Танамор. Незримый враг

Я тоскливо глянул на стопку газет в углу. Целый месяц прочитывал каждый ежедневный выпуск от корки до корки – искал там новости о своем брате или о его покровителе Каллахане, но оба как в воду канули. Где же Бен, когда он так нужен?! Я не очень верил, что он втайне трудится над новым способом оживить меня, скорее, увлекся чем-то другим. Хотя, пожалуй, сейчас мне уже и Бен не поможет, к чему тратить время на поиски? И конечно, нет такого врача, которому я мог бы показаться без риска довести его до сердечного приступа.

Вот, значит, как все закончится. Судя по скорости, с которой отмирали ткани вокруг раны, вряд ли мне осталось больше пары суток. Эта мысль вызвала уныние, но не шок: никому на свете не дано было столько времени, как мне, чтобы смириться со смертью. Больше всего печалило вот что: когда времени так мало, ничего уже не успеть. Расследование обречено, Молли меня не полюбит, Бен не вернется.

План созрел сразу. Фрейя меня теперь ненавидит, Молли презирает, а до семнадцатого июня и следующей попытки задержать убийцу я не доживу, так что нет смысла задерживаться в этом убогом домишке. Тихо скроюсь, на оставшиеся деньги сниму роскошный номер в роскошной гостинице (насколько этот эпитет применим к заштатному Дублину). Закажу цветов и томик Байрона. А может, даже музыкантов. И проведу остаток жизни в спокойствии, наслаждаясь красотой и праздностью. Хоть немного поживу, как положено графу.

Сказано – сделано. Я побросал несколько костюмов в саквояж, а свои записи, полные нытья, забирать из-под кровати не стал. Надеюсь, жители дома разожгут ими огонь в очаге – все равно читать не умеют.

Раз уж все равно мучиться с застегиванием пуговиц, я решил выбрать свежий наряд. У меня была диковинка, которую я берег для особого случая: черная рубашка, заказанная у местного портного. Черных рубашек никто не носит, но я как чувствовал, что подобный траурный наряд однажды мне понадобится. Я упрямо застегнул мелкие пуговки плохо гнущимися пальцами. Повязал черный шейный платок. Надел бархатный жилет, сюртук и перчатки того же цвета. Оглядел свое отражение в тазу, и у меня даже настроение немного исправилось. Мне так идет черный! Зря я вечно отвергал его в пользу более ярких оттенков. Последний штрих – цилиндр. Конечно, тоже черный. Получилось необычно, но, пожалуй, даже стильно: я прямо черный человек, заказавший Моцарту знаменитый реквием.

От созерцания своего отражения меня оторвал шум: кто-то с силой хлопнул входной дверью, потом голос Молли крикнул из сада:

– Эгоисты! Самовлюбленные ослы!

– Совсем разума лишилась! – крикнула мамаша ей вслед.

Я выглянул в окно. Молли злобно пинала ствол дерева. Волосы растрепались и выбились из узла на затылке, заслонив лицо, так что я не понял, злится она, грустит или и то и другое. Разумнее всего было не попадаться ей под горячую руку (или, в случае с деревом, ногу), так что я растянулся на кровати и мрачно уставился в потолок. Удары о дерево постепенно стихли. На смену им пришло пение, хриплое и весьма посредственное:

Я ждал в саду под ивой, а дальше мы вместе пошли.
Ее белоснежные ножки едва касались земли.
– Любите, – она говорила, – легко, как растет листва.
Но я был глуп и молод и не знал, что она права.

То, что Молли в столь мрачный час поет любовную балладу, тронуло мое сердце. Наверное, думает о Киране и его смертельной любви. Народная песенка продолжилась в том же печальном духе и на третьем куплете оборвалась. Я не удержался и выглянул снова.

Молли сидела на земле, придавив свою драгоценную петрушку, и рыдала, закрыв руками лицо. Обычно она скупа на столь сильные чувства, и я устыдился того, что стал их невольным свидетелем. А затем понял две вещи.

Первое: что-то внутри меня страдает, когда Молли так страдает. А значит, наверное, она действительно нравится мне, хотя с социальной точки зрения это и глупо: она – простая ирландка, а я – граф. Не знаю, любовь ли это, при жизни я не успел разобраться в столь сложных ощущениях, но, возможно, это то, что могло бы ею стать.

Второе: а вдруг у меня достаточно времени, чтобы понравиться ей? Я стану таким галантным, полезным и блистательным, что устоять будет невозможно! И тогда, пусть совсем ненадолго, я почувствую, каково это – быть любимым. Хочу этого больше всего на свете, а последнее желание умирающего священно, разве нет?

Задача сложна: герои мисс Остин годами не могли решить своих любовных дел, а у меня всего пара дней. Ну да ничего. Это же я! Я уникальный, справлюсь. И тогда Молли будет оплакивать меня так же страстно, как сейчас оплакивала неотомщенного Кирана и девушку с площади. Поставлю свой блестящий разум на службу чувству: вот лучший способ потратить свои последние дни!

А моим главным подарком Молли, главным козырем, станет убийца ее брата, которого я преподнесу ей на блюдечке. Ждать семнадцатого июня не обязательно. Целый месяц я был убаюкан покоем деревенской жизни и старался недостаточно, но с этим покончено. Либо я завоюю любовь Молли, либо умру одиноким и разочарованным, третьего не дано.

Мечта наполнила меня такими силами, что перспектива валяться на гостиничной перине и слушать наемных музыкантов поблекла. Я толкнул саквояж с одеждой под стол. Думай, Джон, думай! Убийца где-то в городе, нужно просто понять, как его найти!

Я методично собрал все немногое, что было у нас по этому делу: газетные заметки с упоминаниями прошлых убийств да книга, которую убийца подарил Кирану, – Эдгар По, «Метценгерштейн». Месяц назад мы нашли ее в тайнике под настилом сеновала – Молли рассказала, что Киран любил там отдыхать. Неграмотную Молли находка не очень-то впечатлила. Она печально рассмотрела надпись, которую убийца оставил на первой странице: «На добрую память дорогому Кирану», сказала, что буквы написаны очень красиво, скривилась от ненависти и ушла по своим делам. А я снова и снова перечитывал книгу неизвестного мне американского автора, пытаясь найти хоть какие-то подсказки. Убийца, которого Киран считал своим наставником в деле сыска, по ней учил Кирана читать, и это был поистине странный выбор для обучения: мрачный рассказик о смерти, безумии и потере. Да еще эпиграф из Мартина Лютера, словно заранее обещающий беду: «При жизни был для тебя чумой, умирая, буду твоей смертью».

Кто бы ни выбрал такую книгу в подарок, он не просто безумец, убивающий женщин, он – игрок, который наслаждался тем, что водил Кирана за нос. Изображал частного сыщика, разбрасывал перед Кираном перлы своей мудрости о том, каким должен быть настоящий сыщик, подарил странную книгу, выманил единственную улику – обрывок сюртука убийцы, а потом безжалостно отравил. Я угрюмо перебрал газетные заметки. Убивали самых разных женщин: дочь купца, прачку, богатую вдову. Напоминанием о каждой осталась лишь скупая заметка в газете. Интересно, их кто-то оплакивает или уже забыли?

И тут меня осенило. Вот с чего надо начать расследование! О жертвах мы ничего не знаем, они – просто имена на выцветших страницах, но что, если… Я самодовольно улыбнулся и встал. Жизнь продолжается, дамы и господа. Что такое сорок восемь часов в умелых руках? Охотно отвечаю: это целая вечность.

Глава 2

Малиновка

Я бросил еще один взгляд на свое отражение в тазу.

Торопливо прошелся по лицу новым слоем бежевой пудры, добавил губам розового цвета пудрой другого оттенка (рад, что все это сожгу, – такое никто не должен прочесть!). Лихорадочно прислушался к звукам из сада. Все еще плачет! Я обрызгался лавандовой водой, хоть и не чувствовал запаха, выбрался в окно и заковылял в сад.

Какую радость я ощущал! Словно горы могу свернуть. Подойдя к Молли, я откашлялся.

– Чего вам? – грубо спросила она и вытерла кулаком нос.

– Прошу извинить, что прервал твое уединение, – учтиво поклонился я. – Но у меня появилась идея, как найти преступника.

Несколько секунд она смотрела на меня так, будто не понимала, о чем речь.

– А, – очнулась она. – И какая идея?

– Могу я сесть?

Кажется, с учтивостью я все-таки перегнул палку: лицо у Молли стало подозрительным. Она снова вытерла нос, а я ловко вытащил из нагрудного кармана платок и протянул ей. Звездный час для джентльмена: протянуть даме платок, когда он ей нужен. Молли взяла платок и шумно высморкалась.

– Наша ошибка в том, что мы пытались вообразить убийцу, – объяснил я, продолжая стоять. – Но гораздо важнее, кто его жертвы. Есть ведь между ними какая-то связь! Как он их выбирает, как заставляет приходить на праздники в одиночестве?

– Да просто чокнутый он, и все! – огрызнулась Молли, не выказав ни малейшего восхищения моим ходом мысли.

Я покачал головой. Собственное убийство научило меня важной вещи: у любого преступления всегда есть какая-то причина – пусть безумная, странная и на первый взгляд незаметная.

– Как говорил Гамлет, «я безумен только в норд-норд-вест, при южном ветре я еще отличу сокола от цапли».

– Мне только птиц сейчас не хватало, – угрюмо перебила Молли. – Вы чего сказать-то хотите?

– Что безумец не сумел бы так тщательно все спланировать. Напротив, он в своем роде очень умен.

– Ох, радость какая.

– Сегодняшняя девушка была одета изысканно: платье из дорогой ткани, дорогая обувь, – настаивал я. – Такие девушки не ходят поодиночке на грязные рынки. Нужна недюжинная смекалка, чтобы ее выманить. И мне интересно: как ему это удалось?

– И как?

– Пока не знаю. Но вот наш первый шаг: мы должны выяснить, кем была эта девушка. Вдруг все проще, чем нам кажется, и она рассказала кому-то из семьи или друзей, куда и зачем идет! А узнав это, мы поймем, что делать дальше.

Взгляд у Молли прояснился. Похоже, я на верном пути!

– Точно, – прошептала она. – У нее наверняка остались скорбящие родственники. Они будут счастливы и на все готовы, если мы выясним, кто убил их дочь или невесту, так?

Мне показалось, это довольно странный угол зрения на проблему, – но ведь она страдает по Кирану, неудивительно, что все ей видится именно в этом свете. Я заколебался, но все же прибавил кое-что еще: наверняка Молли хочет это услышать, и это поднимет меня в ее глазах.

– Уверен, что будут. И еще хочу сказать: прости. Мне жаль, что на площади я тебя не послушал. Нужно было забраться на сцену и всех предупредить. Ты права, девушка погибла из-за меня, но…

Я осекся. Чуть не выдал себя! «Но тот, кто убил ее, убил и меня, так что я уже поплатился». Нет уж, об этом ни слова: узнав, как мне мало осталось, Молли будет меня жалеть, а этого я не хочу. Мужчина должен восхищать своим героизмом и блеском, а не жалость вызывать.

– Ладно уж, прощаю, – милостиво сказала Молли, и у меня отлегло от сердца. Ее гнев напугал меня, и я был рад, что прощен. – Идемте, не будем времени терять.

Золотые слова! Молли зашагала к конюшне, на ходу отряхивая землю со своего мятого коричневого платья. Я пошел следом, но притормозил, проходя мимо входной двери. В романах мисс Остин один из вернейших способов завоевать сердце девушки – это завоевать расположение ее родственников. Я поднялся на крыльцо и заглянул в комнату. Фрейя неподвижно сидела на стуле около потухшего очага, уронив руки на колени. Фаррелл встревоженно бродил из угла в угол. Я остановился в дверях и снял цилиндр. Ну, мистер Дарси, помоги.

– Мне безмерно жаль, что я не смог остановить преступника, – учтиво начал я. – Это целиком моя вина, Молли ни при чем. Но я все исправлю. За ближайшие… примерно двое суток я найду убийцу. Обещаю вам.