А я дура пятая!

У меня дрожали руки, сердце билось где-то в горле. Мне было безумно страшно. Что меня ждет, что я узнаю из этих дневников?

– Сергей Павлович, и вы… из-за этого приехали?

– Ну, это было главным… А вообще просто хотелось повидать Москву, знакомых, меня еще пригласили на «Кинотавр»… Каринка, не трясись, возьми себя в руки! Думаешь, Лёнька написал там о тебе какие-нибудь гадости? Ерунда! Он любил тебя без памяти! Знаешь, мы иногда сидели с ним, и он вдруг ни с того ни с сего вздыхал эдак тяжко и говорил: «Господи, Серега, если б ты знал, как я люблю Каринку… Я даже не думал, что может быть такая женщина, в которой нравится абсолютно все, абсолютно!»

Я едва удержалась, чтобы не расплакаться. Мне в нем тоже нравилось абсолютно все! Разумеется, кроме выводка его бывших жен.

Я еле дождалась конца обеда, сердечно поблагодарив Сергея Павловича, поймала такси и помчалась домой, хотя мне и пешком было недалеко и на троллейбусе вполне могла бы доехать.

Я схватила ножницы и разрезала толстую бечевку. В пакете лежали две толстые тетради. Одна черная, а вторая зеленая. Я открыла черную. У Лёни всегда был не слишком разборчивый почерк.

Сперва строчки расплывались перед глазами. Было страшно. Я полистала тетрадь, но потом решила начать с самого начала и ничего не пропускать.

«Как страшно! Я вчера встретил девушку… Именно такую, какая мне нужна. Я понял это, обменявшись с ней всего несколькими фразами. Ничего не значащими, собственно, вполне пустыми фразами… Мне так хочется говорить с ней обо всем, она умница, независимая, с прекрасным чувством юмора… Словом, мечта! И имя у нее красивое – Карина! Но ей всего двадцать пять. А мне вдвое больше. И я четвертый раз женат, черт бы меня побрал. А что я могу предложить такой девушке, кроме себя самого? И все-таки… Я почему-то надеюсь. Я дал ей свой телефон. Позвонит – счастье! Не позвонит… Попробую пережить.

Позвонила! И я назначил ей встречу… в Зоопарке! Она, кажется, даже не удивилась, а обрадовалась…

Три дня не писал. Просто не мог! Я счастлив так, как никогда в жизни! Она моя! Она сама захотела быть моей и говорит, что тоже счастлива… Я схожу с ума от моей Марфуши! Но боже, какой скандал пришлось выдержать, когда я объявил, что ухожу! Истерики, угрозы… Пришлось оставить абсолютно все, еле-еле удалось одежонку выцарапать. А Марфуша только смеется, ты, мол, мне и такой сгодишься… Ничего, все, что нам надо, сами наживем! Надо заметить, запросы у нее небольшие, скромные… но я могу говорить с ней абсолютно обо всем, просто удивительно… Современная девушка двадцати пяти лет, а так прекрасно образована, у нее такой точный и безукоризненный вкус. А при всем том она еще и в постели абсолютно моя женщина… Неужели так бывает? Я часто думаю, что такое счастье долговечным быть просто не может… Или она бросит меня, встретит молодого красивого парня… Я вижу, как они на нее смотрят. Хотя она не из таких, она скорее декабристка… Но я могу умереть… Да, так скорее всего и будет, хотя я чувствую себя превосходно, я молод душой и даже телом… она любит мое тело, и я верю ей… Или просто хочу верить? А, ладно, сколько мне отпущено этого сумасшедшего счастья, столько и буду им упиваться. А может, Господь, увидев такую любовь, сжалится и даст нам еще пожить вместе? На это и уповаю!

На днях ездили с Марфушей к ее маме и деду. Мама встретила меня настороженно, я бы даже сказал, испуганно. А вот дед – радостно! Чудесный старик, настоящий русский интеллигент, таких почти уже не осталось. Сказал, что любит мои фильмы, и явно не врал… Приятно, черт возьми! А как моя Марфуша меня им представила! Это восторг! Мы вошли на маленькую терраску. Мать и дед уставились на меня недоуменно, она их не предупредила. Вошли, и Марфуша вдруг заявляет: «Мама, дед, позвольте вам представить моего мужа, не ахайте, это мой муж, безумно любимый и любящий, я сама его выбрала, разница в возрасте, конечно, солидная, но когда любовь, это роли не играет! Вот как-то так! Да, если кто не знает, это наш знаменитый кинорежиссер Леонид Корецкий! Я увела его от четвертой жены, у него ни хрена нет, кроме огромного таланта, так что о браке по расчету речь не идет! Потому что сами знаете, что у меня тоже ни хрена нет, кроме однушки! Вот теперь все, прошу любить и жаловать!»

Мамаша поджала губки, а дед весело расхохотался:

– Ты, Каришка, значит, та самая «дура пятая» из частушки?

– Именно, дед, именно! – обрадовалась Марфуша. – Я уж и сама ему эту частушку спела!

Господи, как я люблю ее! Как последний дурак!

Давно не писал, был занят страшно, да и о чем писать, если счастлив с утра до ночи и с ночи до утра? А писать здесь о делах неохота. Да и зачем, если я могу все, абсолютно все обсудить с моей Марфушей? Она такая умница, всегда готова дать совет, и всегда дельный, просто на удивление.

Вчера я чуть не умер от ревности, старый дурак. Были с Марфушей в Доме кино, после просмотра знаменитого, но, на мой и Марфушин вкус, погано-претенциозного фильма, к ней вдруг в ресторане стал липнуть какой-то питерский писатель, красивый мужик лет тридцати. Оказалось, ее старый знакомый. Она с ним весело общалась, даже кокетничала, а я был готов просто его убить. Но она, чудесная, чуткая, поняла, что со мной творится, и мгновенно отшила наглеца и захотела сразу уйти. А когда пришли домой, она вдруг обняла меня и сказала: «Какой же ты дурак! Да мне же сто лет ни один мужик не нужен, кроме тебя!» Хотя я ни звука ей не сказал… Она вообще читает меня, как книгу… На днях я пришел домой расстроенный и усталый. Отвык жить без машины. А женушка № 4 не отдала мне мою. Вхожу в квартиру, а Марфуша вдруг заявляет:

– Лёнь, пора покупать машину! Мне тетя Феля колечко отдала, я его оценила, на приличную «тойоту» хватит! Поедем прямо сейчас покупать!

Я рассердился, обиделся, еще не хватало мне на ее колечки тачку покупать! Возмутился.

А она смеется:

– Да это тетя Феля решила тебе подарить машину, но она в них ничего не понимает, вот и дала мне колечко, чтобы я его или продала, или заложила… Ты же знаешь, как тетя Феля тебя обожает и все твердит – негоже такому знаменитому режиссеру без машины…

– Ничего, – отвечаю, – знаменитый режиссер пока обойдется! А вот получу гонорар, тогда и купим. А колечко ни за что не возьму!

И не взял! И заставил ее колечко это носить. А машину через два месяца и впрямь купил. «Шкоду-фелицию» в честь ее тетки Фелиции Константиновны. А через полгода тетка эта умерла и завещала Марфуше свою роскошную квартиру на Остоженке. Царствие ей небесное!

Вот уже почти год не брал в руки дневник. Но сейчас Марфуша уехала на три дня в Питер на какую-то искусствоведческую конференцию, вот и вспомнил о дневнике. Я без нее просто чахну… Она предлагала поехать с ней, но у меня не получилось. И вообще, пусть девочка побудет на свободе. Приятели позвали выпить пива. Пошел. Зачем? Чуть не помер от злости! Эти разговоры… И скучно, грустно, и хочется морду набить в минуту душевной невзгоды. Я вообще могу существовать или в непрерывной работе, или с моей Марфушей. Хотя нет, даже целиком погруженный в работу я все время помню, что у меня есть Марфуша. Каждую свободную минутку или звоню ей, или пишу эсэмэски. А возвращаюсь домой, обязательно заглядываю ей в глаза, а там всегда любовь… даже если ей вдруг нездоровится или она чем-то расстроена. Неужели так бывает? Я хотел бы написать сценарий о такой любви, но это будет так скучно посторонним… Завидно и скучно. Но нам-то с ней никогда не бывает скучно!

Тут на днях встретил в Доме кино свою третью жену. Боже, с какой насмешкой она на меня глянула и говорит: «Что-то ты неважно выглядишь, Лёнечка! Это что, тебя молодая бабенка заездила? Та к тебе и надо, кобель окаянный!» Я только засмеялся ей в ответ. Да я вообще перестал замечать других женщин. Все равно лучше моей Марфуши нет.

Ездили с Марфушей на Новый год в Израиль. Остановились в маленькой гостинице недалеко от моря. И хотя и у нее и у меня там есть знакомые, но мы решили, что не будем никому объявляться. Взяли машину напрокат, съездили в Иерусалим. А тридцать первого зарядил такой дождь, что ни неба, ни моря не видно. Марфуша вдруг схватила зонтик и говорит:

– Я сейчас.

– Куда?

– Семечек купить!

– С ума сошла?

– Нет! В такую погоду только семечки грызть! Знаешь, какие тут семечки! – Глаза блестят и никакими силами ее не удержишь.

– Ладно, беги! – Убежала. И минут сорок ее нет. Я уж начал волноваться, здесь до ближайшего магазина от силы три минутки медленным шагом. И тут возвращается. Мокрая насквозь, джинсы выше колен мокрые и с двумя большущими пакетами.

– Ненормальная, что ты накупила!

– Все! Никуда не пойдем, будем Новый год в номере встречать!

Она накупила всяких вкусных вещей, фруктов, да же яблочный тортик и, разумеется, семечек! Они оказались на удивление вкусные. Крупные серые с солью. Мечта. И мы полдня как два идиота сидели, грызли семечки и пялились в телевизор. Время от времени смотрели друг на друга, хохотали и начинали целоваться.

– Лео, тебе хорошо?

– Невероятно хорошо!

Но вечером она аккуратно убрала все следы подсолнухового безобразия, изящно, по мере возможности, накрыла стол и мы встретили Новый год. Среди прочей снеди там были и дивные соленые огурчики, но у нас от семечек так распухли языки и губы…

– Ой, Лёнечка, а как же мы будем целоваться?

– Мне лично это не помешает! – заявил я.

– Давай попробуем, а то у меня большие планы на эту ночь!

Но ничто не помешало этим планам осуществиться.

А утром в окно светило яркое солнце, море было ярко-синим с белыми барашками…

– Это был лучший Новый год в моей жизни! – сказала, потягиваясь, Марфуша.

– В твоей еще короткой жизни. И в моей уже такой длинной тоже!

А потом, после завтрака, мы вышли на набережную и решили идти пешком в Яффо. Было тепло, градусов восемнадцать. Мы шли вдоль моря, до нас долетали соленые брызги, и на прибрежных камнях грелись местные кошки в огромном количестве. Марфуша радовалась как ребенок.

– Смотри, видишь, у многих ушки подрезанные?

– Почему?

– А тут бездомных кошек стерилизуют. И метят ушки, чтобы второй раз не отлавливать животинку!

– Я третий раз в Израиле, а таких подробностей не знаю!