Сплошная лебедянь!

– Нет, это не то. Знаешь, мы издаем одну писательницу, она сама уже старая, но всегда внушает нам, что свою судьбу можно встретить за любым углом, но к этой встрече надо быть готовыми.

– Это как?

– Ну, всегда быть в тонусе, не распускаться, выглядеть на все сто…

– Варька, ты это к чему?

– А давай запишемся в салон красоты? Приведем себя в божеский вид. Маникюрчик, то, се… Тем более у Милки наверняка будут всякие интересные гости.

– Мне нравится ход твоих мыслей, хватит уже вдоветь!

– Знаешь, я вспомнила, в прошлом году мы ездили в Лондон на книжную выставку. Нас там было довольно много, ну, естественно, мы постарались хорошо выглядеть, и вдруг к одной нашей девушке подошла англичанка, работавшая на выставке, и говорит:

– Ведь у вас в России, кажется, кризис?

– Да, и что?

– «А я вот смотрю, у вас все девушки такие ухоженные, причесанные, с хорошим маникюром…» По их представлениям, мы, очевидно, должны ходить грязные, нечесаные, вонючие? Скажи, ты вот жила в Европе?

– Да эта тетка просто дура, вот и все!

– Может быть… Ну что, записываемся в салон?

– Валяй! Будем красивые и неотразимые!

– И надо еще сшить новые платья! – воодушевилась Яся. – Ты же гениально шьешь!

– Да я уж и забыла, когда последний раз шила…

– А ты вспомни!

– И ты поедешь на Новый год в моем платье?

– А почему нет?

– Яська! Тащи стремянку!

– Зачем?

– На антресолях стоит еще мамин чемодан с отрезами.

Варькина мать была известной в Москве портнихой.

Чемодан оказался битком набит аккуратно завернутыми в пергаментную бумагу кусками тканей.

– С ума сойти, сколько! – ахнула Яся.

– Маме эти ткани привозила ее сестра, моя тетя Саша. Ее муж был дипломатом. К сожалению, они погибли в автокатастрофе под Парижем. А мама тряслась над этими отрезами и только самым любимым клиенткам их продавала. С ума сойти, даже панбархат…

– А что такое панбархат?

– Вот, видишь, на шифоне бархатные цветы или узоры…

– Ну, выглядит достаточно старомодно.

– Тем лучше, сойдет за винтаж! Вот, глянь, зеленый, тебе пойдет…

– Нет, я буду себя чувствовать дурой. Такие штуки надо уметь носить, а я не умею. Мне вот этот кусок нравится… Это что?

– Креп. Да, кстати, панбархат шить сложно, а гладить… Ну его к бесу. Пусть лежит, пока не войдет опять в моду.

Они долго и со страстью выбирали ткань, наконец остановились. Яся на бежевом крепе, а Варька на фиолетовом тяжелом шелке, потом они рылись в Интернете в поисках фасонов и выкроек…

– Как думаешь, будем шить длинные?

– Мне – нет, а ты как хочешь! Зачем шить платье на один раз? – горячилась Яся.

– Ну, подкоротить-то всегда можно!

– А зачем зря ткань переводить?

– Ишь, какая ты разумная, – хохотала Варька.

– Эх, Варвара, тебе бы не редактором быть, а кутюрье.

– На кутюрье не потянула бы. И потом мама жаждала видеть меня филологом. И, кстати, я хороший редактор. Но я считаю, что бежевый креп это скучновато. Цвет, безусловно, благородный, но к Новому году как-то блекло…

– Думаешь?

– Думаю. Конечно, можно сделать цветной пояс или…

– Варь, а у тебя нет каких-нибудь обрезков?

– Обрезков? Зачем?

– Есть у меня одна идея…

– Вообще-то точно… У мамы был мешок с обрезками…

Она опять полезла на антресоли и вытащила довольно объемистый мешок из синего атласа.

– На, держи! Что ты будешь с этим делать?

– Я одно время ходила на курсы, училась делать цветы, у меня получалось…

– Цветы? Это сейчас здорово модно!

– Варь, я заберу этот мешок, покумекаю.