Кровь на лепестке

– Нет, ваша светлость, с леди Маргарет и сэром Джоном, – уловив в потемневшем взгляде девушки непонимающий огонек, слуга продолжал бередить рану обидными словами: – …со своими детьми, – какое-то непонятное чувство, вмещавшее в себя и досаду, и злость, сковало Джоанну. Гневно прогнав слугу, девушка хотела вернуться в свои покои, внезапно ставшие темницей боли, но остановилась, услышав непонятные возгласы, напоминающие стоны во время близости.

Внезапно вспомнив слова Люсинды, Джоанна пошатнулась от головокружения, вцепившись ледяными руками в каменный выступ. Страх и любопытство, стыд и презрение перемешивались в душе, и, поддавшись им, девушка незаметно прокралась к высокой, украшенной узорами, двери, ведущий в какую-то комнату. Поспешно перекрестившись, дочь графа отодвинула маленький, легкий засов, оказавшись в темном, замкнутом помещении без выхода. Но смех и странный шелест продолжал слышаться, он, словно ползучие змеи, проникал через какой-то потайной ход. Джоанна окинула комнату взглядом и остановилась на железном, темном рычаге. Повернув его дрожащими руками, молодая женщина наблюдала, как та самая потайная дверь медленно раздвигается. Джоанна вскрикнула, увидев какие-то ветви, обвитые обыкновенной листвой, присыпанной снегом. Вдруг подул пронзительный ветер, воздух вмиг поменялся. Лишь спустя несколько мгновений леди Плантагенет поняла, что открыла вход в сад, потайной сад, о котором говорила служанка…

Вжавшись в стену, чтобы не привлекать внимания, девушка покрасневшими, налитыми слезами и страхом, глазами наблюдала, как на огромном ложе в центре возлежат двое…любовников. Они сливались воедино, кричали, стонали, целовались, отдавались безграничной страсти. Девушка с ужасом узнала в любовнице королеву. Обнаженная женщина без капли стыда отдавалась неизвестному, чье лицо тщательно скрывала бархатная, черная маска. А в нескольких шагах стояли две женщины, державшие над любовниками алое покрывало, присыпанное пеплом и тлевшее по краям. Джоанна вскрикнула и зажала рот ладонью, поняв, что одна дама – ее мать, а другая – сестра Маргарет! Хватая губами воздух, девушка еще несколько минут сидела на полу, всматриваясь в ужасную картину. Наконец бесстыдники поднялись с ложа, и совершенно нагие, прошествовали к женщинам, которые, положив ткань, взяли два факела и поднесли их к головам Филиппы и незнакомца: – Да благословит вашу близость Звезда, что взирает с неба, да подарит она вам огненную страсть, в которой вы будете гореть и в один прекрасный день сгорите, став пеплом, что возляжет к трону Пламенного Инквизитора! Во имя Созвездия! – вскрикнула леди Уэйк, и присев в реверансе вместе со своей старшей дочерью, быстро покинула сад, скрывшись за еще какой-то потайной дверью.

Оглушенная страхом, Джоанна вмиг поднялась и принялась бежать, чувствуя, как сердце буквально выскакивает, разрывая кожу под левой грудью. Девушка мчалась по коридорам до тех пор, пока не осознала, что уже находиться в своих покоях. Скинув халат и запрыгнув в ледяную постель, молодая женщина натянула до подбородка покрывало, лихорадочно созерцая двери, которые, как ей казалось, сейчас откроются, впуская инквизитора, бросившего ее в беспощадное пламя костра.

Весь остаток ночи леди Плантагенет судорожно обдумывала услышанное и увиденное зрелище, вновь вспоминала, как королева отдавалась другому… Сейчас Джоанне хотелось просто обо всем забыть, вновь вернуться в тот отрезок ночи, не открывать таинственную дверь, хотелось остаться в неведении. До рассвета дочь графа заставляла себя просто забыть, уснуть, а, проснувшись, жить так, как жила до этого дня. Но сердце не успокаивалось, его бешеные удары отдавались в висках, заставляя их лихорадочно пульсировать. Внезапно Джоанна поняла, что, сама того не желая, вошла в другую жизнь, наполненную опасностями и загадками.

Глава 3

Англия, Солсбери, монастырь Святой Пеги Мерсийской.

Кристин поднесла к посиневшим губам холодные, словно лед, руки, всматриваясь в пасмурное, затянутое белоснежными тучами, небо. Холод пробирал до костей, скользил по коже, впитывался вовнутрь. Но послушница постепенно привыкала к пустому желудку и синему, замерзшему телу. Юная девушка каждый день слышала всхлипы умирающих, надрывный кашель больных, стоны наказанных, но ничего не могла сделать. Эта обитель, когда-то являющаяся эталоном невинности и чистоты, быстро превращалась в заброшенный, захолустный монастырь, чьи жители сотнями отдают Богу души из-за голода, болезней и мороза. Когда-то богатые, уважаемые аристократы сюда отдавали своих дочерей, желая сделать из них покорных, воспитанных леди, но теперь даже не один крестьянин не пожелает своему ребенку жизни в этой ледяной дыре. Остались лишь бедные, бездомные сироты… Девушка усмехнулась собственным мыслям. Она – Кристин-Мария, никому ненужное, заброшенное дитя, которому суждено сгнить в этих серых стенах. Девушка не знала, кто ее родители, живы ли они, или нет. Настоятельница лишь твердила, что однажды холодным, весенним днем, четырнадцать лет назад, нашла на пороге обители кроху, замотанную в дешевую, рваную ткань. Рядом не было ни листка с именем, ни денег, ни вещей. Все считали, что ребенка оставила какая-то крестьянка, забеременевшая вне брака. Средняя ростом, худая, не имеющая никаких женских форм, с лицом, что вызывало лишь презрение, Кристин знала, что ничего хорошего ее в жизни не ждет. Многие осмеивали внешность юной послушницы, даже сестры в соседних кельях открыто унижали безродную девчонку. В монастыре запрещались зеркала, и Кристин этому от души радовалась. Однажды, в один теплый, летний день, когда девушкам разрешили выйти за пределы обители и помыться в реке, англичанка увидела свое отражение в воде и просто обессиленно застонала. Перед ней стояла женщина с телом ребенка, с плоской грудью, узкими, костлявыми бедрами, с выпирающими ключицами. А лицо… Кристин-Мария до сих пор помнила впалые щеки, которые почти закрывал длинный, широкий нос, а губы, словно невыразительные нитки, не сильно выделялись на фоне бледной кожи. Единственным достоинством послушницы служили роскошные, белокурые кудри, доходившие до талии, но, по монастырским правилам, девушка связывала их в пучок и тщательно прятала под темным чепцом.