Серебряный Ястреб

– И ты молчал? – возмутилась Ветреница и нетерпеливо захлопала себя по коленкам. – Какой он? Полон магии, да? Могучий? Сияет?

– На мой взгляд – да, но тут уж как посмотреть. Ну, сами увидите. – Лесовик встал и гордо расправил плечи. То, что ростом он был бы человеку до колена, его величия не умаляло. – Странное создание дело говорит. Позовем их, и пусть скажут, как нам быть. Зато самим ничего решать не придется!

Довод подействовал: выбор стихии грозил растянуться на целую вечность, а рассвет был уже совсем близко.

– Не хочу тут никаких людей, это же наше тайное место! – неуверенно проворчал Турмалин. – Вечно они все портят. Откалывают мои камни.

– А по-моему, с ними будет ужасно весело! – звонко возразила Ветреница. – Да, много портят, но зато придумали дудочки, и воздушных змеев, и стихи об ураганах, и флюгеры, и… О! А можно, я их принесу? Мне всегда хотелось подхватить кого-нибудь и просто унести! Можно? Ну пожалуйста!

– Давай, – решительно кивнул лесовик, взяв на себя роль распорядителя вечера. Про меня уже забыли, и я с облегчением скользнул глубже в тень. – Только осторожно, ничего им не сломай. Люди очень хрупкие.

– Само собой, – обиделась Ветреница. – Я умнее, чем выгляжу.

– Да-да. В одно ухо влетит, в другое вылетит. Ветер в голове, – проворчал Турмалин, и она дунула так, что у него чуть голова с плеч не скатилась.

– Зато у тебя она из чистого булыжника, – огрызнулась Ветреница. Костер потух, золу разбросало по поляне. – Ладно, пошла. Извините за костер, раздуйте снова, а?

Она легко упала в воздух и скрылась, а молчаливый огненный дух скользнул на ее место. Его все побаивались: опасный он парень, но сейчас он просто тронул пепелище, и костер вспыхнул снова.

На поляне воцарилась напряженная, дрожащая тишина. Все волновались, запоздало осознав, что прямо сейчас явятся люди. К людям у нас относятся сложно: любовь, страх, умиление, болезненное любопытство и вместе с этим всем – жажда их восхищения, уважения и песен.

Вчера люди преподнесли нам потрясающий, великолепный сюрприз, так что сегодня их скорее любили, поэтому так легко и согласились принять гостей. И пока мы ждем, что будет дальше, позвольте я расскажу вам, что было вчера, – вдруг вы все пропустили?

Золотая магия работает очень просто: когда мир еще был юн, кто-то из людей понял, что от хороших чувств любое дело спорится, и постарался испытывать их чаще. Земля тоже была юна, и в ответ на людскую доброту и радость породила магию, которая усиливается от светлых чувств и поступков, но тает от плохих. Постепенно люди приручили эту силу, научились использовать ее, и это был счастливый мир. Но счастье всегда рано или поздно заканчивается.

Пока другие народы взращивали в себе аниму – силу самой жизни, любовь и радость, материал для золотой магии, – один народ, который прозвали Ястребами, променял аниму на власть Тени, ее обратной стороны. Тень тоже дает мощную магию, но холодную и темную, ту, что питается злостью и равнодушием. Наверное. Я, если честно, очень мало знаю о том, как работает теневая магия: несмотря на то, кем я являюсь, я никогда не видел Ястребов близко и боюсь их не меньше, чем обычные люди и существа. Мои братья в других, процветающих и далеких империях, посмеялись бы надо мной, – вот только империи уже давно пали под властью Ястребов, и я не знаю, пригодились ли такие, как я. Одно несомненно: ничего веселого в мире Тени нет, радость и любовь они не одобряют, и золотая магия в разоренных ими землях иссякла.

Но пришел тот, кто должен был рано или поздно явиться и всех спасти, – тот, кто в самые темные времена вырастил в себе золотую магию, как цветок. Ястребы прозвали его золотым стрижом, и вот вчера, на закате, он вернул аниму огромной, бескрайней земле вокруг великого озера и к северу от него. Подавленные грустные люди ощутили в своих сердцах радость и надежду, полумертвые существа ободрились, иссохшая почва наполнилась жизнью.

Но радоваться рано. Готов поспорить на свое единственное имущество, волшебное зеркальце: Ястребы так просто не отстанут от тех, кого по неосторожности выпустили из когтей. Оттого нам и нужен тот, кто сможет всех нас спасти и точно знает, что делать. Золотой стриж.

– Не верю, что мы позвали людей, – прошептала самая прозрачная из водных дев, судорожно расчесывая волосы. – Как это вообще произошло?

Я благоразумно скользнул за дерево – и охнул: чуть не наступил на волшебный шар, который лесовик уложил среди корней. В шаре отражалась сейчас огромная вода. Не наше озеро, какая-то другая, тревожная и серая, она словно плескалась внутри шара, от него даже пахло влажным холодом и почему-то солью. Я уже протянул руку, чтобы тронуть его, проверить, твердый он или палец провалится в эту воду, но тут лесовик сердито подкатил шар к себе.

– Не трогай, – буркнул он, обнимая шар. – Рожа мне твоя не нравится, так и жди беды.

Я вскинул руки, показывая, что не угрожаю, а потом сверху раздался пронзительный вскрик, и все подняли головы. Сильный, устойчивый поток ветра тащил к нам двоих, и даже издали было видно, какие они разные. Один спокойно лежал на воздушной подушке, будто дремал, второй барахтался и голосил.

Ветер осторожно опустил их на поляну, будто с горки скатил, и спокойный кареглазый парень тут же поднялся. У него были примечательные уши – торчали ровно в стороны, так что я невольно проникся уважением к тому, кто ухитрился вырасти таким невозмутимым, являясь обладателем подобных лопухов. Он скользнул спиной к ближайшему дереву и обвел всех взглядом – так, будто просчитывал, на кого напасть первым.

Второй парень, младше и тоньше, стоял на коленях и нелепо таращился на всех, открыв рот. Ему было лет пятнадцать: бледный, очень коротко стриженный, конечности длинные и нескладные, словно он рос частями, то тут, то там, и эти части еще не выровнялись в одно взрослое тело. Попыток встать на ноги он не предпринял, и, если бы кто-то хотел причинить ему вред, это было бы проще простого.

А потом я понял еще кое-что: нет, не было бы. Кареглазый держал одну руку чуть вытянутой в сторону второго, будто готовился, если потребуется, дать отпор не только своим, но и его обидчикам. Меня пронзило острое восхищение странной, невиданной предусмотрительностью кареглазого – четкие, скупые движения, ничего лишнего, ни секунды на панику. Все замерли, разглядывая друг друга, а потом бледный парнишка выпрямился и сказал:

– Ух ты! – Он огляделся, приоткрыв рот. – Вы… Вы все… Всякие создания!

Он восхищенно шатнулся к нам, но кареглазый поднял его на ноги и убрал себе за спину. Одежда на обоих сидела совершенно нелепо, будто с чужого плеча.

– Я Нил, – бодро продолжил парнишка. – И я, ну… Золотой стриж. – Он вдруг смутился. – Точнее, уже нет. Магия закончилась. Всю отдал.

Ветреница гордо стояла рядом с ними; ее глаза, едва различимые на полупрозрачном лице, сияли.

– Ничего не сломала, – торжественно заявила она, глядя на лесовика. – Аккуратно несла.

– Благодарю, – кивнул Нил и тоже заметил лесовика. – Это же он! Из Зимнего приюта! – умоляюще прошептал он, пытаясь выдернуть свою рубашку из железной хватки кареглазого. – Ну же, выпускай!

Тот нехотя послушался. Нил подошел к лесовику, опустился на колени, чтобы их глаза были на одном уровне, и улыбнулся. Улыбка у него была поразительная – она сразу сделала его из хилого заморыша удивительно красивым. Ласковая и теплая, она сияла в глазах, и сразу хотелось быть другом человека, который умеет так улыбаться.

– Спасибо за помощь, – тихо сказал он лесовику. – И спасибо, что позвали. Я… Ну… Ужасно рад. Это честь для нас.

Растаяли даже те, кто людей звать не хотел. Я тоже это почувствовал – сразу и радость, и огромное облегчение, и уверенность, что такому можно доверить что угодно. Второй просто маячил у него за плечом, как мрачная тень. Что-то в этом было непонятное, не должен так выглядеть человек, попавший на вечеринку волшебных существ.

Кажется, эта мысль пришла в голову не мне одному – Почвенник наклонился к компании домовых, копошившихся у его ног, и тихо спросил:

– А это кто? Второй?

Домовые про людей знают больше всех, но сейчас просто вразнобой пожали плечами.

– Я не хотела его брать с собой, только стрижа, но этот не отцепился, – шепотом пояснила Ветреница, скользнув к ним. – И очень страшно на меня посмотрел.

– Потому что я его телохранитель, – сухо произнес кареглазый. Ветреница говорила очень тихо, как вообще он это услышал? – А прозрачная женщина не смогла пояснить мне, с какой целью хочет забрать моего начальника и по чьему приказу.

– Я не его начальник! – простонал Нил, отчаянно пытаясь улыбкой стереть подозрение с лиц всех вокруг. – Он мой друг и соратник. И, как видите, очень веселый парень, душа компании. – Нил фыркнул. – Он помог мне вернуть магию. Его зовут Райлан. Ударение на первый слог.

Он весело глянул на лопоухого, будто фраза про слоги – это какая-то только им понятная шутка, но тот даже не улыбнулся.

– Какова цель данного вызова? – спросил кареглазый, обводя нас всех холодным взглядом.

Он шагнул к костру, и я наконец понял, что с ним не так.

Кажется, одновременно это заметили и другие – и с криками сбились вместе. При свете костра стало видно, что загар у парня только на лбу и вокруг глаз, а нижняя половина лица очень бледная, будто никогда не была открыта солнцу. Такое могло произойти только в одном случае: если он носил маску.

Маску Ястреба.

– Ты… – прохрипел Почвенник.

Домовые неразборчиво голосили. Турмалин счел за лучшее снять с плеч валун, служивший ему головой, и прижать его к груди, как делал в минуты крайнего ужаса.

– Ну да, он всю жизнь провел у Ястребов, но он не такой, как они! – крикнул Нил, пытаясь перекричать всех. – Он местный, его просто украли! Перестаньте волноваться!

Но никто не перестал – и тогда заговорил Райлан. Голос у него был холодный как лед, но говорил он вполне здраво, я поверить не мог, что Ястреб на такое способен, – думал, они только рычат.

– Послушайте, твари всех мастей. Бояться меня бессмысленно – если бы я хотел вам навредить, вы бы заметили. Гарантирую: когда появятся Ястребы, я буду наименьшей из ваших проблем.

Все удивленно замерли – тоже не ожидали, что он способен на такую внятную речь.

А вот Нил слушал плохо, в основном разглядывал нас, и у меня заколотилось сердце: я представил, как этот добрый взгляд остановится на мне и я почувствую себя лучше, понравлюсь сам себе больше. Только улыбнись мне, заметь меня, ну же, пожалуйста! Я даже сделал крохотный шажок вперед, но Нил меня не заметил. Вокруг была полутьма, а я не так уж велик ростом, да и вообще, наверное, он принял меня за что-то вроде коряги, и я его даже понимаю, но грусть все равно ударила меня, как спелая груша, падающая с дерева: внезапно и сильно. Я свернулся в корнях дерева и обхватил свои колени. Бедный, никому не нужный болван.