Девочка со спичками

От того, с какой скоростью все развивалось, ее слегка подташнивало: с вечеринки прошло чуть меньше двух суток.

«Твою мать!» – мысленно выругалась Кира, чувствуя на шее удавку, и поплелась за Давидом готовить прототип «Капсулы» к показу. Судя по тому, как был возбужден и обрадован Давид, он всерьез полагал, что визит людей из АП – невероятная удача, счастливая случайность; что кто-то из них и вправду заметил его публикации на научных ресурсах. И Кире меньше всего хотелось его сейчас разочаровывать.

Давид был формальным руководителем «Капсулы», но все в НИИ знали, что аппарат придумала Кира. На втором курсе она с горсткой одногруппников собрала первый работающий прототип. Но, чтобы продвинуть проект и получить нормальные инвестиции, безвестных молодых студентов было мало. И тогда Кира пришла к своему научнику – пробивному пожилому ученому со связями. Тот ухватился за «Капсулу» как за последний шанс оставить след в науке. Мечникова без сожаления отдала Стрелковскому лавры первооткрывателя, а сама удовольствовалась ролью кофаундера «Капсулы» с пятьюдесятью одним процентом акций. Это был королевский подарок, за который Стрелковский не скупился для Киры на протекции и похвалы. С тех пор она фактически стала его названой дочкой и партнером в одном лице. Они подписали внушительное количество документов, и, хотя по ним выходило, что Стрелковский не имеет права в одиночку распоряжаться стартапом, продавать и обменивать его, первую скрипку на публике Давид с тех пор никому не позволял играть – даже Кире. И это ее вполне устраивало. Она обменяла публичность на покой и тишину лаборатории в подвальном этаже, где можно было безнаказанно проваливаться в цепочки ДНК, нейроактивность мозга и математически выверенные модели сна и бодрствования – и часами молчать, не чувствуя за это вины.

Вот и сейчас она даже не заметила, как пролетели целые часы, – ее руки машинально распаковывали цифровые архивы, запускали фрагменты нейронок для теста и настраивали «Капсулу» для деморежима.

Кира заглянула в пустую лабораторию на минус первом этаже и подошла к клетке с белыми мышами. Она заметила, что у них закончилась вода. Обычно во время презентаций они со Стрелковским транслировали сны мелких грызунов и показывали, как влиять на то, что видят мыши, через «Капсулу», как управлять их состоянием и, частично, мыслями – если можно было так называть обрывки их инстинктов и телесной памяти.

Мечникова подлила мышам свежей воды в емкость, из которой тянулась тонкая трубочка автоматического поильника, и, выдохнув, откинулась на черный неопреновый стул.

Покаталась на колесах туда-сюда.

«Половина пятого», – вязко подумала она, даже не глядя на часы.

Кира хорошо чувствовала время, к тому же слышала, как загудели в коридоре большие вентиляционные шахты подвального этажа, нагнетая дополнительный воздух в главный зал НИИ – туда, где на небольшой подиум водрузили прототип «Капсулы». Стрелковский стоял рядом с ним и отдавал последние указания.

Одна из мышей посмотрела на Мечникову из клетки не моргая – неподвижная и слишком удобная, чтобы ее не взять. Кира протянула руку, но вдруг отдернула: пленница укусила ее.

Кира наспех схватила другую мышь, сунула в банку и побежала по коридору, стараясь сфокусироваться на укушенном пальце, чтобы заглушить ярость и страх, которые вдруг забились изнутри, как бегающий и пищащий в банке грызун.

«Он нашел меня. Так быстро. И теперь он не отстанет».

Эта мысль оглушительно стучала в висках, но Кира гнала ее от себя, и бежала, мчалась вверх по лестницам, чтобы запыхаться и выгнать из себя страх, и войти незаметно через дверь под изломанными ступенями «мозга» прямо в большой зал, потому что знала: такие, как он, чувствуют страх.

Они всегда его чувствуют.

Кира торопливо сунула мышь кому-то из ассистентов, стоящих в зале. Отойдя к стене, она натянула на лицо медицинскую маску, а на голову – голубую шапочку-одуванчик, спрятав под нее темные волосы, и смешалась с толпой научных сотрудников.

Почувствовав себя в относительной безопасности, она бегло оглядела «мозг»: ступени едва ли были заполнены на треть. Посетители сидели кучками по двое-трое, некоторые держали в руках AR-очки, кто-то сложил на колени верхнюю одежду. На галерке сидела целая группа людей в темных пальто, которые даже не разделись и вообще не смотрели на сцену. Среди них был белоснежно-седой остроносый человек, который то и дело что-то бормотал, не обращаясь ни к кому конкретно и глядя стеклянными глазами в пространство. Кира поняла, что он говорит с кем-то, кого нет в зале, – наверняка в ушах у него наушники. Место рядом с седовласым было единственным свободным в этом ряду, остальные вальяжно заняли его коллеги и проекции чиновников всех мастей с флажками на лацканах цифровых пиджаков. Их фигуры то и дело вспыхивали и подергивались: «Визитрон» из-за старости и толстых стен института работал из рук вон плохо.

Стрелковский постучал по микрофону, и гудение голосов в зале постепенно затихло.

– Господа, рады приветствовать вас в НИИ нейробиологии и генетики имени Бахмутова. Меня зовут Давид Стрелковский, и сегодня вас ждет поистине впечатляющее зрелище. Сразу подчеркну, это лишь прототип, и в полной мере все возможности «Капсулы» могут быть…

Кира почти сразу отключилась от заученной речи Стрелковского, которую он повторял при ней минимум раз двести, и стала следить за зрителями.

В какой-то момент, когда в зале погас свет и Давид начал разворачивать висящие в воздухе большие проекции экранов для демонстрации снов, она краем глаза заметила всполох рядом с седовласым.

На пустом месте возникла проекция молодого парня, почти подростка, похожего на офисного клерка. Он прижимал к груди папку, красный широкий галстук был ему велик, русые волосы он будто нарочно растрепал. Это насторожило Киру, потому что проекции обычно выглядели аккуратнее, чем люди: они никуда не спешили, не могли потеть и беспокоиться. Ведь они были всего лишь фотореалистичными изображениями. И чем лучше работал проектор, тем более реальными они казались, особенно издалека.

Кира еще раз смерила клерка взглядом, но тот очень внимательно и серьезно уставился на подиум, сложив виртуальные руки с папкой на коленях, и лишь изредка поправлял на носу очки в черепаховой оправе модной формы «мягкий квадрат». Она хмыкнула и перевела взгляд на седовласого: тот что-то тихо говорил клерку на ухо.

– Прямое внедрение нейросети в человека во время бодрствования очень сложно в исполнении, – вещал Стрелковский, медленно ходя туда-сюда, а висящий в воздухе микрофон двигался за ним. – Сознание и реакции будут заглушать импульсы машины. Во сне блокирующая функция сознания ослабевает. Проще говоря, сон – это дверь без замка. И нам остается только войти внутрь.

Давид сделал театральную паузу и эффектно взмахнул рукой.

Аппарат на сцене тихо загудел, развертывая панораму смазанных образов спящей в центре зала мыши.

Кира скользила глазами по зрителям и наблюдала, как их лица из разочарованно-скучных постепенно становятся потрясенными. Она обожала такие моменты. Зрители в тревоге двигались к краям неудобных деревянных граней «мозга», чтобы рассмотреть происходящее получше и в который раз убедиться: вот оно, новое чудо света, чтение мыслей возможно и осуществимо, и они смотрят на это прямо сейчас.

Мечникова видит, как седовласый снова что-то бормочет клерку, но тот резко отмахивается, случайно роняет папку, и та рассыпается градом пикселей и исчезает. Словно в замедленной съемке, Кира наблюдает, как клерк поднимает руку, желая задать вопрос. Их взгляды пересекаются: она – у стены, он – на верхушке «мозга», на предпоследнем ряду, взгляд сверху вниз. Одно мгновение, но этого достаточно.

Кира, задыхаясь, бежит к дверце в «мозге», чувствуя всем телом: он узнал ее, даже в маске, даже в толпе людей.

Она не слышала, что он спросил, да это было и не важно, – она просто мчалась сломя голову по лестнице в свое безопасное подземелье, к своим мышам, чтобы он никогда, никогда не нашел ее и забрал свои поганые деньги обратно. Она знала, что он их предложит, прямо сегодня, он скупит их с потрохами, весь институт, но ее он не сможет найти – и она никогда, никогда не отдаст ему «Капсулу».

– А там что? – Цифровой клерк, окруженный свитой из реальных людей и проекций, с любопытством приподнялся на цыпочки и посмотрел сквозь бликующую стеклянную стену на клетку с мышами, рядом с которой сидела Кира. Повернувшись спиной к посетителям, она склонилась над микроскопом.

– Кирочка, выйди, познакомься, это один из наших главных инвесторов, Федор Михайлович, он очень заинтересован! – Стрелковский хлопотал и беспокойно жестикулировал, пытаясь подать Кире знак, чтобы та вышла, но она сидела на месте.

Клерк оживился и сдвинул очки чуть ниже на нос:

– О, это Кира? Насколько я знаю, она кофаундер и владеет контрольным пакетом акций. Добрый вечер, Кира Евгеньевна!

Кира, словно защищаясь, прикрыла рукой шею, на которой вдоль верхних позвонков была набита веточка папоротника. Не снимая маски, она встала и спокойно прошла в дверь лаборатории мимо удивленной толпы.

– Компания не продается! – бросила она и пошла по коридору прочь. Ее фиолетовые кеды гулко стучали по полу, а позади нее Стрелковский нес какую-то чушь про женщин в науке и про то, что он с Мечниковой обязательно поговорит.

Клерк отделился от толпы и, остановив всех жестом, быстро пошел за Кирой.

Седовласый выразительно глянул на Стрелковского, и тот остался на месте.

Девушка шла и слышала легкое, но устрашающее жужжание проекторов, которые включались и выключались поочередно, по мере того как проекция клерка приближалась к ней. Кира вела его к выходу во внутренний дворик НИИ через анфиладу подсобных помещений, куда сотрудники обычно бегали покурить.

Она остановилась только перед дверью во двор. Снаружи, из-за стекла, закат теплыми низкими лучами ощупывал коридор. Кира обернулась.

Федор Михайлович стоял напротив и нагло улыбался.

– Долго имя выбирали? – Она пыталась справиться со страхом.

– А что? – как ни в чем не бывало ответил клерк. – Я люблю Достоевского.

– Он бы этому не обрадовался… – пробормотала Кира, пытаясь избавиться от ощущения сюра. – Как бы там ни было, повторю еще раз: «Капсула» не продается.

«Он не отстанет. Господи, пусть он уйдет!»

– Да я и не собираюсь ее покупать. Просто хочу инвестировать, как мы договаривались. Переговоры? – мягко улыбнулся клерк.

– Я договаривалась, не зная, кто вы. Да и сейчас не знаю, могу только подозревать. Но подозрения слишком сильные. И если они оправданны, то «Капсула» не продается. И в нее нельзя инвестировать. И переговоров я не веду.

– Вот как? – Клерк снял очки и медленно сложил их в карман, обнажая ничем не прикрытое, идеальное и искусственное, как белый пышный блин, лицо, на котором выделялись знакомые илистые глаза. – А позавчера в клубе ты была намного сговорчивей. Да и сосала неплохо.

Кира задохнулась от гнева.

Так же медленно, как клерк только что складывал очки, Кира достала из кармана зажигалку и сигарету, сделала шаг к двери – та пискнула и раздвинулась.

– Знаете что, Игорь Александрович, – сказала она, и клерка передернуло. – Идите на хуй.

Дверь за ней захлопнулась, и он увидел, как она снимает маску, неторопливо, с удовольствием прикуривает, выпускает вверх перышко дыма и устало прикрывает веки.

Игорь беспомощно смотрел на нее – а за ней,за нее были вся весна, весь город и шум бегущих куда-то улиц, весь этот яркий, щемяще-прекрасный, огромный мир, и солнечные лучи, которые откусывали жадные куски от его проекции, а он даже не мог выйти наружу: «Визитрон» не работал вне здания.

Соколов закрыл глаза – и открыл их снова только у себя в кабинете для видеоконференций. Он растерянно стоял на белом ковре, на который бесшумно осыпались с его кожи маленькие магнитные контакты. Но на самом деле пикселями осыпался он сам – в том коридоре, где она смотрела ему в глаза.

– Ах, не продается… – тихо и зло сказал он, глядя в пустую стену – туда, где минуту назад была Кира. – Это мы еще посмотрим.

Примечания