– К чему такая спешка? Может, уехать хочешь?
– Не твое дело.
Разговор начал заходить не в ту сторону. От волнения у меня вспотели ладони. По телу бегали мурашки. Я боялась, что голос выдаст мое волнение.
– Ты права – мне плевать. Деньги перевести на тот же счет?
– Да.
Стало легче дышать. С плеч упал груз. Я улыбнулась. Вот и все, а я боялась. Быстро поднялась.
– Спасибо, что помог. Прощай.
Схватила пальто и уже взялась за ручку двери, как услышала.
– Уже уходишь? Может, останешься ненадолго. У меня для тебя есть прекрасное чтиво.
Я, не спеша, обернулась. В руках у Алекса уже была синяя папка. Перевела взгляд с нее на его лицо. Он улыбался. Так улыбаются люди, которые предвкушают победу. Но не от прекрасной военной стратегии, а от изворотливости и лживости. Отворачиваюсь, вознамериваясь, все же, уйти.
– Ох зря, зря не посмотришь. Там так много о самом дорогом для тебя человеке.
Липкая паутина страха моментально сковала все внутри. Неужели он узнал про дочь? Нет, не может быть… хотя в этом городе от него ничего нельзя скрыть. Я не отдам ее ему! Она моя! Только моя!
Молча подошла и взяла папку. На Алекса больше не смотрела. Нервы были натянуты до предела. От внутреннего напряжения стоять не было сил. Поискала глазами стул, но его нет – он выкинул его, разбил стену.
Поэтому заняла место на кожаном диване, который стоял у стены, бросив пальто рядом. От напряжения задрожали руки. Открыла папку и чуть не вздохнула от облегчения… секундного, потому что от того, что я прочитала, стало снова плохо. Этот почерк я узнала бы из тысячи, из миллиона, почерк моего единственного брата:
«Я, Неверов Максим Дмитриевич, обязуюсь погасить долг в размере пяти тысяч… десяти тысяч… тридцати пяти тысяч… в срок… если я не смогу уплатить в срок назначенную сумму, то долг перейдет к моим родственникам: маме… сестре…»
В этой папке было около десяти расписок. Я не могла их сосчитать от потрясения. От увиденного стало не просто плохо, стало погано. Брат, ну почему даже из могилы ты ломаешь мою жизнь. Ты столько грязи в нее принес! Из-за тебя моя дочь чуть не стала инвалидом, а Алекс считает меня последней дрянью. Почему? Ты же был для меня всем. Я на тебя как на Бога молилась. Ты спасал меня от побоев отчима, практически спас от смерти в младенчестве, научил меня всему… и так жестко ломаешь сейчас.
Я пролистала файлы, в которые были убраны расписки. Сумма набегает большая. Весьма. Но это не мой долг! Я этих денег в глаза не видела! И платить по счетам умершего брата не собираюсь! У меня своя жизнь.
– Интересная папка, не правда ли?
Я вздрогнула. За своими переживаниями не заметила, как Алекс сел рядом. Его нога касалась моей. Он убрал прядь моих волос за ухо. По телу побежали мурашки. Я сидела, как загипнотизированная.
– Да. Но ко мне она не имеет никакого отношения. Я не собираюсь отдавать его долги. Для меня он никто.
– М-м-м… странно слышать это от тебя о любимом братике. Ведь ради него ты прыгнула ко мне в постель.
Его палец гладил раковину моего уха. Алекс находился в опасной близости со мной. Между нами не более сорока сантиметров. Я кожей ощущала исходящий от него жар. И аромат его духов, смешанных с запахом мужского тела… его тела… внизу живота начал скручиваться тугой комок желания. Дернула головой, чтобы отогнать руку Алекса и попыталась встать, но он больно схватил меня за запястье и заставил сесть рядом, чуть прижавшись к нему.
– Пока эти бумаги у меня, но я могу их отдать в любой момент весьма интересным людям.
Говорил он шепотом прямо в ухо, а тем временем его рука, которая была перевязана бинтом, забралась мне под рубашку. Прикосновения шершавого бинта и горячих пальцев к коже чуть не лишили меня рассудка, я закусила губу, чтобы не застонать от нахлынувших эмоций. А Алекс продолжал говорить:
– Эти люди, конечно, быстро заберут квартиру у твоей мамашки и ее сожителя, а потом примутся за тебя. Ты же понимаешь, как тебе придется отрабатывать им долг?
Я понимала. Прекрасно понимала. А еще я осознавала, что Алекс действительно редкостная сволочь. Он шантажировал меня. Ему что-то нужно, и поэтому он запугивает меня. Но если я откажусь, то он выполнит то, о чем говорит. Я не сомневалась – он никогда не врет.
– Что ты хочешь? – проговорила сиплым голосом.
Ты отработаешь весь долг. Будешь обслуживать дальше моих клиентов. Или криминальные авторитеты позабавятся с тобой на свой лад.
Говорит, сволочь, я сам гладит мой живот, прекрасно зная, что делают со мной его прикосновения.
– Хотя… можешь отработать и по-другому… у меня сейчас, как раз, некому согреть постель – ты сгодишься. Решать тебе.
Его горячий язык касается мое мочки, а потом зубы чуть прикусывают ее. Электрический заряд небывалой мощности пробегает по моему телу. Я невольно выгибаюсь… «Согреть постель»… Подонок! Так вот для чего этот спектакль! Ну, конечно! Вчера я ушла с другим, он был в бешенстве. Решил снова меня унизить, уничтожить, но при этом утолить свои желания! НЕТ! Ненависть тугим жгутом сковала сердце. Презираю этого человека, ненавижу всеми фибрами своей души! Да, тело мое желает его, но душа и сердце горят от дикой злости!
А Алекс уже целует мою шею. Из его груди вырывается хриплое дыхание. Отталкиваю его и вскакиваю. Готова просто убить его сейчас.
– Хочешь, чтобы я грела твою постель – плати! Ты для меня такой же клиент, как они!
Не контролирую себя больше. Обида обжигает внутренности. Боже! Как я могла любить эту сволочь! Для него ничего не значит человек. Ему плевать на все, только бы добиться желаемого!
– Я-то заплачу, – он взбешен не меньше меня, – но ты сдохнешь скоро, потому что не сможешь расплатиться с кредиторами своего брата!
– Я расплачусь! Я отработаю тебе все его долги! Но потом ты навсегда забудешь о моем существовании! И теперь я решаю с кем и за сколько я сплю!
– Нет!
– Да!
– С ним будешь спать? – он не называет имени, но я понимаю.
– Да!
Чувствую, как рыдания подкатывают к горлу. Хватаю пальто и рвусь к выходу. Но не успеваю. Руки Алекса ложатся на дверь. Он вжимает мое тело своим в дерево. Жар, исходящий от него, обжигает. Его возбужденная плоть упирается в мою попу. Он шипит от злости мне в шею:
– Скажи, тебе хорошо было с ним этой ночью? Ты кричала в его объятиях? Стонала? Ты кончала от его языка и пальцев, Маша?
– А потом целует. Жадно касаясь моей кожи. Рывком разворачивает к себе лицом и набрасывается на мои губы…
За последние сутки я второй раз оказывалась прижатой к двери, но сейчас все по-другому. Если с Лешкой дрожала от страха и отвращения, то сейчас, не смотря на ненависть, разъедающую мою душу, я горела.
Алекс разорвал на мне рубашку. Его губы устремились к моей груди. Он целовал меня как голодный. Нашел снова мои губы и впился в них до боли.
Я сопротивлялась, как могла. Но что значит голос рассудка, когда миром правят чувства… Как не больно признаваться, но я не могла без этого мужчины. Руки сами потянулись к его плечам. А губы начали отвечать на его поцелуи… Он застонал:
– Маша…
Стук в дверь напугал меня. Я вздрогнула. Алекс замер.
– Любимый, ты здесь? Я уже пришла, как договаривались! И на мне твое любимое белье!
Голос принадлежал той певичке. Любимый… вот, значит, что. Вернись с небес на землю, Маша! Этот человек только что снова тебя окунул в грязь, заставил дальше быть шлюхой, а ты хочешь от радости ноги перед ним раздвинуть. Ты не просто дура, Маша, ты полная дура!