Доспехи демона. Копье

Больно, да? Ну пусть, у меня нет времени церемониться с вами и думать, как бы вас обездвижить или выключить, не прибегая к боли. В конце концов, вы сами за сегодня столько болит доставили, что это будет лишь малой частью вашего искупления.

Так что кричите. Кричите, чем громче вы кричите, тем холоднее становится кровь в жилах ваших подельников… Тем меньше в них храбрости и

больше страха…

Шесть.

Я не прятался – прятаться в этих руинах было негде, разве что среди мертвых тел. Пусть они от меня пытаются спрятаться, если им кажется это хорошей идеей. Мне же проще – не придется их догонять, не придется тратить на это лишнее время. Я все равно помню, сколько их, я все равно вижу, где каждый из них – демоническое зрение, оказывается, может и это. Остается только подойти, одной рукой поднять визжащего обмочившегося разбойника в воздух, а второй – сломать ему обе ноги, чтобы не смог убежать, когда я отвернусь. Сломать аккуратно – закрытым переломом, чтобы он не истек кровью к тому моменту, как я закончу. А еще – чтобы демон внутри меня не получил ни капли крови.

Я и так довольно странно себя чувствую…

Восемнадцать.

Кто-то из них в меня стрелял – стрелы с бессильным цоканьем отскакивали от белоснежной брони, если вообще попадали. Дистанция их не спасала – я сокращал ее быстрее, чем они успевали понять бесполезность своего оружия. Если обстановка позволяла, я даже не ломал им ноги – после первого десятка это стало даже скучно. Кого-то я приматывал несколькими быстрыми витками найденной поблизости веревки к столбу так, что ребра трещали. Кого-то приваливал мертвой лошадью. Одного – закинул на крышу того самого здания, которое они пытались то ли поджечь, то ли задымить.

Двадцать шесть.

Некоторые из них даже не успевали понять, что вообще происходит. Сказывалось отсутствие единого командования… Вообще командования, хоть какого-то! Каждый из этих ублюдков пытался сохранить или хотя бы защитить только собственную жизнь, максимум, что они могли сделать – окликнуть ближайших к себе подельников. Ни о каком организованном сопротивлении или отступлении речи даже не шло – пока я в одном конце площади занимался нейтрализацией разбойников, в другом полным ходом продолжался процесс раскочегаривания огромного костра.

Тридцать три.

Последние оставшиеся невредимыми разбойники настолько обезумели, что кинулись на меня с холодным оружием наперевес – двое с короткими мечами, один – с копьем, еще двое – с кистенями. Копье я сломал об голову его же хозяина, отправив его отдохнуть, остальных припечатал по одному к стене церквушки и припер еще одной телегой, предварительно сломав ей два колеса из четырех. Оглядевшись еще раз и мысленно пересчитав всех, я удовлетворенно кивнул.

Сорок два.

Следующей целью был костер. Конечно, я мог бы его раскидать сразу, не обращая внимания на разбойников и их жалкое оружие… Но тогда был весьма велик шанс, что злоумышленники, поняв, что перед ними – неуязвимое существо, разбежались бы.

А я им этого позволить не мог.

Поэтому к ликвидации костра я приступил только сейчас, благо это было совсем не трудно. Раскидать все то, что разбойники так долго и любовно стаскивали сюда, заняло у меня даже меньше минуты, после чего я осторожно, стараясь не выбить, постучал пальцами в тяжелые, потемневшие от огня, высокие резные деревянные двери.

– Эй, внутри. – как можно радушнее позвал я. – Тут все кончено, можете выходить.

– Что-то новое! – раздался изнутри дрожащий от страха женский голос. – Решили нас обмануть и таким образом выманить наружу, раз дым не помог, да?!

Я тяжело вздохнул и постучал еще разок, чуть сильнее. Двери ощутимо загудели.

– Я не из разбойников! – терпеливо объяснил я. – Наоборот, я их всех…

– Убил?! – ахнула моя собеседница изнутри.

– Н-нет… – запнулся я, бросив короткий взгляд через плечо на стонущих от боли противников. – Они живы. Я оставил их на ваш суд. Сами решите, что с ними делать.

– Чем докажешь?! – все еще не верила мне женщина. – Чем докажешь, что ты не из разбойников?!

Я начал выходить из себя и стукнул еще сильнее – так, что двери хрустнули.

– Слушай, я сейчас просто постучу чуть сильнее, и ваши чертовы двери развалятся к хренам собачьим! Тогда сама увидишь, что я не из них!

– Ладно! – пискнула женщина изнутри. – Мы выходим!.. Мы выходим…

Я отошел от дверей и принялся ждать. Внутри загрохотали засовы, двери шевельнулись и начали было открываться, но тут же застопорились.

Я нахмурился.

Двери шевельнулись снова, что-то хрустнуло – кажется, последним ударом я что-то перекосил или сломал.

Взявшись за одну из створок, я легонечко потянул, и он открылась, пропахав в землю глубокую черту.

– Спасибо… – произнес женский голос изнутри, и из церквушки, прикрывая лица руками от солнца, стали выходить люди.

Женщины, в основном. Мужчин было всего трое или четверо, остальная сотня была женщинами с детьми разных возрастов. Ясно – мужчины деревни стояли насмерть, давая своим семьям возможность скрыться. А разбойники, зная это, пытались выкурить их из здания то ли для сексуальных утех, то ли в рабство увести… Не знаю, но судьба в любом случае у них была незавидная, если бы не я.

Привыкнув к солнцу, люди наконец опустили руки, посмотрели на меня…

Кто-то завизжал. Кто-то заплакал. Но все как один шарахнулись от меня, как от прокаженного.

– Эй, в чем дело?! – нахмурился я, делая шаг вперед.

– Не подходи, демон! – взвизгнула полноватая женщина в изодранном красном платье уже знакомым мне голосом. – Не подходи!

Ах да, я же все еще в доспехах…

Да и черт с ним! Я и так для них сделал больше, чем кто-либо другой мог бы сделать, пускай будут благодарны!

– Это не демон! – внезапно крикнул откуда-то из толпы один из уцелевших мужчин – лысый старик на костылях с длинной серой бородой. – Это не демон, слышите?! Это белый гвардеец!

Люди недоверчиво зашептались, перекидываясь одними и тем же словами – "гвардеец", "император", "помощь"…

– Нет, к императору он не имеет отношения! – продолжал старик, насилу проталкиваясь вперед через толпу. – Я слышал о нем, он освободил кучу сопротивленцев из тюрьмы императора! А потом – он сцепился с Алым Гвардейцем возле другого города!

– Если он против императора, то за кого он? – недоверчиво скосилась на него моя давешняя собеседница. – Не то чтобы я жаловала императора, но…

– А вы разве не видите? – старик поднял один костыль и обвел площадь. – Он за нас! За простых работяг, простых крестьян, кузнецов! Он за тех, кого обижают, кого притесняют и насилуют! Он освободил заключенных, он победил разбойников, но не тронул нас!

– Но кто он?! – не успокаивалась полная дама. Ее взгляд перекинулся на меня. – Кто ты?!

– Я? – я усмехнулся, вспоминая фильмы про Риддика. – Я просто проходил мимо. И решил поболтать вот с ними.

Я поднял палец и поочередно потыкал в разбойников, валяющихся, сидящих, стоящих, привязанных в разных точках площади.

– Я не стал их убивать, а оставил вам. Делайте с ними что хотите.

– Лучше бы ты нас убил! – взвыл один из тех, кого я припер телегой к стене.

– Я знаю. – кивнул я, глядя как заревевшая толпа кидается к своим недавним мучителям. – Именно поэтому я этого не сделал.

Ревущая толпа захлестнула разбойников, в мгновение ока обезумевшие бабы откинули с пути мешающую телегу и куда-то поволокли вяло отбивающихся разбойников, щедро раздавая им тумаки. По пути они хватали других, нисколько не церемонясь и не обращая внимания ни на какие травмы. А некоторых – и не забирали. К таким подходили либо маленькие группы осиротевших женщин, либо вообще по одной. Короткое движение подобранным с земли оружием или хлопок тетивы – и разбойник затихал уже навсегда.