Чудесна бытности длина,
Блаженна тяжкая корзина.
А над Бетани ночь темна,
Как рот поющего грузина.
Так в шестьдесят втором году
Виднелся мир однажды летом.
Когда еще сюда приду?
И что найду на месте этом?
Мориц Юнна Петровна
ВЕЧЕРНИЙ СВЕТ
Памяти Симона Чиковани
Ослик топал в Гантиади,
Рыжий, тощий, молодой.
Человечек топал сзади,
Рыжий, тощий, молодой.
Козьим сыром и водой
Торговали на развилках,
Соус огненный в бутылках
Ждал соития с едой.
Геральдический петух
Спал в подоле у старушки,
И языческой пирушки
Реял крупный, зрелый дух.
Этот день почти потух,
Своды светом обнищали,
Но дорогу освещали
Море, ослик и пастух.
Золотистые круги
Источали эти трое
И библейские торги
Освещали под горою
Незаметно для других,
Но любовно и упорно.
Ослик ел колючки терна,
Пастушок – фундучьи зерна.
Где-то рядышком, из рая,
Но совсем не свысока,
Пела нежная валторна,
К этой ночи собирая
Все разрозненное в мире,
Все разбросанное ветром
За последние века.
Вознесенский Андрей Андреевич
ГРУЗИНСКИЕ ДОРОГИ
Вас за плечи держали
Ручищи эполетов.
Вы рвались и дерзали, —
Гусары и поэты!
И уносились ментики
Меж склонов-черепах…
И полковые медики
Копались в черепах.
Но оставались песни.
Они, как звон подков,
Взвивались в поднебесье
До будущих веков.
Их горная дорога
Крутила, как праща.
И к нашему порогу
Добросила, свища.
И снова мёртвой петлею
Несутся до рассвета
Такие же отпетые —
Шоферы и поэты!
Их фары по спирали
Уходят в небосвод.
Вы совесть потеряли!
Куда вас занесет?!
Из горного озона
В даль будущих веков
Летят высоким зовом
Гудки грузовиков.
Тарковский Арсений Александрович
ДОЖДЬ В ТБИЛИСИ
Мне твой город нерусский
Все еще незнаком, —
Клен под мелким дождем,
Переулок твой узкий,
Под холодным дождем
Слишком яркие фары,
Бесприютные пары
В переулке твоем,
По крутым тротуарам
Бесконечный подъем.
Затерялся твой дом
В этом городе старом.
Бесконечный подъем,
Бесконечные спуски,
Разговор не по-русски
У меня за плечом.
Сеет дождь из тумана,
Капли падают с крыш.