– Чтобы ты посмотрела. На какую-то часть оно теперь тебе принадлежит.
– Я не хочу говорить о наследстве.
– Почему? Тебе деньги не нужны?
Я замялась. Деньги мне были нужны, в конце концов, деньги всем нужны. Милый вишнёвый «жук» как никогда был ко мне близок. Но мама воспитывала меня по-другому.
– Я не считаю, что имею какое-то право на наследство.
Нам принесли горячее, Антон молчал, ждал, пока официант выполнит свою работу, после чего сделал жест рукой, прося, чтобы нас поскорее оставили наедине. Я же проводила молоденького официанта взглядом, понимая, что после его ухода последует разговор, который меня не порадует. И Антон не стал долго ждать и перешёл прямо к делу.
– Вот что ты глупости говоришь? Это ты прав не имеешь? Ты, которая выросла без отца, пока он миллионы наживал? Пока баловал другую дочь, а ты в это время хоть что-то от него видела? По-моему, это заслуживает хорошей компенсации. Трети всего его состояния. А поверь мне, цифра тебя впечатлит. Боря не собирался умирать, и жене не доверял, поэтому не оставлял завещаний и ничего ни на кого не переписывал, я точно знаю. И ты имеешь все права.
Есть я больше не могла, да и не хотела, тыкала вилкой мясной рулет и думала. Потом задала вопрос.
– Вам с этого какая выгода?
Он секунду обдумывал ответ, который стоит мне дать, а скорее всего, приценивался ко мне, после чего сказал:
– Ты права, я нисколько не правдолюб. Но сейчас, после Бориной смерти, сложилась такая ситуация, что мне нужны союзники. Понимаешь, Лера, когда я стал работать с твоим отцом, у него уже было многое, а я лишь начинал, но при этом я много работал все эти годы, много и упорно, и заработал достаточно, и для себя, и для него. И Боря это признавал. Он в последние годы расслабился, бросился во все тяжкие, всю основную работу скинув на меня. Но я не возражал, дело тут в другом. На данный момент мы имеем практически равные доли в бизнесе. Практически, – повторил он, – но не совсем. И если сейчас Марина начнёт считать, – а она начнёт, поверь! – она мало того, что будет трепать мне нервы, так ещё и бизнесу навредит. А мне очень не хочется не то что делиться с ней и отчитываться перед ней, но особенно знать, что у неё прав, точнее, процентов в моём, – с нажимом отметил Антон, – деле, в моём бизнесе, больше. Она не упустит возможности мне об этом всякий раз напомнить. И поэтому мне нужна ты.
Я едва слышно хмыкнула.
– Разбавить её проценты.
– Как хочешь назови. По сути, это сделка. Потому что без меня тебе вряд ли удастся получить больше двух серебряников из отцовского состояния. Адвокаты Марины тебя съедят, а я тебе гарантирую честную долю.
– Взамен на… – начала я с откровенным намёком на ожидаемое от него продолжение.
Антон отпил минералки из высокого бокала.
– Ты отдашь мне долю в «Колесе». Точнее, я у тебя её куплю, за справедливую цену, не переживай. Но мне это нужно. Ну и, возможно, ещё процентов десять активов компании. Мне необходим перевес. В остальном же… ты станешь богатой женщиной.
– Но прежде нужно будет повоевать, – невесело проговорила я.
– Воевать буду я, в этом и прелесть.
– Не уверена.
– Почему? Я могу поклясться. – Антон широко и приятно улыбнулся, а я сказала:
– Не уверена, что мне это нужно.
– Он твой отец, Лера.
А я разозлилась и от стола отодвинулась, и даже позволила себе повысить голос.
– Не начинай сначала!
Антон же вроде не удивился моему выкрику, только кивнул.
– Хорошо, подумай. Завтра мы пойдём на похороны, ты оглядишься и примешь решение.
Я молчала несколько минут. Смотрела в сторону и думала, Антон в ожидании моего ответа даже поесть решил. С аппетитом ел остывший стейк и на меня поглядывал. А я в итоге со вздохом сказала:
– Мне не в чем идти на похороны. У меня ни одной чёрной вещи.
Антон, кажется, моим словам, точнее, моему завуалированному согласию, совсем не удивился. Вытер рот салфеткой, отодвинул от себя тарелку и сказал:
– Купим.
3
– Ты на самом деле пойдёшь? – Мама не отговаривала меня, она попросту не верила, что я собираюсь совершить безумство и появиться на похоронах отца. Про безумство, это также мамины слова, не мои. Да ещё её тон, и я поневоле прониклась и засомневалась, точнее, запаниковала. Стояла перед зеркалом, смотрела на себя в чёрном траурном платье, которое непонятно почему мне очень шло, и вздыхала раз за разом, слушая материнскую отповедь. И это я ей ещё про Антона ничего не рассказала и про его затею с наследством. Наследство меня интересовало в последнюю очередь, о деньгах вообще не думалось, я собиралась на похороны с таким настроем, будто на самом деле встречусь там с отцом. Словно он меня увидит, сможет оценить и что-то сказать… Он не сможет, зато я встречусь с сестрой. Про неё я знала только то, что её зовут Алиса, и она меня на пять лет младше. Конечно, я не думаю, что она горит желанием сводить со мной близкие отношения, но всё же у нас один отец. Я бы хотела с ней просто познакомиться. Да и не на праздное мероприятие собираюсь, что не говори, а отца в последний путь проводить, даже такого любящего и ответственного, как мой, долг любой дочери. Скажу по секрету, я эту речь ночью сочинила, пока без сна лежала, и утром маме озвучила. Она ни одному моему доводу не вняла, меня отругала, но что могла сделать? Тем более находясь за сто пятьдесят километров?
И поэтому, выключив телефон, я снова остановилась перед зеркалом, себя рассматривая и не собираясь отступать. Поправила причёску, чтоб волосок к волоску, подкрасила губы, туфли надела, на высоком каблуке, но неудобные, и в последнюю минуту моих приготовлений, раздался звонок в дверь. Я посмотрела на часы. Надо же, он ещё и пунктуальный.
Я прошла к входной двери, перед ней на мгновение остановилась, помедлив, и молниеносным движением коснулась уложенных волос, одёрнула платье, переступила на высоких каблуках, бесшумно выдохнула, и тогда уже отперла звонок и открыла дверь. В первое мгновение мы с Антоном молчали, приглядывались друг к другу. Он меня оценивал, а я пыталась с дыханием справиться. Наверное, нужно время, чтобы к нему привыкнуть и не таращить при каждой встрече глаза совершенно неприлично. А у меня, признаться, даже во рту пересохло. Его костюм был явно пошит на заказ, потому что покупной так сидеть не может, как влитой. Чёрный, с едва заметным отливом, даже не прикасаясь к ткани, понимаешь, что она на ощупь, как масло. Снова белоснежная рубашка, но сегодня с чёрным галстуком, и в довершение нескромная улыбка, как я уже успела понять, самая привычная для Антона, она появлялась на его губах помимо его воли, от переполнявшего его самодовольства. Осмотрел меня с головы до ног, и языком прищёлкнул.
– Красота.
Я зачем-то подол платья одёрнула, показалось мне, что он взгляд на моих коленях дольше, чем было необходимо, задержал. Затем кивнула.
– Спасибо. Зайдёшь?
– Конечно, – отозвался он, не медля переступая порог квартиры и принявшись оглядываться. – Мне любопытно.
– Что именно?
– Как ты живёшь.
Я лишь плечами пожала.
– Как все.
– А где твоя мама?
– У бабушки, я отвезла её в воскресенье.
– Ты ей сказала? – Антон прошёл в комнату, опять же осмотрелся, сунул одну руку в карман брюк, а я засмотрелась на его прямую спину и широкие плечи. А ещё я постоянно ловила себя на том, что вглядываюсь в его лицо, то есть меня притягивает его необычность – не славянские черты лица, смуглая кожа, полные губы и тёмные курчавые волосы. Антон очень коротко стригся, но всё равно очень хотелось до его волос дотронуться, я была уверена, что они пружинистые наощупь. В общем, собственное любопытство было смешно и казалось детством. Я пряталась от взгляда Антона, боясь его обидеть своим откровенным рассматриванием, мне бы такое точно было неприятно, к тому же, я не была уверена, что смогу доходчиво объяснить своё любопытство. Его наверняка с детства всё это достало. Сейчас, конечно, проще, в России появляется всё больше и больше темнокожих людей, некоторые женятся и остаются, у них появляются детки, и семьи окончательно оседают в России. И на их детей уже не показывают пальцем и не ахают. Наверное… Если честно, среди моих знакомых таких семей нет. А в детстве Антона всё было по-другому, по возрасту он как раз подходит на «дитя Олимпиады 80». Где ещё его мама в те годы могла встретить его отца, в голову так сразу не приходит.
– Лера.
Я моргнула, поняла, что и без того ему в лицо смотрю, и смущённо кашлянула.
– Ты матери про похороны сказала?
Я решила отвернуться от него, не обрадованная тем, что он всё-таки за рассматриванием меня поймал.