Богу, людям и себе

Так размышлял Синицын, шагая с работы домой.

– Алексей Миронович! Можно, я немножко пройду с Вами рядом? – Вдруг раздался голос старшеклассницы Тани, обучающейся в этой же школе.

– Разумеется. Все пространство Ваше.

– Алексей Миронович, помните, Вы сказали «Уважаемая Татьяна…»? Так вот. Тогда мое сердце наполнилось радостью. Правда, не только сердце, но и тело тоже наполнилось радостью…

– Очень хорошо, когда люди счастливы, – быстро, почти скороговоркой восхитился учитель.

– Если Вы прикоснетесь ко мне, то почувствуете, как радость с моего тела медленно поползет и по Вашему телу тоже… И Вам сделается сладко-сладко… Вкусно-вкусно…

– Однако мое толстокожее тело сейчас насторожилось. Наполнилось повышенным вниманием и ответственностью. Прямо каждая клеточка митингует. Требует поспешить домой. – Отчеканил Синицын.

– Это потому, что Вы боитесь ко мне прикоснуться. Алексей Миронович, ну прикоснитесь же… Ну пожалуйста! И увидите, что Ваше тело в эту же минуту наполнится приятностями и энергией…

– Какой энергией? Положительной или отрицательной? – Спросил учитель.

– Очень сладкой энергией… Жизненной, животрепещущей… – ответила старшеклассница.

– Знаешь, Танюша, я – энергичный человек. От природы. Энергичный без дополнительных стимуляторов. Без дополнительных источников питания. А если иногда и нужен вдохновитель, то какой-то слишком уж … В общем, понимаешь: редкий, небанальный, уникальный вдохновитель. Например, явление, событие. Например, удача, успех…

– О! Здорово! За такие слова и вовсе хочется Вас поцеловать… Я ведь тоже люблю все необычное, интересное! – Воскликнула девочка и прижалась к учителю.

– Будем помнить, что каждый человек интересен. Учите уроки, Таня. – Скомандовал Синицын и отступил от прижавшейся ученицы.

Он ускорил шаг. В голове стояла уже давно сформулированная категоричность. «Я должен, я обязан убедить эту девочку, что я – женатый человек. Тем более, у меня двое детей. Семью я очень люблю. Ни за кого и ни за что своей семьи не променяю. И нельзя этой хорошей девочке жизнь начинать неправильно. Если не сумею убедить, тогда что же я как профессионал вообще умею?

Да. Так точно. Если я, молодой мужчина, не могу заработать себе же самому хотя бы квартиру или на квартиру, тогда что я вообще могу?

Настоящий мужчина, согласно крылатому выражению, должен посадить-вырастить дерево, воспитать сына и построить дом…

Та-а-а-к. Начнем с дерева. Дерево должен посадить мужчина в детстве, будучи еще мальчишкой. И желательно много деревьев. Если нет территории для посадки деревьев в городе, то легко можно посадить яблоню, грушу, вишню в деревне у бабушки.

А во взрослой жизни посадить дерево – это уже не заслуга, а нечто само собой разумеющееся, например, стимул для поднятия настроения или духа. А если будешь преподносить посадку дерева как заслугу и героический поступок, тогда получится, что другой мужчина деревню, или город, или страну возродил, а ты одно только дерево посадил.

Дальше эта фраза говорит, что настоящий мужчина должен воспитать сына. Елки зеленые! Да разве это настоящий богатырь-мужчина, у которого всего один-единственный сын? У настоящего богатыря-мужчины двенадцать сыновей!

Елки зеленые! Получается, что дом я так и не построю? В городе не построю. А вот в деревне смог бы построить. Гм… За десять лет?

Для начала я смог бы снимать двухкомнатную квартиру. Только снимал бы у государства. Эх, настроило бы государство много-премного квартир в разных городах и селах! Да и сдавало бы желающим! Разумеется, по божеским ценам. Коммерческое жилье, так сказать. Ну, пусть хотя бы коммерческое. Только чтобы снимать квартиру именно у государства! Однажды услышал интересные слова: цивилизованная аренда жилья. Интересно, это и есть коммерческое? Или же плюс к нему еще какое-то другое, пока неизвестное?»

Данным соображением завершил Синицын свое размышление, выходя на переулок, открывающий панораму дома, в котором он, Синицын, живет с женой и двумя детьми в однокомнатной квартире…

Дома очень хорошо

– Мирослава, как думаешь, папа соскучился по нашему домашнему «толстому» киселю? Или же кисель ему приелся?

– А сухая черника кончилась. И без ягод кисель не вкусный. И крахмал из картошки кончился.

– Ах, да. Тогда придумай, что будем папе варить.

– Сейчас придумаю, – прозвучал уверенный ответ пятилетней дочери.

Крыса пошла в прихожую и села на полку, куда обычно ставит свои вещи отец, войдя в квартиру с улицы.

– Смородинка, ты сообщаешь, что скоро Алексей придет? Да? Очень хорошо. Молодец. Умница. – Похвалила Катя крысу, заметив, что она пошла в прихожую.

Зазвенел дверной звонок. Жена молча заглянула в глазок. Открыла дверь. Вошел муж. Встреча с распростертыми объятиями и поцелуями… Объятия с поцелуями не прекращались минут сорок пять…

Крыса все еще сидела на полке. Вскоре Алексей присел на корточки, чтобы глаза видели крысу еще ближе.

– Сморо-о-о-динка… И ты меня ждала. Спасибо, милая…

– Папа, папочка! – Прибежала обрадованная Мирослава и оказалась у него на руках.

– Давай сначала помоем руки чисто-чисто, и с чистыми руками пойдем за Петей, – напомнил отец, открывая дверь ванной комнаты.

Вскоре они чисто вымыли руки, уселись на диван… И комната в очередной раз стала похожей на очень ценную серьезную жизнеутверждающую, родную, живую картину: на диване сидит молодой папа в обнимочку с двумя детьми…

– Кушать подано! – Прозвучал голос мамы с кухни.

– А мы не хотим на кухню. Мы обедать будем здесь, – предложила Мирослава.

И борщ оказался на столе перед диваном. Мирослава взяла к себе Петю и начала его кормить. Когда братик наелся борща, появилось второе блюдо – разогретая до шипения на малюсеньком огне яичница из яиц домашних кур с домашней свиной свежатиной, оставшейся от завтрака.

Вдруг Мирослава вышла из-за стола, направляясь к домику Смородины. Посадила крысу на плечо и принялась собирать для нее обед. Вынула кусок мяса из кастрюли, выглядывавшего из борща, взяла кусок жареного мяса из яичницы, желток, немножко творога и отнесла все это в специальные посудинки длиннохвостой, стоящие возле ее домика.

– Петя задремал… Молодец, Смородина. Да? Умница. Когда кто-то спит, она тихонечко сидит. Не шуршит. Не пищит. Боится разбудить. Понимает… Главное, по утрам начинает движение только тогда, когда встаем с кровати мы. – Все эти нюансы отлично помнил папа.

– Точно. Меня тоже распирает повосхищаться Смородиной, но оставим на другой раз. А сейчас для начала тебе хорошо бы… отдохнуть, – выразительно подчеркнула мама.

Купаться в любви…

А на улице, вблизи школы, хихикают да удивленно секретничают старшеклассницы. Они выследили, что их однокашница Таня от школы по улице шла с учителем Синицыным…

– Ой, девочки, какая смелая Таня! Видите ли, прохаживалась сегодня с самим Алексеем Мироновичем… Прямо как взрослая.

Я тоже смогла бы. Как думаете: у них отношения со значением? Или случайно по одной дорожке в одну и ту же минутку? – Задавала вопросы Оля и водила туловищем, изображая сексуальную походку.

– Хочешь сказать, любовные? Не волнуйся, похоже, у Синицына любви полно и без романов на стороне. И вообще… Кажется, он больше всего на свете любит на небе тучи. – Вынырнула из-за толстых деревьев Таня, услышав разговор о себе.

По улице разлился смех…

– Правильно, девочки. У Синицына любви полно. Жену любит? Любит, – подчеркнула Оля.

– Чью жену? – Спросила Таня.

– Свою жену, естественно. Дальше. Детей любит? Любит. Зверей любит? Любит. Вон листики все эти, веточки, цветочки, росточки… Любит? Любит. Работу любит? Любит.