Дом, где я уже несколько лет снимала квартиру, вырос в свете реклам и фонарей. Опять пошел дождь, на этот раз легкий, почти игривый. В воздухе пахло озоном и мокрой травой. Где-то слышалась сирена то ли полиции, то ли скорой.
Я снимала квартиру на самом верхнем этаже. Отсюда такой шикарный вид. Ночной Торонто, весь в огнях. И шум сюда не долетает.
– Кесси! – я вошла в темный холл и сразу ощутила – моя соседка по квартире приближается. Пусть и весьма бесшумно.
– Кесси, осторожно!
В полумраке мелькнуло нечто еще более темное. И я успела только вытянуть руки, чтобы поймать комок мышц и гладкого меха.
Кесси я взяла в приюте. Точнее, она меня выбрала. Перебравшись в Торонто, я знала, что мне нужен кто-то, кто будет помогать противостоять гостям из Горхейма.
Кошки…
Они свободно шастали между мирами, видели то, что не под силу людям и помнили Горхейм. Я искала ту, с которой образуется невидимая связь. И Кесси меня позвала. Из тощего котенка с ободранным хвостом она выросла в огромного хищника. Гораздо крупнее обычных кошек. Даже не знаю кто потоптался в ее генетическом коде. Сейчас Кесси – огромная угольно-черная кошка с белыми носочками и разными глазами. Один – зеленый, другой – желтый. А еще клыки: сахарно-белые, острые и кокетливо выглядывающие из-под верхней губы.
Пока я пыхтела, пытаясь не свалиться с Кесси на пол, она деловито обнюхала меня и облизала. Шершавый язык теркой прошелся по лицу, и у меня появилось стойкое ощущение, что мне сделали суровый пилинг.
– Кесси!
– Мрррряяяяуууу!
Я, наконец, дотянулась до выключателя. И холл залил мягкий свет.
Кесси спрыгнула на пол и закрутилась, стараясь задеть мои ноги хвостом. При этом мурлыканье звучало как глухой рокот мотора. Я лишь надеялась, что соседи ее не слышат. Все же звукоизоляция тут хорошая.
В квартиру влюбилась с первого взгляда. Я искала нечто небольшое, хорошей теплой аурой и красивым видом. И еще условие: высоко, без цветов поблизости и как можно больше стекла, стали и бетона. Такой модный хай-тек.
Цветы, дерево, любые природные материалы могли помочь кое-кому дотянуться до меня. Еще огромным плюсом квартиры было то, что ее хозяин вместо ламината предпочел каменную плитку. Да, холоднее ногам, зато безопаснее.
Диван уже давно перешел в собственность Кесси. Мне она там позволяла только смотреть сериалы, а Кевина и вовсе не пускала, шипела. Они с ним вообще не ладили. Точнее она. Кевин как раз пытался с ней договориться.
Кевин…
Я машинально открыла холодильник, машинально достала размороженное мясо и кинула его в миску Кесси. Послышалось урчание и довольное чавканье. Я же оперлась руками о барную стойку, вздохнула. Не могла я так ошибиться в Кевине.
“Или могла? Скажи честно, ты обратила на него внимание потому, что он тебе напоминает Лекса”.
Тупо заныло в сердце, но я пнула мысленно сама себя. Занятые мужчины, которые не отвечают взаимностью не мой конек. Я проходила через слезы и жалость к себе самой. Мне это дело не понравилось. Да и зачем? Будешь рыдать в платочек и мечтать о том, кому плевать на твои чувства? Серьезно?
Кесси продолжала лопать мясо, квартира успокаивала, я вдруг ощутила просто дикую усталость. Такую, что мне едва хватило сил съесть наскоро разогретый ужин и помыться.
В спальне постель с утра была не заправлена. Кесси уже развалилась на белых простынях и вылизывала заднюю лапу. На меня, в полотенце, она лишь вскинула взгляд и снова принялась за ночной туалет. Я же оглядела спальню. Да, на днях навела по всей квартире полный порядок. Выбросила все, что оставил Кевин. И теперь квартира снова выглядела моей, родной, без всяких там посторонних мужчин. Светлая, с минимумом мебели и охранными статуэтками из чистого железа.
А еще тут был центральный кондиционер. Так что окно я могла даже в самую жару оставлять закрытым. Что и делала.
Темнота навалилась, едва щелкнула выключателем и легла в постель. Сон тут же обступил со всех сторон, зазвучал в мурлыканье Кесси. В голове закрутились обрывки сновидения, дела на завтра, клыки зубных фей. Интересно, когда-нибудь дети узнают куда идут их молочные зубки? Что феи создают из них подобных себе.
“Хес-с-с-с-с-с”
Твою мать!
Сон слетел легким покрывалом. Кесси в ногах заворчала, приподняла голову. В ночном полумраке я скорее почувствовала, чем увидела, что она оскалилась.
За окном распускались цветы. Настолько прекрасные, что захватывало дух.
“Хес-с-с-си-и-и-и”.
Голос звучал отовсюду. В нем шепот ветра смешался с криками ужаса и шуршанием сухой листвы.
– Вали на хер. – отреагировала я.
– Муррр-мяу. – согласилась со мной Кесси.
Я была уверена, да черт побери, я знала, что голос идет снаружи. И при этом понимала, что расслышать шепот через стекло невозможно.
Но ведь слышала!
“Хес-с-с-си-и-и-и, идем”.
– На хер. – напомнила я.
В квартире точно безопасно, да и сила Темного принца, наместника Горхейма в нашем мире ограничена. Слишком много технологий, железа, да и прочего. К тому же я не дура, амулеты и обереженые статуи стоят как положено.
Цветы скребли стеблями по стеклу, прилипали лепестками. Их белоснежный цвет на глазах менялся, наливался алым.
Красный – цвет страсти. Цвет крови, так любимой в Горхейме. Цвет боли, той, что заставляет чувствовать себя живым.
Окно постепенно скрылось под цветами. Они светились изнутри, пульсировали. Огромные, похожие на маки. Только больше раза в два.
И вот такое представление каждую ночь, с тех пор как я выгнала Кевина. Мать вашу, да только ради спокойных ночей я готова была порой вернуть его.
“Хес-с-с-си-и-и, твой дом ждет тебя. Твой город скучает. И я тоже”.
Мужчины порой удивительно упертые.
– Спи, – посоветовала я Кесси, – пусть себе шепчет, это представление еще на час-другой. Не привыкла что ли?
Кесси взглядом дала мне понять, что такие вещи ей не по душе. Можно сказать, я в диком восторге.
Самое гадкое, что голос Темного Принца делал свое дело. Мне хотелось подойти к окну, открыть его. Лепестки цветов будут чуть прохладными и очень нежными, когда сожму их в руках. А потом потеплеют, точно прикосновения Принца дотянутся до меня через них.
Резкая боль в ладони заставила вернуться к реальности.
– Спасибо.
Кесси муркнула и положила голову мне на бедро, я же уставилась на ладонь. Кошачий коготь аккуратно ее располосовал.
Голос продолжал нашептывать мое имя, звать за собой, к себе. Точно зыбкий образ Горхейма показался вдали и манил, обещал, увлекал.