В гармонии с природой

Эти могучие и выносливые корабли неба, могут подняться на огромную высоту. Беркут каждодневно взлетает на высоту полутора тысяч метров и оттуда зорко обозревает землю. Он отлично видит добычу с такой высоты, а заметив, например зайца, он развивает скорость до трёх сот двадцати километров в час и, пикируя, нагоняет его в считанные минуты. Представляете, эдакая гоночная авто. Размах крыльев у них доходит до двух метров. Очень зоркое зрение. Добычу он видит на расстоянии двух километров. Вот о такой птице и рассказал мне знакомый.

Беркут наш жил где – то, недалеко от заставы, так как каждый день пограничники видели его взлетающим утром и отправляющимся вечером, в одном и том же направлении. Птица эта вызывала к себе уважение, прямо скажем. Ну кА целый день покружи на такой верхотуре, да чтобы ещё же не с таком оказаться. Самец это был, или же самка, понять нельзя, если ты в этом не дока, а вот, что птица одна и та же, это ребята знали точно. Они уже можно сказать угадывали её в лицо. И знали наверняка, что есть у неё птенцы. Ну как можно, прокружив в поднебесье не один час и получив добычу, не соблазниться ею и не растерзать прямо здесь же? Ведь ты точно голоден, как волк. Нет. Наш беркут, уносил её всякий раз в том направлении, откуда появлялся по утрам и исчезал вечером. Добычей могли быть: и заяц, и более мелкая птица, и только, что появившийся на свет козлёнок. Да мало ли кто мог стать жертвой, этого трудолюбивого воздушного гиганта. Они ведь и рыболовы отличные, если живут у большой воды. Как говорится, большому кораблю, большое плавание. Почему беркут был один, без пары, ребята тоже не могли представить. Видно случилось что – то, со второй птицей, иначе бы, они хоть иногда кружили бы в воздухе парой. Ведь птицы, особенно хищные, выбирают себе партнёра на всю жизнь, хотя, конечно же, не все.

А однажды, упав камнем вниз, птица не взлетела, как всегда. Ребята долго ждали по привычке, но беркута так и не было. Не взлетел он больше ввысь, озирая бескрайние просторы и выискивая долгожданную добычу. И они при очередном обходе, внимательно всматривались в местность, вдруг что ни будь, случилось с их «Одиноким», так они прозвали беркута.

Действительно, совсем недалеко от их заставы, они увидели знакомую птицу. Она лежала на камнях, с окровавленным крылом, закрытыми глазами и они уже было решили, что птица мертва. Но, как только они приблизились к ней ближе, глаза её вспыхнули, огромный клюв открылся, и вся она как бы взъерошилась, словно приготовилась к схватке. Затем, неимоверно тяжело взлетев, она почти на бреющем полёте, медленно махая одним крылом и изредка помогая больным, полетела всё в ту же, знакомую сторону.

Уж что случилось с ней, никто не мог даже предположить. Ребята очень огорчились и стали волноваться, как же теперь она спасётся, да и если у неё есть птенцы, кто же позаботится о них? А может там ещё больной партнёр? Они отпросились у командира и стали искать место, где могла бы свить себе гнездо эта свободолюбивая птица. Вскоре они нашли на уступе небольшого утёса, то, что искали. В небольшой выемке, на сухих сучьях и шерсти, лежал наш « Одинокий». Рядом сидели два птенца – подростка. Они с жадностью склёвывали кровь, с раненого крыла родителя. Нельзя без содрогания видеть эту картину, и молодые ребята, были просто, словно парализованы, увиденным. Чтобы птенцы жили ещё какое – то время, мать, или отец пожертвовали собой, одолев немыслимое расстояние.

Но нет, «Одинокий» был жив. Когда пограничники захотели взять птенцов из гнезда, он вдруг встрепенулся, накрыл их здоровым крылом и к удивлению всех, стал лаять на людей, как лают маленькие щенки. Да это нельзя было, даже назвать лаем, он просто тявкал. Он задыхался от слабости видно, но продолжал защищать потомство изо всех сил.

Ребята, до глубины души были потрясены этой смелостью, очарованы этой птицей, она однозначно вызывала уважение. Чтобы не провоцировать птицу больше, они накрыли всё семейство плащ палаткой, (а иначе нельзя было сладить с этой страшной, небесной машиной), забрали птенцов, потом запеленали гимнастёркой и самого беркута. Оставить эту семью на произвол судьбы, ни у кого не хватило бы совести. У них был на примете один старик – беркутчи, из местных. Вот ему – то, и решили они сделать такой дорогой и неординарный подарок. Кто понимает толк в охоте с беркутом, оценит его по достоинству.

А старик и вправду был несказанно рад такому, прямо царскому подарку. Он долго пожимал руки молодым друзьям и уверял их, что птиц никто не обидит и что в будущем, это будут отличные охотники.

«Универсал»

Когда нам подкинули щенка, мы не очень обрадовались, если честно. Был он весь такой неухоженный, худющий, со свалявшейся шерстью, от чего вид его прямо отталкивал. Но он жалобно скулил, нам было его жаль, и мы оставили малыша себе. Вымыли, накормили и полюбили, почти сразу же. Он оказался, как говорит моя внучка, Натуся, прикольным и очень забавным. Назвали мы его Барон, хотя и больно малюсенький он был тогда. У нас есть такое правило, если что – то делать, то делать хорошо, в противном же случае, не надо совсем браться за это. Я думаю, что мы правы, в своих суждениях?

Вот взяли мы щенка и стали выхаживать. Кормили, гуляли с ним. Ну как гуляли, в деревне не принято гулять с собаками, как в городах. Просто, куда бы мы ни шли, Барон всегда бежал рядом.

Шло время, и мы поняли, что с кличкой мы не прогадали. Наш, Барон в скорости, вырисовывался в приличного волкодава. Ему было несколько месяцев, а лапа его уже была похожа, на лапу годовалого пса, ну скажем овчарки. Рост его достигал полуметра, и он становился очень лохматым. Ну, прямо впору, стричь его нужно было, словно овцу. Блестящая шерсть, цвета воронова крыла, покрывала его словно шубой. Карие, очень умные глаза, в которых читалась доброта и смирение. Он был очень умён, наш Барон, а кличка, только подчёркивала его солидность.

До сих пор не знаю, что за порода была у нашего пса, а жаль. Я, конечно же, не заядлая собачница, как бывают некоторые, но об этом псе вспоминаю всегда с любовью и сожалением, что так мало побыл он у нас. Правдива поговорка: Что имеем, не храним, потерявши плачем.

Ах, как же хорош он был! Но жил он у нас не в доме, а на улице. Слишком, огромным он был для дома, а может всё оттого, что не специалист я была, в плане собаководства, о чём жалею, вот уже много лет. Ну, по Сеньке и шапка. Ошейник красивый мы ему купили, домик прекрасный соорудили. Чистюля был и аккуратист, наш Барон. Ни когда не нагадит, где попало, ни когда не раскопает клумбу или грядку. Днём любил лежать в холодке, да оно ж и понятно, носить такие кудри и гулять на солнцепёке, кому же захочется. Ночью, казалось в каждом уголке двора, слышался его басистый брёх. Сливаясь с темнотой ночи, он был по – своему страшен, когда вдруг внезапно появлялся, как бы ни откуда, но и только. Никого и никогда, он не мог укусить. Всегда заглядывал в глаза, воистину сказано, заглядывает в глаза, словно пёс. Только бывало, подойдёшь ближе, кинется к тебе; лизнёт руку, потрётся об ногу, сядет на задние лапы и слушает, что ты ему говоришь. Хвостом, бывало туда – сюда машет, словно веником метёт, пройдёт по дорожке, не надо и подметать, чисто.

На хозяйственном дворе, у нас обитает птица. Гуси, утки, индюки, куры разных пород. Каким бы ни был высоким забор, одна курочка бентамка, преодолевала его влёт. Перелетит на грядки и ну бедокурить, ну значит разгребать всё. Уж мы как ни старались исправить это, не получалось у нас никак. Приходилось всё время дежурить, чтобы она не по портила посевы и рассаду. Когда же все овощи укоренились, надобность в этом у нас отпала. Она такая маленькая, эта курочка, что одолеть укоренившуюся рассаду, уже не могла. И мы перестали обращать на неё внимание. Когда же вспомнили, то пеструшку нашу не обнаружили. На насесте её тоже не было и мы загоревали, что петушок наш остался один. А время было, конец сентября. Хозяйка, что продала мне эту парочку, всю молодь этого года, уже распродала другим односельчанам, и я прямо очень переживала о своей потере. Они такие словно игрушечные, эти бентамки и уж больно хотелось мне развести их. Ну как украшение, птичьего двора, что ли. Но время шло, а пеструшка наша так и не нашлась, и мы смирились уже почти совсем.

А, как то я стала замечать, что наш Барон, не залазит почему – то в свой домик. И не только, когда погожие и солнечные дни, а и когда идёт дождь. Лежит себе, и только глаза при жмурит, ну чтобы вода в них не попадала. Я не поинтересовалась его этим поведением, ну нравится, может ему так, разве ж его спросишь?

Сентябрь улетел перелётной птицей, на носу приближался Покров, четырнадцатое октября. Как – то сидя у окна, я обозревала свой двор. Оголился, поскучнел он. Облетела листва с виноградной лозы. Сливы и абрикос, дрожали под осенним ветром, растеряв всю свою разноцветную листву. Пламенели только астры, георгины, да хризантема набирала силу, во всей своей красе. Розовые, жёлтые, бордо и сиреневые пятна украшали двор, казавшийся ещё более серым, на фоне этой роскоши, осенней палитры. Но крупные, обворожительные, размером прямо с чайное блюдце цветы, прямо хлестали по этой осенней серости. Они так были хороши, что душа просто пела.

Вижу я и своего Барона, всё также лежащего рядом со своей будкой. И, о ужас, видно пошёл снег, а я и не заметила. Шерсть Барона усыпана белыми хлопьями, а сам он, вытянув морду и положив её на лапы, внимательно смотрит на эти хлопья, как будто что – то соображая. Вдруг, эти хлопья начинают перемещаться с места на место, а наш увалень, теперь уже, подняв, и повернув свою умную голову, с любопытством и удивлением, смотрит в сторону своего тела. Я тоже начинаю с любопытством смотреть на него. Господи, да это вовсе и не хлопья, а малюсенькие головы цыплят, что зарывшись в шерсть пса, выставили лишь свои клювики и часть голов. Да что же с вами делать? – восклицаю я и, накинув меховую жилетку, выхожу во двор. Даже, когда я подхожу впритык к Барону, он не встаёт, а только виновато смотрит на меня и приветливо, совсем тихонечко пытается махать хвостом. Но и этого достаточно, чтобы крошечные пуховки, взметнулись, словно от сильного ветра. Хвост осторожно ложится опять на землю и его обитатели, что совсем недавно поселились в нём, словно в теплом, шерстяном домике, вновь буквально ввинчиваются в шерсть. И снова торчат одни лишь головёнки и клювики, из роскошной, блестящей шерсти, нашего великана. Заглядываю в будку, там лишь пустые скорлупки, в уютном гнезде. Мамаша их, словно испарилась, позже мы находим её в обществе своего кавалера, петушка.

Что же делать с вами, чудики вы маленькие? – восклицаю я и иду за коробкой, чтобы забрать цыплят в дом. На улице плюс пять ночью и им даже не переночевать одной ночи, если они останутся здесь. Но, когда я вернулась с коробкой, оказалось, что Барон перекочевал в свои апартаменты и вместе с ним, убрались и его квартиранты. Я стала звать Барона, но он не реагировал, даже на еду, что я принесла ему, для того, чтобы выманить его из будки. Что делать в этой ситуации, я не знала, и решила, на свой страх и риск оставить всё, как есть. Выводок был слишком поздним, им всё равно не выжить, – решила я и, закрыв пледом лаз, ушла в дом. Я даже не знала, сколько же их, этих пушистых комочков. Они всё равно погибнут, так пусть уже не болит душа, если их вдруг окажется приличное количество. А то, что их было там не мало, это было видно сразу, тут и считать не надо. Пёс то не маленький и тут не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы прикинуть, хотя бы приблизительно. Но, я уже не думала об этом, пусть что будет.

Ночью, я ни разу не слышала голоса своего сторожа. Утром я не спешила открывать занавес новых обитателей этого, своеобразного, Ноева ковчега. Расстраиваться с самого утра, если они погибли, не хотелось, и я просто поставила миску с едой у будки и продолжала заниматься повседневными делами. Когда я посмотрела в сторону своего постоянного охранника двора, миска сиротливо продолжала стоять и еды в ней не убавилось.

День выдался с плотным графиком работы, и я не скоро вспомнила, о новых обитателях нашего двора. Да, если честно, я и не надеялась никого увидеть, так как ночь была достаточно холодной. Когда же у меня образовалось окошечко в расписании дневных занятий, я посмотрела в окно и была просто поражена. Наш Барон, как и на кануне, лежал у самого лаза в своё жилище, а из его шерсти, по – прежнему, выглядывали головки и торчали клювики. Когда же пригрело солнышко, около новоиспечённой няньки ли, или мамаши, а может папаши, высыпало тринадцать пуховых комочков. Все они бодренько искали что – то на земле, и я насыпала им пшена. Пуховки принялись клевать, а новоиспечённый воспитатель, решил – таки, тоже подкрепиться, из своей миски. Пока все насыщались пищей, я решила сменить подстилку в импровизированном общежитии. Пёс перестал, есть, напрягся вдруг, и я решила, будь, что будет. Оставила их в покое. Всё повторилось, как и вчера, только солнышко скрылось за горизонт, как обитатели двора, переместились в свой дом. Я только закрывала вечером и открывала днём полог, всем остальным заправлял Барон. Он перестал совершенно выходить по ночам и появлялся во дворе, лишь днём, в сопровождении своей малышни.

Ну, надо просто было видеть, эту компанию. Сколько в них было внимания друг к другу, сколько тепла. Глаза пса просто вращались, когда он наблюдал за своими питомцами, ведь их было не мало, даже для такой махины, как он. Вскоре эти завоеватели, так мы прозвали цыплят, уже завладели и едой нашего добряка. Они с удовольствием склёвывали и кашу, и мясо, а он только смотрел на них и кончик его хвоста, тихонько вздрагивал.

Осень в том году долго хозяйничала, а зима не торопила её. Холода, будто затерялись где – то в пути, осенние же деньки были ясными и погожими, хоть и не отличались большим теплом. Но всё же, температура держалась днём в пределах десяти градусов, а ночью не опускалась ниже ноля, и наша мелюзга, подрастала и крепчала, прямо, на глазах у всех. Целые дни они проводили во дворе, забираясь на грядки, чтобы полакомиться зеленью, что ещё буйно царствовала, на унавоженной земле. Они так смешно подпрыгивали и склёвывали зелёные листочки, что казалось, будто маленькие гномики, собирают урожай в лесу. А этим временем, наш такой огромный и такой спокойный раньше Барон, прямо готов был выпрыгнуть из своей шкуры, переживая за своих питомцев. Он натягивал ремень привязи и громко лаял, потеряв своих воспитанников из вида. И сколько же было тревоги и волнения в этом лае, что многим людям, имеющим маленьких детей, в пору было поучиться, заботе и вниманию. А ведь многим, так не достаёт, этих чувств.

Так и выходил наш Барон всех малышей, ни одного не погибло, из позднего выводка. Конечно же, мы утеплили их домик, обив его ещё досками и проложив, между ними пенопласт. Да ещё и набросали сверху снега и плотно его утрамбовали. А уж в середине, им хватало глубокой подстилки и живой грелки, в виде доброго и огромного, как телом, так и душой, «Барона». Этого увальня и добряка, что отказался ради этих крох, от беспечной, собачей жизни. Они без всякой опаски, могли клюнуть его в нос, или глаз, он же только мотал головой и терпел все их проделки. Такой великан, ведь когда он становился на задние лапы, он клал передние, на плечи моего мужа, а его рост метр семьдесят пять, он терпел всю эту возню таких крох, не посмотрев на них ни разу зло, или же хмуро. Не говоря уже о том, чтобы укусить. Он всегда, будто улыбался этой малышне, высунув яркий язык, и хитренько повернув морду, с прищуренными умными глазами в их сторону.

Когда же, пригрело весеннее солнышко, мы перевели всю пернатую мелочь, на их законное место, а «Барона», чтобы не скучал без них, выпускали на улицу. Там он общался со своими сородичами, что гуляли, отпущенные своими хозяевами, с привязи, также, как и он. И всё было прекрасно, он всегда возвращался домой в одно и то же время. Так же, как и раньше, он исправно служил нам, охраняя наш покой, днём и ночью. Он голосисто басил, когда слышал с улицы, какие ни будь посторонние шумы и все знали, что у нас во дворе настоящая охрана. Но так было до поры, до времени.

Однажды наш Барон не вернулся в положенное время домой, не было его и куда позже. Сначала, мы подумали, что ему встретилась симпатичная подружка и, погуляв, положенное время, он, конечно же, вернётся. И опустив, как всегда голову в знак того, что он признаёт себя виноватым, прошествует важно и уляжется у входа в свой уютный домик. Но проходило время, а нашего Барона не наблюдалось. Какая – то смутная тревога одолела мной и я стала прямо умолять супруга, чтобы он проехал по улицам и нашёл нашего друга. Он согласился, да ещё и меня взял охотно с собой, видя, как я переживаю. Мы объехали с ним не только улицы, мы в каждом дворе спросили о нём, но никто его не видел, уже несколько дней, хотя все его хорошо знали. Я уже ревела почти в голос, хотя это только нервировало супруга, а пользы от этого никакой не было. Он уговаривал меня, убеждая, что Барон умный пёс и домой он вернётся непременно. Но проходили дни, а мохнатый наш друг так и не появлялся.

Уже много времени спустя, нам рассказали знакомые, что видели, как его забрали какие – то люди, проезжающие на «Газели». Это могло случиться, ведь он был таким доверчивым псом, наш «Барон». И мы уже смирились, и были не против этого, если только, это люди добрые, и ему у них хорошо. Не дай бог, его доверчивость погубила его, и он попал в руки жестоких и бессердечных людей, которые могли сделать с ним, что – то плохое.