В суете прошлых дней

– Откуда ты знаешь, что он хороший?

– Он у тебя номер телефона попросил?

– Попросил.

– Вот видишь. Значит, хороший. Иначе выставил бы за дверь, и думать про тебя забыл. А этот ответственный.

– Я иногда слушаю тебя и поражаюсь: в каком магазине ты свои мозги оставила?

– Да ладно тебе, не злись. Вы так хорошо смотрелись вместе, и под конец вечера по вам обоим было видно, что вам не терпится добраться до койки. Я что, по-твоему, тебе враг? Тебе хоть хорошо было?

– Это здесь при чем?

– Да при всем, Юль.

Я вздохнула, посмотрела в окно. Негромко созналась:

– Хорошо.

– Так это замечательно.

– Алена, ничего замечательного в этом нет. Он, может, на самом деле, нормальный мужик, а что он теперь обо мне подумает?

– Если нормальный, ничего плохого не подумает. Встретитесь потом, поговорите, объяснишь ему…

– Что?

– Что давно одна, что заскучала, а он тебе так понравился, так понравился!..

– Дура.

– Вот опять я дура! А ведь я тебе правильные вещи говорю!

Я глаза закрыла, потерла лоб.

– Ладно, у меня нет времени обо всём этом думать. Доберусь до дома, приму душ и поеду в Борск. Увидимся в понедельник.

– Удачи тебе… там, – многозначительно проговорила Алёна. Я с подругой согласилась, что удача мне совсем не помешает, попрощалась с ней и разговор закончила. Заметила, что таксист таращится на меня через зеркало заднего вида. Он, судя по всему, с интересом прислушивался к моему телефонному разговору. Я встретила его взгляд через зеркало и с вызовом поинтересовалась:

– Что?

Мужчина тут же отвернулся, стал смотреть на дорогу.

В дорогу я собралась за час. Привела себя в порядок, позавтракала на скорую руку, собрала пакеты с прикупленными продуктами и некоторыми товарами. Алёнка, да и я сама, ругала себя за то, что трачусь на людей, которым совершенно нет никакого дела, приеду я или нет, но с пустыми руками приехать не могла. То ли совесть не позволяла, то ли воспоминание о глазах родных племянников, которые ждали от меня гостинцев. Хоть какое-то яркое пятно в их безрадостном детстве.

До Борска я доехала за пару часов, то есть, в полдень я уже ехала по главной улице маленького городка на своей фырчащей машинке. Машину я свою любила, она была маленькая, красная, смахивала на спортивную модель, вот только год выпуска меня не радовал. Я и без того купила её, можно сказать, старушкой, а сейчас она и вовсе состарилась, и кряхтела и вздыхала печально во время езды, чем сильно меня беспокоила.

В Борске я родилась и выросла, перебралась в Нижний Новгород практически в двадцатитрехлетнем возрасте. И, если раньше, мне казалось, что моя жизнь в этом городке, полная и насыщенная, то после переезда в Нижний, каждый мой визит сюда, меня посещала мысль о том, что жизнь на этих улицах практически не движется. Те же дома, те же фасады, даже вывески на магазинах менялись крайне редко. Минимум машин, люди, которых вечером, даже в центре города, было практически не увидеть. Вечера все предпочитали проводить дома, как в любой деревне. Несколько маленьких, семейных кафе на центральной площади, единственный сетевой супермаркет на весь городок, с десяток магазинчиков со всякой всячиной, и причал на берегу Волги, где останавливались теплоходы с туристами. И то, особых достопримечательностей в нашем городке не было, туристов привозили погулять по живописному берегу реки, перекусить в кафе с домашней кухней, и прикупить для себя сувениров и что-то из народного промысла. «Промышляло» у нас, кстати, большинство взрослого населения городка. Ловили и коптили рыбу, мастерили какие-то поделки, варили и продавали туристам варенье и джемы. Тем и жили. Потому что из всего производства в Борске – пара ферм, лесопилка да несколько провинциальных гостиниц, в основном, для любителей той же рыбной ловли. Люди в городке жили старомодные, непритязательные, любящие обсудить и надавать советов, как кумушки на лавочке. Каждое моё возвращение в родной городок уничтожало кучу нервных клеток в моём организме, но я продолжала возвращаться сюда регулярно.

Я припарковала машину на главной площади, решила выпить кофе, прежде чем приехать к матери. Знала, что у мамы в доме кофе днем с огнем не сыщешь. Сколько бы я его не покупала и не прятала в своей комнате, к моему очередному приезду, ничего не оставалось. А без меня покупать лишние продукты никому в голову не приходило. Я из машины вышла, окинула окрестности взглядом. Скука и серость. Даже вывески магазинов смотрелись безрадостно и старомодно. Вот, например, самый популярный среди женщин магазин одежды в городке назывался: «Модница». Витрину имел наискучнейшую, и неоновая вывеска его совершенно не спасала. Да и вещи там продавались соответствующие настроению его жителей.

У новой жены моего бывшего мужа не было ни вкуса, ни жизненного огня. И её магазин полностью её характеру соответствовал.

Я стояла у высокой балюстрады советского периода, пила кофе из картонного стаканчика, и смотрела на витрину её магазина через дорогу. Ничего не могла с собой поделать, смотрела и чувствовала, как ненавижу сам магазин и его владелицу каждой клеточкой своей души.

– Здравствуй, Юля.

Я очнулась от своих мыслей, моргнула, посмотрела на прошедшую мимо женщину. Соседка по подъезду в нашем старом доме, точнее, в бараке. До моих пятнадцати лет мы проживали в деревянном бараке на окраине городка. Переехали в относительно новый дом после того, как маме выделили квартиру большей площади по многодетности. Мы переехали, но новых друзей и знакомых нам заводить не пришлось. В нашем городке практически все друг друга знали, либо находились в родстве. Нигде не спрячешься, новую жизнь не начнешь. Поэтому, в своё время, я отсюда и сбежала. Выбор у меня был небольшой: либо поставить на своём будущем жирный крест, либо уезжать в никуда. Я выбрала второй путь, хотя, решиться было очень трудно.

За семь лет жизни в Нижнем Новгороде, я добилась немалого. Я нашла себе хорошую работу, я взяла в ипотеку квартиру, хоть и совсем крошечную, я вот машину себе прикупила и стала авто-леди, как мы любим с Аленкой смеяться. Но возвращаясь в свой городок, выходя из машины на улицу, я каждый раз чувствую, что прошлое обрушивается на меня всем своим огромным весом и попорченной репутацией. Потому что моим знакомым в Борске абсолютно безразлично, чего и где я добилась. Они считают, что знают о моей жизни всё в подробностях, и подробности эти грязные и непотребные. Люди на улицах со мной здороваются, даже улыбаются мне в глаза, а сами пытливо приглядываются, уверенные, что я никак не могла измениться. Что я всё та же – дочка Ленки Махорки. А яблоко от яблони, как говорится, далеко не падает. Хоть как его не приукрась и в какую машину не посади.

– Здравствуйте, тётя Маша, – проговорила я в ответ.

Женщина на ходу обернулась на меня, окинула внимательным взглядом.

– Навестить решила?

– Да, – коротко ответила я.

– Ну, ну. Мать твою вчера видела. Хлеб в магазине покупала.

Судя по всему, моя мама кроме хлеба в магазине ничего и не покупает. Никогда. Даже в моём детстве, дома всегда был хлеб, ну и банка варенья, если кто принесет. Это был завтрак, обед и ужин.

Я молча кивнула в ответ на слова соседки. Выбросила стаканчик с недопитым кофе в урну и направилась обратно к своей машине.

О своём приезде я никого не предупреждала. Никогда этого не делала, просто потому, что вряд ли бы кто этой информацией озаботился, стал бы меня поджидать и к моему приезду готовиться. Такая уж у меня замечательная семья – всем на всех наплевать. Мама вечно занята, и не делами и работой, как вы могли бы подумать. У моей любимой мамы, сколько я себя помню, заботы были всегда одни и те же – мужики. То есть, не во множественном числе, моя мама женщина порядочная, как она сама про себя говорит. Мужик у неё всегда был один, которого она беззаветно любила и отдавала ему всю себя без остатка. Вот только этот самый «мужик» частенько менялся. Один сменял другого, тот третьего, в общем, ещё в своей юности я потеряла счет маминым влюбленностям. И, честно, долго не понимала, от чего её ухажёры без конца сбегают. Мама моя была женщиной очень красивой, она всю себя готова была отдать ради похвалы любимого мужчины, никогда и никого не ставила выше его решения и желания. Даже о своих детях, а нас у мамы трое, не заботилась так, как о них. Но личная жизнь у неё никак не клеилась. Мама влюблялась, окрылялась, порой выходила замуж, а когда очередной мужчина её оставлял, страдала, рыдала и плакала. И всё это от души и от чистого сердца. Подозревать её в притворстве или меркантильности никому и в голову не приходило. Ни от одного маминого брака – будь то официальный или гражданский, в нашем доме ничего не прибавлялось. Ну, кроме очередного ребенка. Мама как-то умудрялась выбирать на роль своего очередного героя мужчин, так скажем, ничем не примечательных, особенно совестью и моралью не наделенных. Пришли, пожили, надоело – ушли.

В кругу моих друзей детства, а прошло оно в рабочем бараке, нередко родители, даже мамы, выпивали, вели аморальный образ жизни, за моими друзьями следили органы опеки, некоторых даже забирали в детский дом на какое-то время. В нашей же семье ничего подобного не происходило. Моя мама никогда не была подвержена вредным привычкам, не пила и не курила. Она всегда следила за собой, и мужчины на улице оборачивались ей вслед. До сих пор оборачиваются, хотя, маме почти пятьдесят. Но на свой возраст она не выглядит, цветет, пахнет и мечтает о настоящей любви и принце, как и тридцать лет назад. Но сказать, что моё детство чем-то отличалось от детства моих друзей из неблагополучных семей, как-то не получалось. Если их родители не следили за ними, не кормили и забывали одевать на очередной сезон из-за того, что благополучно пропивали все заработанные и без того маленькие деньги, то моя мама… моя мама попросту не задумывалась о таких мелочах, как одежда и хлеб насущный для детей. У неё всегда был объект обожания, на котором следовало сосредоточиться. Объект в брюках и с наглой ухмылкой. Который возлежал на нашем диване и ел продукты из нашего холодильника, даже не задумываясь о том, что его хоть иногда надо теми же самыми продуктами заполнять. Это была обязанность мамы – кормить своего мужчину. А мы с сестрой (брат если и родился к тому времени, то был совсем малышом), ловили возможность, когда можно было нормально поесть. Нужно было улучить момент, чтобы проснуться раньше очередного маминого воздыхателя, и съесть то, что он ещё не съел. А если не получалось, то в холодильнике всегда был хлеб. Его мама покупала в избытке. Видимо, верила, что хлеб – всему голова.

Со времен моего отрочества и юности прошло достаточно лет. Я выросла, сестра старшая успела выйти замуж и родить своих троих детей, младший брат в следующем году станет совершеннолетним, но наша мама так и не смогла найти счастья и душевного покоя, встретить своего принца, которого беззаветно ждала многие годы и искала в каждом встречном – поперечном мужчине. В свои года она до сих пор ждет и ищет. И мне, признаться, её жаль. Были времена, когда я ей верила, потом перестала понимать, затем злилась на её безответственность и наивность, а сейчас мне её жаль. Я понимаю, что мама не изменится. Без поиска своего идеала её жизнь станет бессмысленной. Мама не представляла свою жизнь в одиночестве, без мужского плеча рядом. И совсем не важно, что плечо это зачастую слабое и сутулое в плане житейских надобностей, главное, чтобы оно было. Главное, чтобы было о ком говорить соседкам и подружкам:

– А вот мой Толик!..

Сереженька, Андрюша, Васенька, Витенька!.. Это только те имена, которые я могу вспомнить мгновенно, которые оставили хоть какой-то след в моей памяти. С тех пор, как я переехала в Нижний Новгород, я стараюсь не заострять внимание на личной жизни матери, лишняя головная боль.

Когда я приезжала в последний раз, а было это около месяца назад, у мамы случился временный застой в личной жизни, и она заметно грустила. Светлой такой грустью в ожидании новой любви. С того момента, когда предыдущий «принц» сделал от неё ноги, прошло несколько недель, мама уже успела отстрадать и отплакать, пережить потерю, и теперь готовилась к следующей судьбоносной встрече, вздыхала и с ожиданием поглядывала по сторонам. Надеюсь, что момент передышки ещё не закончился, и я успею проскочить. Если появлюсь еще через месяц, вполне возможно, мама уже будет примерять фату. Замужем официально мама побывала трижды, и каждый раз на церемонию бракосочетания надевала одну и ту же фату. Платья меняла, а фату нет. Странно, что она не задумалась о том, что эта деталь её каждого свадебного наряда несет в себе негативную энергетику. Существует же накопительный эффект. Помнится, когда я собралась замуж, мама убеждала меня примерить её фату к своему свадебному платью, а я отказывалась, как могла, вплоть до скандала. Фату я не надела, правда, от этого мой брак счастливее не стал, а затем и распался со скандалом. Но не суть. И, скорее всего, дело совсем не в фате, дело в маме, но я эту белую тряпку люто ненавидела.

Дверь в отчий дом, как всегда оказалась не заперта. Мама никогда дверь не запирала, наверное, верила, что счастье войдет, не постучавшись. Эта привычка осталась ещё с нашей жизни в бараке. Там никто и никогда не запирал двери в комнатах. Кухня общая, туалет с ванной общие на целый этаж, дети бегают туда-сюда. Лишняя морока отпирать и запирать двери, к тому же, все свои, можно сказать, что родственники, всем делились, всё про всех знали. После переезда я пыталась маме доказать, что жизнь в многоэтажке – совсем другая, здесь не принято запросто ходить к соседям в гости, да и непонятно, кто может шарахаться по подъезду, надо опасаться, но осторожность в маминой душе отсутствовала на корню. Вот и сегодня я дверь в квартиру толкнула, и она спокойно отворилась. В квартире было тихо, чистенько, но достаточно бедно. Ничего лишнего у мамы никогда не было, потому что не было лишних денег. Что и не мудрено, раз зарплата небольшая, детей трое, а ещё надо взрослого мужика содержать. Что тут лишнего себе позволишь? Но чего у моей мамы не отнять, так это жизненного оптимизма. Она всегда всем довольна, ей всего хватает, а пылкое сердце ждет чуда и любви, совсем в скором будущем.

– Есть кто дома? – громко поинтересовалась я, входя в прихожую с пакетами, и закрывая за собой дверь. Я её прикрыла, а затем повернула ключ в замке. Мне так куда спокойнее.

Мама из комнаты мне навстречу не вышла, никак не отозвалась, по всей видимости, дома её не было. Зато спустя минуту-другую, из маленькой комнаты появился младший брат. Максиму было семнадцать, этим летом он окончил школу, одиннадцатый класс, и, по-хорошему, ему необходимо было озаботиться своим будущим и идти учиться дальше. Но Макс почему-то не заботился, и мама не заботилась, и поэтому, когда его бывшие одноклассники готовились к вступительным экзаменам или искали работу, мой брат, судя по его заспанной физиономии, отдыхал дома. И ни о чем не переживал.

– Привет, – проговорил Макс, разглядывая меня. – Приехала?

– Приехала, – в тон ему отозвалась я. К братцу невольно присмотрелась. Макс у нас был парнем симпатичным, хоть и худощавым, и ростом выдающимся не обладал, но девичье внимание он без сомнения привлекал. Я много слышала о его подружках, ещё со школьных времен, класса с девятого. Максим был симпатичным ловеласом местного разлива, но при этом безумно ленивым во всем, что касалось учебы или быта. И эта самая лень открыто читалась на его лице, в его взгляде. И меня это здорово удручало. Ещё недавно, когда Максим ещё учился в школе, а у меня появилась возможность хоть что-то для него сделать, я приложила немало усилий, чтобы брата вдохновить, я пыталась рассказать ему о возможных перспективах, о жизни в большом городе, доказывала, что нужно обязательно продолжать учиться. Но чем старше он становился, тем яснее я понимала, что разговоры и убеждения ни к чему не ведут. То есть, переехать жить в Нижний Новгород Максим был совсем не прочь, он даже загорелся этой идеей, но все разговоры об учебе и работе, чтобы обеспечивать своё существование, энтузиазма в нём не вызывали.

– А как ты хотел? – удивилась я, когда наш с ним разговор в первый раз споткнулся об этот камень. – Чтобы жить хорошо, нужно и работать хорошо. Кто тебя будет обеспечивать? Кому ты нужен?