Девочка со спичками

Соколов ощутил волну тошноты: сигареты были его слабым местом, с которым он не мог разобраться много лет, хотя давно не курил, а только мечтал об этом каждый раз, когда злился или нервничал.

– Да, ты прав. – Игорь поспешил отвернуться к черному автопилоту, который только что бесшумно подъехал к нему: он был похож на вытянутое острое веретено. Казалось, что авто почти парит над дорогой из-за утопленных в корпус колес. Двери машины распахнулись, обнажая уютный полумрак салона, в котором Соколову предстояло ехать в Кремль в полном одиночестве.

Машина хищно сглотнула его. Президент опустился в ее прохладные недра, как в болото, ощущая привычную боль в груди. Глядя в упор на красный огонек встроенной в автомобиль камеры, он тихо спросил:

– Как там реакции?

– Лучше, чем могли бы быть, – ответил Крестовский, не глядя на Соколова и все еще увлеченный чтением. – Как раз доделал для вас дайджест топовых комментариев – он на всех ваших девайсах. Продуктивного дня и до встречи.

Игорь кивнул, затем поднял руку. Автопилот закрыл двери и, рыкнув электрической имитацией мотора, утащил президента в холодное пространство промозглой весенней Москвы.

Технокарнавал

Каждый взгляд на часы делал Киру все мрачнее: она страшно опаздывала. Вот и сейчас она недовольно нахмурилась, увидев цифры «21:33» на полупрозрачной проекции над кухонным столом. Перепрыгнула через разноцветную кучу вещей, сваленных прямо на полу, и, наверное, в сотый раз за вечер оказалась перед зеркалом.

Кира попыталась еще больше одернуть темно-серое, с асимметричным вырезом, трикотажное платье, в меру узкое, чуть ниже колена. Оно выглядело вполне целомудренно, но все равно казалось ей удивительно пошлым – совсем не таким, как в магазине, где она схватила его за десять минут до закрытия. Оглянувшись на кучу вещей, девушка с сожалением нашла глазами любимую черную толстовку с рваными краями и огромным капюшоном.

«Все очень плохо», – широко улыбаясь своему отражению в зеркале, констатировала она. Кира скептично разглядывала аккуратные, чуть пухлые губы, покрытые светло-коралловой «шелковой» помадой, за которую она накануне заплатила совершенно неприличную сумму. Пальцы потянулись за блестящим тюбиком новой, нераспечатанной туши. Несколько секунд Кира безуспешно пыталась подцепить прозрачную пленку срезанным под корень ногтем. Выругавшись, она ювелирным движением, чтобы не смазать помаду, надкусила упаковку зубами. Руки дрожали, пока Кира неуклюже наносила краску на свои длиннющие и по-детски выгоревшие ресницы. Из зеркала на нее смотрели растерянные глаза цвета московских дождевых облаков; из-за оттенившей их туши они стали светло-голубыми, прозрачными, с поволокой – совсем чужими.

«С „Мультиплекс“ ваша кожа станет такой гладкой и сияющей, как будто вы только что вышли от косметолога», – елейно вещал парящий над полом вогнутый экран-проекция на заднем плане. Кира покосилась в зеркало – там мелькали части тела какой-то загорелой мадам лет сорока, которая сначала медленно наносила на себя чудо-крем, а потом подставляла свои идеальные скулы сразу и девушке, и парню. Оба весьма посредственно изображали влюбленность, целовали главную героиню, глумливо смеялись и кормили друг друга ярко-красной клубникой, с которой стекал сок, похожий на кровь.

«Только лучшие кадры для ваших личных, очень личных каналов», – двусмысленно закончил голос.

– Жуть! – Киру передернуло от отвращения, хотя в ролике и не было ничего необычного: реклама и реклама, чего только не наснимают сидящие на синтетике креативщики, чтобы оставаться на острие моды.

На экране высветилось недовольное:

«Sergey184: Ну ты скоро? Или в лучших традициях наших бабушек? Я выехал. Билет на тусу уже у меня».

Кира нахмурилась. Она совсем забыла, что оставила геолокацию включенной и этот Sergey184 может видеть, что Кира находится минутах в сорока от того места, где назначена «стрелка». Назвать это встречей у нее язык не поворачивался.

Сообщение растворилось, и на экране появилась долговязая фигура виртуального ведущего новостей: неопределенный возраст, подтянутые лицо и тело, нарочито белоснежная, сияющая улыбка и морковный фреш на столе рядом с шаром, где крутятся стримы из сегодняшнего выпуска.

– Добрый вечер! В эфире «Вести Online». Сегодня мы, как всегда, начнем с канала президента, который два часа назад провел плановое совещание с членами правительства на тему инноваций в сфере дополненной реальности…

Кира уставилась на экран. Правая рука нашарила одну из разноцветных ручек-диктофонов, разбросанных по ее маленькой съемной квартире, и нажала на «запись».

– Потом глава Национального банка, – продолжал нараспев диктор, – раскроет подробности об альтернативном методе укрепления крипторубля с помощью геймификации биржи. Также мы узнаем, как дела у наших теннисистов, которые ведут прямые трансляции по своим каналам из Австралии, где сейчас проходит кубок мира по кибертеннису. После этого мы переключимся на канал Большого театра, потому что прима-балерина Ольга Миронова согласилась рассказать нам о новой многомерной постановке «Щелкунчик 7D». Оставайтесь с нами, и начиная с третьей минуты мы будем зачислять по одному крипторублю на ваш ID или в систему «Умный дом».

Кира поднесла наручные часы ко рту и торопливо продиктовала ответ «стрелочнику»:

– Выбегаю через десять минут, извини!

* * *

Игорь еле дождался вечера: встречи шли одна за другой, методично пиная его в грудь, и она уже часов в шесть ощутимо заныла, требуя очередной дозы таблеток.

Он заинтересованно водил глазами по строчкам бесконечных документов, которые ему несли и несли, но не видел ровным счетом ничего, как будто на голову ему надели пакет. Последним в расписании стоял созвон с министром культуры в двадцать два тридцать. Министр что-то неуверенно бормотал по поводу очередного подпольного театра, который поставил антигосударственную пьесу; уверял, что они разбираются и «вопрос взят в разработку». Соколову было так плевать, что в какой-то момент он просто приглушил конфколл и стал слушать это зудящее бормотание фоном, как радио.

– Игорь Александрович, прошу прощения, вы меня слышите?

Соколов, прикрыв бумагу рукой от висящих в воздухе камер, задумчиво рисовал на черновике какого-то законопроекта детализированные черепа и кости, делая вид, будто что-то записывает. Длинная цепочка черепов завершалась каллиграфическим «Чтоб вы сдохли».

– Да-да, я тебя слышу. Действуй по ситуации.

– Э-э-э… Но они назвали вас тираном и лжецом прямо со сцены…

– Да, я понял. Мне надо идти. Держи в курсе.

Министр обиженно запищал короткими гудками, а Соколов, устало обхватив голову, сказал:

– Кристин, отключи входящие. Меня нет.

– Игорь Александрович, вам записка от Геворга.

– Меня нет, я же сказал!

– Он говорит, что это что-то важное.

– Меня. Нет. – Игорь быстрым шагом пошел к дверям и еле сдержался, чтобы не пнуть их ногой. Резные створки выплюнули его наружу из коробки, обитой мореным дубом, – старомодной и вычурной, в духе конца двадцатого века. Он ненавидел работать здесь, в бело-золотом кабинете: в конце дня у него всегда, без исключения, раскалывалась голова – так, как будто все вожди, которые были здесь до него, одновременно стучали в нее своими свинцовыми кулаками.

– Игорь Александрович. – Геворг вежливо, но неумолимо подплыл к нему возле выхода из кабинета.

– Завтра, все завтра! – Соколов твердо прошагал мимо Геворга. Этот личный помощник курировал семейные вопросы президента. И, поскольку Игорь ни с кем из родственников не поддерживал связь, новостями подобного рода он тоже не интересовался.

– Это по поводу вашей… матери. – Геворг закашлялся, словно ему что-то попало в горло.

Игорь замер посреди коридора и быстро протянул открытую ладонь, не оборачиваясь.

– Ладно, давай, потом почитаю.

Геворг торопливо вложил в руку президента маленькую записку – такие обычно использовались для конфиденциальных новостей – и почти побежал прочь.

Бумажку Игорь даже не раскрыл: запихал ее поглубже в карман и быстро пошел к лифту. Охрана молча двинулась за ним, держась на почтительном расстоянии, чтобы не нервировать и без того напряженного босса.

«Технокарнавал, 00:00–09:00», – всплыла на часах напоминалка от Кристин.

Игорь посмотрел на экран и, задержав палец в воздухе на несколько секунд, нажал одно из двух слов: «иду».

* * *

Кортеж плыл сквозь темную, нахмурившуюся апрельскими тучами Москву – мокрую, взъерошенную, с вереницами вечерних огней. На них слюдяной пленкой все еще подергивалось холодное дыхание зимы.

Игорь часто в последнее время вырубался прямо в машине, на заднем сиденье – и какая-то часть его сознания, которая никогда не спала, подсовывала ему картинки: водитель, контролирующий автопилот, пользуется беспомощностью президента, разворачивается и стреляет в него в упор из пистолета с глушителем.

После таких сновидений Соколов резко просыпался и, тяжело дыша, смотрел прямо перед собой широко раскрытыми глазами – в экран, где крутили какие-то английские артхаусные фильмы. Он любил смотреть их в дороге без звука и часто даже работал под них.

Когда черные машины, мигая синими маячками, наконец бесшумно въехали на подземную парковку президентского небоскреба, он добрел до лифта вместе с несколькими телохранителями. Они теснились, как медведи на задних лапах, стоя рядом с ним, щуплым и узкоплечим, в своих огромных квадратных пиджаках и свитерах с горлом. Охранники сосредоточенно сопели: эти ребята не любили замкнутых пространств.