Хаос времён года

– Что значит «о возвращении»? Ты забыл, почему мы ушли? Мы сражались и рисковали головой ради этого, – убеждаю я, яростно жестикулируя и указывая на чистый небесный простор. – Вуди отдал за это жизнь. Ради нас. Ты отказался от своей магии и лишился частички души, Джек… – При виде вспышки боли в его глазах у меня перехватывает дыхание. Я знала, что ему недостает магии, отсутствие которой, должно быть, ощущается как зияющая в груди дыра, и надеялась, что со временем она заживет, подобно шрамам. – Так вот в чем дело? Поэтому ты хочешь вернуться? За своим дымным туманом?

Он крепко сжимает челюсти, так что на шее начинает пульсировать жилка.

В отдалении раздается раскат грома, похожий на низкий стон, накрапывает дождь. Джек вытирает кровь и начинает долгий путь домой в одиночестве.

5. Треснутый и разбитый

Дуг

Я снова и снова швыряю в каменный потолок импровизированный мяч – две пары выданных Обсерваторией плотно скатанных в шар толстых носков. И занимаюсь этой ерундой уже черт знает сколько времени. Но это хотя бы позволяет мне занять руки, и только так я могу думать.

Из других камер доносятся голоса, истеричный смех, невнятные ругательства. Прислушиваясь со своей койки, я сумел выяснить, кто еще здесь застрял: почти все они сражались в Куэрнаваке. Ликсу, последний оставшийся в живых член моей команды, находится в самой дальней от меня камере – слишком далеко, чтобы общаться, и я уверен, что Лайон намеренно отдал такое распоряжение. А из тех, кто сидит в соседних со мной камерах, я никому не доверяю… Во всяком случае, не настолько, чтобы рискнуть поделиться своими мыслями.

Кай лежит на койке под моей. Прошло уже несколько часов с тех пор, как мы в последний раз разговаривали – а это было после завтрака. Протеиновый коктейль не дал насыщения, от голода болит голова, делая меня раздражительным и опустошенным.

С тех пор как в камеру посадили Кай, открывалась только щель, чтобы протолкнуть нам поднос с едой, и я удивляюсь, как это до сих пор не протоптал каньон в полу. Я отшвыриваю импровизированный мяч и закрываю лицо рукой, но в окружающей темноте и тишине все, что мне остается, – это обрывки воспоминаний разговора в кабинете Лайона.

Скрипит нижняя койка. Мгновение спустя я вздрагиваю от того, что что-то мягко плюхается мне на кровать. Отняв руку от глаз, я хмурюсь, увидев лежащий у моей ноги мячик из носков.

– Ты уже решил, что будешь делать? – Бестелесный голос Кай пружинит от стен, и я снова закрываю лицо. Я не ответил на те немногие вопросы, которые она осмеливалась задать с тех пор, как Лайон запер нас вместе, уверенный, что он подослал ее сюда, чтобы вынюхивать. Но она ни разу никуда не выходила, с тех пор как Стражи закрыли дверь, а камера слежения на потолке снаружи нашей темницы установлена не настолько близко, чтобы улавливать звуки. Может быть, я ошибался.

– Тебе-то что? – осторожно спрашиваю я. – Сама решила?

Долгое время она ничего не говорит.

– Я подумала, что из меня получился бы хороший учитель. Ну, знаешь… по стрельбе из лука. Или я могла бы преподавать землеведение. У меня бы это хорошо получилось.

В горле у меня зарождается сухой смешок, разрастается, прокатывается по телу, сотрясая его.

– Что такое? Нет ничего плохого в том, чтобы быть учителем. Между прочим, ты тоже мог бы преподавать.

Я сажусь, хватаю мяч из носков, спускаю ноги с кровати и спрыгиваю на пол. Кай лежит на спине, сцепив пальцы за головой. Я бросаю в нее мячик, и она отвечает сердитым взглядом.

Упершись руками в свою койку, я склоняюсь над ней, отбрасывая тень на ее постель.

– Ты серьезно думаешь, что Лайон позволит тебе учить других?

– Почему бы и нет? Нереиде же позволил.

– Кто такая Нереида?

– Мой куратор, – поясняет Кай и хмурится. – Она преподает греческий. И английский как второй язык. Профессор Лайон говорит, что она счастлива.

Я подавляю укол чего-то, подозрительно похожего на чувство вины. Со всем этим шоком от пробуждения и правдой, которую я узнал во время встречи с Лайоном, я напрочь забыл поинтересоваться судьбой моего куратора. Мы никогда не были близки, и честно говоря, мне плевать, чем он решит заняться в жизни, если Лайон позволит ему ее сохранить.

– Это Лайон тебе сказал? – Кай прищуривается, глядя на меня, а я бормочу: – Ну, конечно, он. – Я наклоняюсь ниже, полностью загораживая ей свет. – Ты всерьез полагаешь, что после того, что ты сделала с Джеком, Лайон позволит тебе формировать впечатлительные молодые умы? Что хоть через миллион лет сунет тебе в руки лук и отпустит?

Кай снова кидает мне мячик, и я ловлю его за секунду до того, как он попадет мне в лицо. Она перекатывается на бок, а я усмехаюсь про себя.

– Посмотри правде в глаза, – говорю я, несильно ударяя мячом ей в задницу. – Откажешься от своей магии, и тебе придется скрести полы. Ну, или если очень повезет, старик назначит тебя раздатчицей в столовой.

Кай сжимает кулаками подушку.

– А сам-то что собираешься делать, раз магию нам все равно не сохранить? Предложишь свою кандидатуру на Зачистку? Первоклассный план.

– Уж получше, чем пресмыкаться.

Она резко выпрямляется и поворачивается ко мне лицом.

– Это не пресмыкательство. Это второй шанс.

Я едва сдерживаю смех.

– Для чего?

– Не знаю! Начать новую жизнь. Сначала.

– Обманывай себя сколько хочешь, Сэмпсон. Второй шанс, который он тебе предлагает, – это не возможность. Это наказание.

Она скрещивает руки на груди.

– Ты не знаешь, что…

– Подъем! – Мы оба резко выпрямляемся, когда кто-то принимается барабанить кулаком в дверь камеры, и раздается лязганье открываемого замка.

Прошло четыре дня. Я определил это по тому, сколько раз выключался свет в нашей камере после того, как Стражи совершали последний обход, и сколько раз он снова вспыхивал после долгих ночей, которые я провел, уставившись в потолок.

Лежащая на койке Кай широко распахивает глаза.

– Как ты думаешь, чего они хотят? – шепчет она.

– Не знаю.

Дверь со скрипом открывается, и я отступаю назад. На пороге нашей камеры стоит группа Стражей. Как и у всех прочих, кто приходил проверить нас на этой неделе, их движения скованные и неестественные, явно отрепетированные, и я готов биться об заклад, что все четверо только что закончили тренировки. Лайон, вероятно, считает, что поступил умно, избавившись от прежних Стражей и заменив их новобранцами по своему выбору, но лично я бы предпочел четырех закаленных в боях Стражей из гвардии Майкла тридцати желторотым придуркам, которые никогда не участвовали в сражении.

Страж – тот самый, кого я схватил за ухо через решетку, – ухмыляется, приближаясь к камере, и демонстрирует мне два комплекта наручников и огнестойких рукавиц. Только-только вышедшие из стазиса, мы, похоже, не представляем большой угрозы. Уж точно не для целой команды.

А как насчет одного? С одним я точно справлюсь. Всего-то и нужно, что выйти из этой клетки и атаковать самую слабую овцу в стаде.

– Куда мы идем? – спрашиваю я, когда он разворачивает меня лицом к стене. Наручники защелкиваются, болезненно туго охватывая запястья.

Страж толкает меня к двери, передавая одному из своих друзей. Его ухо – а с ним и самолюбие, очевидно, – все еще не оправилось от встречи со мной. Не утруждая себя ответом, он стаскивает Кай с койки, с силой скручивая ей руки за спиной.

– Кронос предоставляет вам небольшую отсрочку за хорошее поведение, – поясняет другой Страж, заставляя поморщиться своего напарника – того, которому я заморозил ухо.

Сидящая на насесте снаружи нашей камеры ворона хлопает крыльями, наблюдая, как нас выводят из зоны заточения в извилистые туннели катакомб. Пока мы идем, я внимательно рассматриваю Стражей, но мне не удается распознать, кто у них главный. Хоть им и была дарована власть над всеми четырьмя стихиями, готов побиться об заклад собственной душой, что они могут контролировать только одну – ту, которой наделила их Гея, когда превратила во Времена года. Требуется время, чтобы овладеть стихиями и сделать их своим оружием.

Мы сворачиваем за угол, в старое крыло административного уровня. Я ощущаю едва заметный наклон под ногами – угол настолько незначительный, что не о чем и беспокоиться, если бы не стазисная усталость. Устроенный по типу пандуса коридор расширяется, сменяясь другим, с более ярким освещением, вызывающим у нас с Кай дрожь. Нашим глазам требуется время, чтобы привыкнуть к сменившим факелы флуоресцентным лампам на высоких белых потолках.