит – моя душа смогла капельку эволюционировать и перейти на следующую ступень Сансары.

Кто заплачет, когда я умру?

Вероятно, когда я увижу людей с неба, мне будет все равно, ведь там нет страдания, привязанности, оценки, но, возможно, будет боль за их сердца…

Я так хочу, чтобы там была сплошная, тотальная молитва, чтобы там были ладони Бога.

Кто заплачет, когда я умру?

Я думаю, что будут такие люди. Но знайте, что слезы боли будут вашим очищением! Я знаю это, так как мои слезы после ухода Даника были одним из самых мощных переживаний в жизни. Я никогда не была так близка с Богом, как в первые несколько дней после его ухода… если бы не рука Бога, наверное, я бы не смогла снова встать и дышать.

Кто заплачет, когда я умру?

Когда бы это ни случилось, я приму это с благодарностью.

Я буду изо всех сил стараться не бояться перехода и отдаваться всему, что будет со мной происходить в бардо…

Кто заплачет, когда я умру?

Мне кажется, что самое страшное для уходящей души – это видеть боль близких. Поэтому не плачьте, когда я уйду…

Но мне чувствуется, что в этом теле я задержусь надолго, видимо, есть миссия, которую нужно исполнить.

Мне так хочется дожить до того состояния, когда умирать телом будет не страшно…

Как же хочется не бояться… встретиться с Богом в улыбке и любви.

Кто заплачет, когда я умру?

Я не хочу больше перерождаться… Хочется проснуться раз и навсегда от иллюзорности мира, от абсурдности Эго, от оценок хорошо и плохо… от отождествления себя с личностью…

Поэтому каждая смерть делает нас ближе к свету…

Кто заплачет, когда я умру?

Не важно! Важно то, что есть сейчас. Важно то, что наши души смогли сделать друг для друга в этом теле. Важно то, смогли ли мы побудить кого-то на любовь, доброе бескорыстие и просто чистое бытие.

Кто заплачет, когда я умру?

Я хочу, чтобы мое тело кремировали и прах развеяли в Америке у подножья парка самых больших деревьев мира, которые называются секвойя. Там живут настоящие вековые индейцы, которые близки мне по духу.

Много лет назад, когда я оказалась там впервые, почувствовала, что это мое родное место, что я там уже была… То место я вспоминаю по сей день, оно наполнено магией и волшебством… оно для моей души, для моего тела…

Кто заплачет, когда я умру?

Знайте, что мы не умираем, мы просто осуществляем переход… и мы обязательно встретимся в других формах.

Я люблю этот мир и очень хочу отдать себя ему как можно больше и честнее.

* * *

Чем старше я становлюсь, тем больше вижу в отражении зеркала маму. Ее носик, веснушки. Ее характер, иногда не самый мягкий… И это согревает мое сердце.

Я родилась в Туле в многодетной семье. Провинциальный городок, где все друг друга знают. Папа работал в такси и был очень уважаемым человеком, а мама занималась домашним хозяйством. Она была интересной, начитанной, интеллигентной женщиной. И очень красивой. У меня есть два старших брата и большое количество родственников.

К сожалению, я не очень хорошо помню свое детство и всегда прохожу мощное погружение в тело, чтобы вспомнить себя ребенком. Я забыла, каково это – быть в безопасности, быть беззаботной, так как научилась подстраиваться под мир. Научилась выживать. А просто расслабиться и почувствовать себя ребенком мне трудно. Даже когда я смотрю на детские фотографии, не всегда помню себя там. Многое, что было в детстве, словно закрыто от меня плотной шторкой и будто вычеркнуто из жизни. Я заново учусь, заново открываю эти двери. Чтобы еще больше укореняться во вкусе живой жизни: беззаботной, легкой, радостной.

Но все же некоторые воспоминания остались в моем сердце. Я помню очень сильную опору и стабильность в лице моего папы. Он всегда был моим защитником, что бы ни случилось. Он оберегал меня от всех опасностей и невзгод. Однажды соседский мальчик, Филипок, ударил меня, а я рассказала папе. Мы вместе с ним пошли во двор, он поговорил с этим драчуном и сказал ему, чтобы он не смел больше обижать его дочь. Мне было так радостно и безопасно рядом с папой. Ощущение, как будто я в ладонях у Бога.

Мы часто ходили семьей на природу – осенью, летом, весной и даже зимой. Расчищали снег, разжигали огонь, жарили на костре хлеб. Иногда катались на лыжах. А летом из каждого похода я возвращалась с икебаной. Пока братья и родители готовили обед, я уходила в лес и общалась с природой. Собирала разные листочки, веточки и приходила всегда с красивым живым букетом из сухоцветов.

У нас была собака, Ганс, невероятных размеров и очень злая. Это помесь овчарки и дога. Она принимала только папу, а остальных могла просто уничтожить. Помню, как однажды она укусила маму за коленку. Только папа мог ее кормить и гулять с ней. Но меня Ганс тоже любил. Как-то мы гуляли в лесу, я была еще маленькая, споткнулась о ветку и упала. Ганс взял меня зубами за шубу, поднял и даже пронес немного как щенка. В моих глазах, в глазах маленькой девочки, собака была огромной. Потом нам пришлось отдать ее в службу охраны, потому что мы с ней уже не справлялись.

В школе до 10 лет я училась очень хорошо, была лучшей по математике. По вечерам я садилась к папе на коленки, и мы вместе с ним решали задачки. Он рассказывал мне, как устроен мир математики. Я так любила этот предмет. Возможно, потому что это время я проводила с папой.

Когда мы играли с папой в шахматы, он всегда в начале игры убирал ладью и давал мне фору. Иногда мне удавалось у него выиграть. Может, мне так казалось. Но папа давал мне ощутить вкус победы.

У меня в детстве была зарплата, это тоже придумал папа. Он давал мне карманные деньги, но не просто так, а за выполнение домашних дел: вынос мусора, глажку белья, выгул собаки. У меня была специальная тетрадка, в которой я отмечала все, что делала. В конце месяца папа выдавал мне заработанную сумму. Чаще всего я тратила деньги на сладости – лопала их сама и делилась с друзьями во дворе.

Я помню, что у нас были «Жигули». И папа очень быстро гонял на машине. А мне это очень нравилось. И когда мы откуда-то возвращались, я притворялась, что сплю на заднем сиденье в машине, чтобы папа донес меня на руках до кровати. Мне кажется, он знал, что я притворялась. Но все равно нес меня до восьмого этажа. А я чувствовала себя в полной безопасности.

На Новый год мы вместе с родителями ставили искусственную елку. Она была очень красивая, совсем не как у всех – голубая. Мы доставали из коробки стеклянные игрушки. Бережно, с любовью разворачивали их и развешивали на елке. На макушку традиционно крепили красную звезду. Завершающий аккорд – серебряный дождик. Без него елка не казалась нарядной. Это было волшебно! А еще мама и папа украшали для нас елку конфетами. Это были самые вкусные конфеты в мире, которые мы охотно ели с братьями все новогодние праздники, предвкушая каждый новый день.

На 8 Марта папа приходил домой с огромными охапками мимоз и тюльпанов для мамы и меня. И вся квартира наполнялась запахами цветов, любви, тепла и заботы.

Летом я много времени проводила у бабушки на реке Оке. Мы с папой изучали насекомых, собирали в лесу грибы. Помню пионерские лагеря, в которые я ездила.

Мы часто собирались большой семьей. Приезжали мамины и папины родственники. Папа был главным заводилой, душой компании. Такое ощущение, что все крутилось вокруг него. У нас была очень дружная семья, а потом как будто все оборвалось. Как будто папа был замочком на бусах, который скреплял все бусинки.

Мне сложно вспомнить взаимодействие с мамой. Я как-то больше проводила времени с папой. И с ним у меня были особые отношения. Хотя маму я любила, люблю и буду любить.

До того как ушел из жизни папа и меня отдали в другую семью, я помню себя девчонкой-заводилой. Я была быстрая, ясная, четкая, и мне кажется, что я проявлялась как личность на сто процентов. В 10 лет я закрылась в ракушку, и мой внутренний рост замедлился. Но таков был опыт моей души, ее запрос. Думаю, я бы не написала эту книгу, если бы не пришлось пройти все, что было пройдено.

Не просто было вспоминать, но я вспоминаю…

Я знаю, что мое детство было наполнена игрой. Игрой и беззаботностью. Это то, что обязана сделать каждая женщина – вспомнить свою игру и беззаботность. Каждый раз, когда погружаюсь в тот возраст, вспоминаю, что я могла и умела. Но забыла, зачеркнула, закрыла.

Папа

Детство мое было очень счастливым – природа, животные, любовь, вылазки в лес, интересные спортивные мероприятия с папой. Я росла счастливым ребенком, папиной дочкой. У меня были потрясающие отношения с отцом.

Но в 10 лет счастливая жизнь закончилась. Папа попал в «историю», которая в корне изменила нашу жизнь. Купил акции МММ Мавроди, в 90-е годы занял деньги у непростых ребят, у бандитов. В один прекрасный момент все разрушилось.

Помню, я прихожу со школы, в доме лежат стопки этих банкнот из МММ, и папа говорит, что ими можно теперь «подтереть одно место». Я только потом осознала, каков масштаб трагедии для всей нашей семьи. Если бы даже все родственники продали свое имущество, то не хватило бы денег закрыть даже часть долгов. Папа все это осознавал и понимал, насколько все сложно.

От безвыходности и незнания, что делать, мы начали скрываться. Ездили всей семьей по глухим деревням, перемещались с места на место. Так продолжалось около года. Это было страшное время. Постоянно казалось, что нас преследует машина, мы останавливались, гасили фары. В домах мы жили с выключенным светом. Боялись, что кто-то заберется по веревке в окно.

В тот момент я поняла, что счастья, как это было раньше, больше нет.