Кругосветная география русской поэзии

И когда женщина с прекрасным лицом,
Единственно дорогим во вселенной,
Скажет: я не люблю вас,
Я учу их, как улыбнуться,
И уйти и не возвращаться больше.
А когда придет их последний час,
Ровный, красный туман застелит взоры,
Я научу их сразу припомнить
Всю жестокую, милую жизнь,
Всю родную, странную землю,
И, представ перед ликом Бога
С простыми и мудрыми словами,
Ждать спокойно Его суда».

    (Николай Гумилёв «Мои читатели»)
«Мои читатели» – последнее стихотворение, написанное великим русским поэтом, выдающимся путешественником и исследователем Африки – Николаем Степановичем Гумилевым в июле 1921 года, незадолго до его казни.

    Эльдар Ахадов

Раздел I.

Мир глазами поэтов

Вступление

Мой родной, мой земной, мой кружащийся шар!
Солнце в жарких руках, наклонясь, как гончар,
вертит влажную глину, с любовью лепя,
округляя, лаская, рождая тебя.
Керамической печью космических бурь
обжигает бока и наводит глазурь,
наливает в тебя голубые моря,
и где надо, – закат, и где надо, – заря,
И когда ты отделан и весь обожжен,
солнце чудо свое обмывает дождем
и отходит за воздух и за облака
посмотреть на творение издалека.
Ни отнять, ни прибавить – такая краса!
До чего ж этот шар гончару удался!
Он, руками лучей сквозь туманы светя,
дарит нам свое чудо: – Бери, мол, дитя!
Дорожи, не разбей: на гончарном кругу
я удачи такой повторить не смогу!

    Кирсанов Семён Исаакович («Чудо»)
Где черный ветер, как налетчик,
Поет на языке блатном,
Проходит путевой обходчик,
Во всей степи один с огнем.
Над полосою отчужденья
Фонарь качается в руке,
Как два крыла из сновиденья
В средине ночи на реке.
И в желтом колыбельном свете
У мирозданья на краю
Я по единственной примете
Родную землю узнаю.
Есть в рельсах железнодорожных
Пророческий и смутный зов
Благословенных, невозможных,
Не спящих ночью городов.
И осторожно, как художник,
Следит приезжий за огнем,
Покуда железнодорожник
Не пропадет в краю степном.

    Тарковский Арсений Александрович («В дороге»)
Как часто, как часто я в поезде скором
сидел и дивился плывущим просторам
и льнул ко стеклу холодеющим лбом!..
И мимо широких рокочущих окон
свивался и таял за локоном локон
летучего дыма, и столб за столбом
проскакивал мимо, порыв прерывая
взмывающих нитей, и даль полевая
блаженно вращалась в бреду голубом.
И часто я видел такие закаты,
что поезд, казалось, взбегает на скаты
крутых огневых облаков и по ним
спускается плавно, взвивается снова
в багряный огонь из огня золотого, —
и с поездом вместе по кручам цветным
столбы пролетают в восторге заката,
и черные струны взмывают крылато,
и ангелом реет сиреневый дым.
* * *
На сумрачном вокзале по ночам
торжественно и пусто, как в соборе, —
но вот вдали вздохнуло словно море,
скользнула дрожь по двум стальным лучам,
бегущим вдаль, сходящимся во мраке, —
и щелкнули светящиеся знаки,
и в черной глубине рубин мигнул,
за ним – полоска янтарей, и гул
влетел в вокзал, могучий гул чугунный, —
из бездны бездн, из сердца ночи лунной,
как бы катясь с уступа на уступ.
Вздохнул и стал: раскрылись две-три двери.
Вагоны удлиненные под дуб
окрашены. На матовой фанере