Оценить:
 Рейтинг: 0

Медная чайка

Серия
Год написания книги
2020
Теги
<< 1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 12 >>
На страницу:
5 из 12
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
И, весело перемахнув через подоконник, приземлилась в снег и довольно зашагала прочь. Смогла найти двоих – значит, третьего уж точно найдет!

Но это вдруг оказалось не так уж просто: анима молчала и, как Гвен ни воображала деревню в виде огромного кома счастья и золотого сияния, как ни искала в этом сиянии темные пятна, все казалось идеальным. Да тут еще Ульвин заворочался и высунул голову из-за ее воротника. Глаза у него были осоловевшие: желудь и правда оказался слишком велик для его хлипкого тельца. Гвен с нежностью погладила его пальцем по голове. Как же все-таки трудно делать добро так, чтобы никому не навредить и чтобы все были довольны!

– Еще не все? – сонно спросил он. – Я уже тебе очень хорошо помог, я тебя грел, а теперь устал и домой хочу. День такой длинный, а я простой зверек. Ну, не совсем простой, но все же…

Гвен охнула, взяла Ульвина под мышки, рывком вытащила из-за пазухи и уставилась на него.

– Ты гений, – прошептала она.

– Я? – усомнился Ульвин. – Кажется, нет.

Но Гвен уже сосредоточилась на другом. Мама сказала «помочь троим жителям деревни», но не сказала «людям», а значит… вдруг можно найти в деревне несчастливое животное? Бедный объевшийся Ульвин не считался, он из леса, и Гвен, зажмурившись, изо всех сил всмотрелась в живых существ деревни. Она их всех знала, искать их сознание было странно, но ее так гнало желание поскорее попасть домой, что она легко нашла собак молочника (полностью счастливы и ужинают), всех деревенских котов (приглушенное тихое довольство), кур (они не особо-то умные птицы, поэтому все их счастье заключалось в сытости, а кормили их отлично), коров и…

Стоп. Коровы. Гвен вгляделась сильнее – скопление теплых живых душ, мычащих и непритязательных. Они любят свежую траву, но согласны и на сено, раз уж за окнами зима. Спят стоя, любят тепло и ощущение соломы под копытами и… Гвен победно вскрикнула от радости.

Одна из коров казалась темнее, чем другие, у нее было какое-то мрачное настроение, кажется, что-то болело, а говорить-то они не умеют. Гвен бросилась к дому молочника, но тут Ульвин заныл.

– Идем домой, ну пошли, а? Эй! Мне уже надоело бродить!

Гвен вздохнула. Она уже столько анимы потратила на задание, что у нее ноги подрагивали, а перемещение объектов, и особенно живых, дело затратное, надо бы сказать Ульвину, чтобы шел своими ногами, и все же… Гвен представила, как он нетвердо побредет к себе в лес по сугробам, пропахивая круглым животом снег, потому что на ветках в таком состоянии не удержится, и решила, что ради него анимы не жалко, тем более бедняга уже снова начал засыпать.

– Ты дома, – прошептала она и, взяв Ульвина обеими руками, вытянула их перед собой. – Сейчас твоя мама тебя обнимет, и будешь спать до завтра.

– А как же приключения? – пробормотал он, не открывая глаз. – Я хочу!

– У нас будет еще много приключений, – тихо сказала она и отработанным усилием сердца передала аниму рукам.

Золотое сияние докатилось от груди до ладоней, и Ульвин начал растворяться. Его вес на ее руках становился все меньше, пока не исчез совсем. Гвен почувствовала ноющую пустоту от потери очередного куска анимы, но только шире улыбнулась сама себе. Подумаешь, еще накопит! И однажды действительно станет величайшей из волшебниц. Может быть, даже искуснее, чем мама!

На этот раз ощущение зова стало совсем ясным – видимо, чем больше тренируешься, тем лучше получается. Не сворачивая, Гвен твердо дошла до ручья. И дети, и рыбаки уже ушли домой, снег продолжал валить, и все промерзли, так что вдоль ручья она шла в полном одиночестве: мимо мельницы, лопасти которой уже затихли до завтра, мимо дома молочника, где горели окна и слышался детский смех. Собаки, увидев Гвен, выскочили из смешного собачьего домика, устланного внутри толстыми одеялами и соломой, и вопросительно посмотрели на нее.

– Тихо, – сказала Гвен. – Я на минутку, вылечить корову.

Гвен мысленно постаралась перевести слова на их язык, и, кажется, получилось. Собаки молча ушли домой, и Гвен зашла в хлев.

Там было восемь коров и один угрюмый молодой бычок в уголке. Гвен понятия не имела, у кого из них неприятности, но, зайдя, и без всякой магии сообразила: у бычка. Остальные коровы глядели спокойно и мирно, пока она шла мимо, а он насупился и сердито посмотрел исподлобья. Гвен остановилась напротив. Она снова почувствовала то, что чувствовала очень редко, то, что мама назвала «бояться»: надо было зайти в его загон, а бык здоровенный, и рога у него страшные. Но потом она представила, как мама обнимет ее и скажет, что она очень храбрая, и, распахнув загон, скользнула внутрь.

Живые существа очень сложные, нужно прикоснуться, чтобы точно понять, что не так. Ну, ладно, ничего ведь не случится! Она зажмурилась, встала на цыпочки и тронула мохнатый лоб между прядающих ушей. Бычок тяжело дышал, но не мычал – то ли он был слишком гордым, чтобы звать людей на помощь, то ли молчать было не так больно.

Ага, вот оно! Гвен попыталась увидеть историю бедняги, отмотать время назад, и бычок оказался в этом плане покладистее деревьев: спокойно разрешил увидеть, как он жевал солому, а в ней попалось что-то острое. Видимо, старший сын молочника – любитель погрызть орехи – опять выбросил скорлупу куда попало, и вот пожалуйста. Бык поранил горло и сам не понимает, что у него так болит. Гвен выдохнула. Она еще не пробовала никого лечить, хотя звучало это очень просто: коснуться больного места и послать туда немного анимы. Гвен попыталась это сделать, положив дрожащую ладонь на горло быка, и сразу поняла, в чем сложность. Видимо, надо коснуться именно раны, а если рана внутри…

Чем меньше думаешь, тем меньше, наверное, успеваешь испугаться. Гвен попросила быка открыть рот и запустила туда руку, стараясь не думать о том, что будет, если он не вовремя закроет свой здоровенный рот. Как же трудно быть волшебником!

Не думать о жутких зубах и о пахнущем прелой травой языке, который скользко поблескивал в полутьме, было трудно, и Гвен поскорее коснулась царапины в горле, – руку тянуло к ней, как к беде, которую надо исправить. Бык вздрогнул всем телом, но Гвен уже почувствовала, как от прикосновения теплого сияния на кончиках ее пальцев, осветившего темную глотку, горячий узел боли развязывается и исчезает.

Гвен рывком вытащила руку, бычок со щелчком захлопнул пасть – видимо, терпел уже из последних сил, – и замычал во все горло. Остальные коровы тут же подхватили. Гвен облегченно прислонилась к загородке загона и тут поняла, что кое-что не продумала. Чтобы чудо было засчитано, нужно получить благодарность за него, а животное вряд ли на это способно.

– Благодари, – жарко выдохнула Гвен, схватив бычка за голову. – Подумай, как ты мне благодарен. Ты просто животное, я знаю, но давай же, давай!

Бычок уставился на нее своими темными глазами – выдающимся умом этот вид животных не отличается, – и Гвен, потратив очередной кусок анимы, передала бычку способность мыслить и говорить, как человек. Она сделала это так отчаянно и быстро, что даже подумать не успела, как именно это получилось: мама учила ее менять свойства существ, и она много тренировалась на Ульвине, но ни разу еще не получалось так уверенно и гладко.

– Тебе лучше? – выпалила Гвен.

– М-м-мда, – пробасил бык.

Ощущаться его присутствие теперь стало по-другому, хаотичные образы в голове животного начали обретать человеческую стройность и яркость. Бычок благоговейно застыл, глаза у него удивленно распахнулись.

– Скажи: «Благодарю тебя», – прошептала Гвен. – Давай же! Быстро!

Бычок посмотрел на нее.

– Я. Вижу. Странно. И красиво. Много. В голове, – неразборчиво прошептал он.

– Благодари!

– Благодарю, – покорно изрек он, завороженно глядя на нее.

Гвен почувствовала, как несколько слабых, едва различимых, как пыль, крупинок звериной анимы поплыли к ней, нетерпеливо схватила их прямо в воздухе и вбила себе в грудь. И тут же забрала у бычка способность думать и говорить по-человечески, потому что на ее поддержание уходило невероятно много сил.

– Стой! Я хотел спроси-и-у-у-у… – начал бычок, но речь ему уже изменила, и он снова замычал. Гвен нежно похлопала его по холке и выбежала из хлева, спотыкаясь на дрожащих ногах.

От слабости ее мутило, но Гвен все равно неслась вперед, ее захлестывало невероятное, огромное счастье: она все сделала, она выполнила задание! Это лучший день, лучший день! Ноги давно заледенели от мокрого снега, она даже пальцев не чувствовала, ну, ничего, сейчас посидит в кадке с теплой водой, и все пройдет.

Стены ее дома мягко искрились под лунным светом, снегопад наконец-то прекратился, и гигантские нетронутые сугробы, которые намело за три дня, громоздились вокруг, как холмы.

– Я дома! – завопила Гвен во весь голос. – Я дома!!!

Вот сейчас мама выскочит на порог и поймает ее, обнимет и закружит, и… Но окна почему-то были темными, дверь не открылась. Гвен помчалась еще быстрее и влетела в дом, пыхтя и поправляя сбившуюся на глаза шапку.

Никого. Мамы не было дома. Гвен поняла это сразу, но все равно промчалась по всем комнатам, чтобы убедиться. Ну как же она могла куда-то уйти и не встречать ее после такого важного приключения?

Мало того: тут и там вещи были брошены как попало, – мама куда-то торопилась, иначе никогда бы не оставила все так неаккуратно. Ну, значит, дело было важное. Гвен устало остановилась посреди большой комнаты и тут увидела кое-что такое, отчего сердце у нее сжалось.

На столе около печи лежала брошь в виде чайки – та самая, которую мама никогда не снимала. Гвен чуть не села мимо лавки. Мама не объясняла ей, как и почему возникают печальные чувства, поэтому ощущение, которое захлестнуло ее, было безымянным и оттого еще более ужасным. Сердце словно превратилось в камень, и этот камень медленно оседал в живот, больно расталкивая все на своем пути.

– Мама, – шепотом проговорила Гвен и погладила чайку кончиками пальцев. – Ты где?

За окном были чудесные разлапистые ели, укрытые снегом, и сквозь их узорчатые ветки лунный свет падал особенно таинственно, отражался от брошки, бросая холодные отблески на стены. Нужно было просто немного подождать. Мама задержалась где-то, а чайку в спешке забыла надеть. Да, точно! Гвен уронила голову на руки. Она придет. Обязательно придет. Вот сейчас. Через минуту. Через пять.

Но сгустилась ночь, а никто так и не пришел. Гвен медленно встала, пошатываясь от голода и усталости. Она же волшебница, она может сделать кое-что получше, чем просто ждать! Эта мысль затопила ее таким облегчением, что Гвен тут же приободрилась.

Сил оставалось совсем мало, но она все равно села на пол и прижала обе руки к доскам, с трудом заставив себя тронуть их после утреннего провала. Хорошо, что менять их не надо, – нужно просто вглядеться в них и чуть отмотать время назад. Если хорошенько вглядеться в историю вещи, можно поймать момент, когда рядом с ней происходило то, что тебя интересует. Гвен уловила чье-то чужое, не мамино, присутствие, босые ноги, ступающие по их полу, гул двух тревожных, сердитых голосов – маминого и второго, незнакомого, – шум падающих на пол вещей. Больше ничего не смогла разобрать – голова закружилась, и все исчезло. Слишком много потратила за день, много, как никогда, эта потеря теперь ощущалась, как дыра в груди, как пустое пространство там, где недавно было что-то чудесное. Но если мама вернется, будет такое счастье, что дыра тут же затянется. Гвен хлюпнула носом и выпрямилась.

Вот что надо сделать. Как она сразу не подумала! На свете полно существ: домовые, полевые, множество разных духов, они вездесущие, и хоть кто-то да видел маму там, куда она отправилась так срочно! В их доме существа бывали частенько и подолгу разговаривали с мамой, но Гвен еще ни разу не звала их сама. Да ладно, что тут сложного, – смогла засунуть руку в рот быку, сможет и это. Она сосредоточилась, представила себе всех существ, с которыми знакома, и позвала их. Но никто и не подумал явиться. Гвен продолжила звать, как человек, который готов бесконечно стучать в дверь, пока ему не откроют.

Она думала, что почувствует их приближение, но не почувствовала ничего: просто в конце концов скрипнула входная дверь и зашел лесовик, седовато-рыжий коротышка в огромных валенках.

– Приветствую тебя, дочка волшебницы, – прошептал лесовик, и Гвен сразу поняла: неприятности не только у нее. – Да, я знаю, что твоя мама куда-то исчезла, я больше не чувствую ее покровительства. – Он виновато глянул на нее. – Это очень печально, но помимо этого случилось что-то еще очень плохое. Магия днем вдруг стала слабее. Я никогда такого не чувствовал. Никогда.

<< 1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 12 >>
На страницу:
5 из 12