Рыжий доктор

– Я горжусь тобой, Игоречек! – почти прослезилась тетка. – Ты, конечно, великий хирург, но самый умный поступок в твоей жизни знаешь что? То, что ты приехал ко мне. Я уж тут было совсем разнюнилась, все одна и одна. И позаботиться не о ком, мои-то как уехали в Канаду, так, считай, и сгинули… И за каким чертом меня из Москвы уволокли? Им тут, видите ли, не понравилось, а я при чем? Мамочка, вот устроимся, заберем тебя… Уж три года прошло, все никак не устроятся. Да я и не хочу туда, опять все снова-здорово. Тут я хотя бы освоилась более или менее, на иврите маленько наблатыкалась, мне хватает. А там? Английского не знаю…

– Тетя Роза, а вы гражданство сохранили?

– Да, и что с того?

– Так, может, вернетесь?

– А куда? Квартиру-то мы продали… Правда, пенсия мне там идет. Раз в год одна моя родственница забирает ее и мне пересылает. Все ж за год приличная сумма набегает… А к чему это я? А, вспомнила, это я радуюсь, что ты ко мне приехал…

– А я тоже рад, тетя Роза. Мне хорошо у вас…

– Надо тебе все-таки страну посмотреть. В Иерусалим съездить, на Киннерет…

– Обязательно, это у меня в планах, но пока хочу по Тель-Авиву походить пешком. Люблю по незнакомым городам пешком топать.

– А не заблудишься?

– Да нет, у меня в телефоне навигатор есть. К тому же тут столько русских, язык до дому доведет. Да у меня и с английским все в порядке.

– Это ты молодец. Ну что ж, гуляй сколько хочешь, пока хамсина нет. А жары ты вроде бы не боишься.

– Даже люблю.

– А я ненавижу. Только и жизни с ноября по март. Правда в доме холод собачий. Эти каменные полы…

– Одним словом, нет в жизни счастья? – улыбнулся доктор Симачев.

– А разве есть? – горько проговорила тетка.

Он только руками развел.

На другой день, рано утром, когда тетка еще спала, Игорь Анатольевич оставил ей записку «Пошел топать по Тель-Авиву».

Он вышел из дому, прошел немного до улицы Бен-Йегуды. Он уже знал, что это очень оживленная улица, но в этот час было еще малолюдно, зато на каждом шагу встречались собачники. Если в течение года тремор не пройдет, заведу себе собаку. Я так люблю собак…

Но идти по этой улице не хотелось, и он свернул в узкую, очень зеленую улочку. Навстречу шла совсем молоденькая девушка с померанцевым шпицем на поводке. Дамская собачка, но очаровательная.

А я хотел бы… овчарку или хаски. Они такие красивые… Попадется какое-нибудь кафе, позавтракаю… Буду гулять, пока сил хватит, а то на пляже приходится общаться, а неохота. О, вон там впереди, кажется, какое-то заведение…

Подойдя поближе, он рассмеялся. Это было еще закрытое уличное кафе-мороженое с высокими столиками, и на столиках сидели кошки! Каких их там только не было! И высокий седой человек ставил перед ними мисочки с сухим кормом. На тротуаре напротив стояла скамейка. Игорь Анатольевич сел и стал наблюдать. Приглядевшись, он заметил, что на оградке, состоящей из ящиков с какими-то цветочками, тоже сидели кошки, а возле ящиков со стороны улицы стояли плошки с водой. Какая прелесть, подумал он. Вскоре кошки стали постепенно спрыгивать со столов. И пошли пить. А хозяин вынес большой пузырь с каким-то чистящим средством и принялся мыть столики. Для людей!

Черт возьми, как хорошо!

Он поднялся и пошел дальше, пока не набрел на какое-то кафе. Сел на веранде, увитой виноградом, заказал кофе и горячий бутерброд с сыром, который оказался поистине гигантским и вполне вкусным. Пройдя еще несколько улочек, увидал прилавок с соками. Остановился, заметив среди фруктов, из которых тут же делались соки, папайю. После такого гигантского бутерброда выпить сок папайи – милое дело, хорошо способствует пищеварению. Сок был холодный и фантастически вкусный.

Что-то мне сегодня все нравится… Даже странно… Однако становится жарко. Надо купить что-то на голову, а то напечет.

Это не составило труда, и он купил белую бейсболку. Надел ее перед небольшим зеркалом, стоявшим на прилавке.

Ничего, неплохо.

– Вообще-то вам больше подошел бы пробковый шлем, но у меня, к сожалению, такого нет! – заметил по-русски немолодой продавец.

– И славу богу, что нет, – засмеялся Игорь Анатольевич.

– Но вам бы пошло.

– Ну, я же не колонизатор и не плантатор.

– Вы турист. Откуда? С Москвы или с Питера?

– Из Москвы.

– Вам израильское гражданство не светит, разве что женитесь на еврейке. Но не советую.

– Жениться на еврейке? – засмеялся Игорь Анатольевич.

– Это тоже не подарок, но я про гражданство.

– Да я и не думаю.

– Вот и не думайте! А то понаехали сейчас…

Игорь Анатольевич расхохотался и пошел дальше. Побрел до красивого бульвара со странными деревьями с перекрученными стволами и сел на лавочку отдохнуть. Глянул на часы с шагомером. Выяснилось, что оттопал уже одиннадцать километров. Неплохо. Скамейка была в тени. Он вытянул ноги и закрыл глаза. И вдруг сквозь дрему услышал чье-то порывистое дыхание. Открыл глаза. Перед ним сидела собака. Хаски! И улыбалась!

– Господи, ты откуда?

Собака продолжала улыбаться. Он погладил ее.

– Ты чья? Мне даже нечем тебя угостить… Ты такая милая… Ты всем улыбаешься? Просто такая приветливая? На бездомную ты не похожа… Или ты потерялась?

Но тут где-то неподалеку раздался свист, и чудная собака сорвалась с места и побежала на зов хозяина.

Если заводить собаку, то хаски, эти голубые глаза, эта улыбка… Чудо!

И тут он увидел, что две немолодые полные дамы ловят такси. В Москве уже так такси не словишь. А тут к дамам подъехала машина. Они сели и уехали. Здорово! Надо иметь в виду…

Но домой пока не хотелось. Кажется, впервые лет за тридцать. Он может вот так, неспешно и бездумно, смотреть по сторонам, примечать какие-то ничего не значащие вещи. Почему на этом бульваре у деревьев так причудливо перекручены стволы? Ах, да какая разница! Скорее всего это от ветра. Тут, вероятно, бывает ветер с моря такой силы…

А вот прошла мимо женщина с выводком детишек, целых пять штук, мал мала меньше. Женщина в нелепой длинной юбке и с какой-то некрасивой повязкой на голове. Он уже знал, что так выглядят жены ортодоксов. Занятно… А вот прошли мимо две хорошенькие девицы лет по двадцать, в коротюсеньких шортах.

Ни одна жилка в нем не дрогнула. Это уже не мое… А что мое? Ни-че-го! Ничегошеньки у меня нет… И никогошеньки. И это хорошо. Свобода! Я никогда, с самого детства, не был свободен, так абсолютно свободен… Всегда жил под грузом каких-то обязательств, надо идти в детский сад, потом в школу, в институт. На работу… Нет, о работе не нужно даже вспоминать.

По работе он тосковал. Ему нередко снилось, что он подходит к операционному столу и вдруг роняет скальпель… Дурная примета… Он всегда ощущал что-то вроде вдохновения, подходя к столу, и чем сложнее был случай, тем больше был азарт и тем виртуознее он работал.

Нет, о работе сейчас думать нельзя, тут так хорошо, буду наслаждаться свободой, надо отпустить ситуацию… Это иной раз здорово помогает.

Захотелось есть. Он взглянул на часы. Половина третьего. Как раз время обеда. Поесть в Тель-Авиве не проблема. Он поднялся, прошел немного по бульвару и справа заметил итальянский ресторанчик. Вот и хорошо!