
– Эх, папа, папа, ну почему ты не открыл газ?! А?! Взял бы да и открыл, и взорвались бы, сволочи. Все равно там и все соседи такие же. Тебя бы и не заподозрил никто, подумали бы, утечка от того, что плиту двигали или еще чего, – причитала Элла. Дед на такое был неспособен.
На семейном совете было решено ехать в Москву искать правды. В самом деле, ведь Советское государство и партия, в которой Григорий состоял, не могли оставить гражданина, да еще инвалида войны, без жилья на старости лет. Имущество не столь важно, много ли надо пожилым людям. Хотя бабушка потрясена. Хорошая мебель, импортная посуда, серебряные ложки, цветной телевизор, одежда, отрезы тканей, матрасы и одеяла, по старинному обычаю набитые овечьей шерстью и простеганные, – это все потеряно и уже не нажить.
Наскребем с миру по нитке, утешают все ее. И правда, много ли надо пожилым людям и разведенной женщине. А вот жилье в приличном регионе, прописка и пенсия – как же без этого? Хотя у бабушки пенсия то смешная – 20 рублей в месяц. Пришлось и во время войны у станка постоять, снаряды тачать по 12 часов в день, но стаж небольшой – после войны с детьми все сидела.
Элла с отцом в начале ноября выехали в Москву и остановились у Багдасара, дальнего родственника мужа сестры дедушки. Багдасар, у которого мама была русская, жил с русской женой Светой в большом экспериментальном доме напротив Даниловского рынка. Огромным серым реликтовым «Титаником» он подплывает к рынку до сих пор.
У Багдасара невообразимая двухуровневая квартира. Выдали взамен трех комнат в коммуналке на «Кропоткинской», оставшейся от отца. Предки Багдасара бежали в Москву от резни в Баку еще в 1905 году.
Наивная мама ходила в приемную Верховного Совета на Моховой, Совет ветеранов, хотела на прием к союзному премьер-министру Рыжкову записаться. Был же дед в свое время на приеме у всесильного «отца» Азербайджана Мир Джафара Багирова. Попросил пенициллина для умирающего сына, а он тогда по специальному разрешению отпускался.
Потом Багирова поставили к стенке, а дед ходил и к «хрущевскому» первому секретарю Ахундову комнату выбивать. А тут квартиру потерял. Почему бы не добиться аудиенции у Рыжкова.
Мама, скованная в Баку, пыталась проявить всю свою энергию в Москве. Дед был расшатан и расстроен. События подорвали его веру в справедливое мироустройство. Да и невероятно трудно ходить по Москве, ездить в метро на протезах. А их, конечно, футболили по инстанциям и четко дали понять, что на прием у Рыжкова даже не стоит надеяться. Это исключено, пояснил более-менее доброжелательно настроенный чиновник из Совета ветеранов. Все, что могли сделать там, – это переписать данные, принять жалобы и спустить их вниз в инстанции Азербайджанской ССР. Это даже не смешно.
Маме посоветовали прописать дедушку у каких-нибудь близких родственников в Москве и встать на учет. Эта хитрая и длинная тропа могла привести в перспективе к порогу новой квартиры. Прописаться в Москве – нереально, честно ответила мама. Она знала, что такое прописка для москвичей, да и близких родственников в столице не было. Тогда ей сказали, что могут посодействовать в устройстве родителей в дом престарелых.
Побывала Элла и в постоянном представительстве Армянской ССР в Москве. Туда ей настоятельно порекомендовали сходить чиновники. В постпредстве они с дедом попали в толпу гудящих беженцев-армян, требующих и требующих себе мест в гостиницах и пансионатах Подмосковья. Мама поняла, что и тут есть и старики, и ветераны. Одного старого, еле двигающегося дядьку родня просто привела и оставила в вестибюле постпредства на диване. Просто подкинули, как подкидывали раньше детей, чтобы его поскорее определили в больницу или дом престарелых.
– Ничего мы не добились, вот хорошо только папе пальто купили теплое. Холодно в Москве, а он в плаще… Прописаться негде, да и у Багдасара оставаться уже напряженно было. Квартира, конечно большая, но там дочь, зять, младшая дочь… Они хорошие люди, но неудобно. Да и вряд ли бы чего добились. Одно хождение по кабинетам бессмысленное. Никогда не прощу себя за эту поездку, только отца бедного гоняла по этому метро на протезах. Ему было очень тяжело, а все бесполезно, – рассказывала мама.
В конце ноября дедушка и тетя Аня, сестра мамы, выехали из Баку, улетели в Ставрополь к родственникам. Там жил брат деда, там была надежда прописаться. Рустам их провожал. Бабушка еще оставалась у нас.
5. Смерть
Отец моего отца в конце 40-х годов тридцати с лишком лет от роду покинул свою родину. Не родное селение, а село недалеко от Дербента. Там они с братом на пару построили еще до войны хороший двухэтажный дом. А родное селение было в горах, их оттуда советская власть выселила на равнину для своего спокойствия. Рахимхан родился в мирном 1913 году и в юности был пастухом, а грамоте его обучил мулла.
Потом он попал в армию, где кое-как научился говорить и писать по-русски. Ему земляк начертил табличку, где каждой русской букве соответствовала арабская. Служил дед в Баку, в войсках НКВД долго, лет десять, и дослужился до старшины, на фронт не попал.
Дед через пару лет после демобилизации ударил баллонным ключом своего односельчанина. Этот поступок предопределил мою судьбу, и я не родился дагестанцем.
Рахимхан после армии хотел работать шофером. Он нашел старый грузовик, своими руками отремонтировал его и покрасил. Запчасти достал за свои деньги. Он намеревался работать в местном совхозе, машина принадлежала государству, но по факту распоряжался бы ей дед, возил бы в том числе и «левые» грузы.
Однажды с утра он не обнаружил грузовик на машинно-тракторной станции. Весь день дед не мог понять, куда исчезла машина, и страшно разволновался. Обидно, и поездить толком не успел, заботливо пока обкатывал.
Оказывается, другой местный шофер без спросу сел в его грузовик, поехал по своим делам, перевез какой-то груз, подзаработал и вернулся ночью.
На резонные слова Рахимхана, что так поступать некрасиво, односельчанин ответил с вызовом. К тому же выяснилось, что «застучал» у машины мотор. Слово за слово, дед и не выдержал, а инструмент оказался под рукой.
Никакой кровной мести не последовало. Более того, родственник нахала пришел ночью к деду и сказал, что дела плохи и лучше бы ему скрыться. Угонщик был человек неприятного нрава, и его не любили в поселке. Участкового в селении не было, а из райцентра приехали только утром.
Они не успели, Рахимхан сбежал в Баку. Это большой город, где можно было затеряться и отсидеться. К тому же столицу Азербайджанской ССР он хорошо знал. Односельчанин выжил, и через много лет они с дедушкой помирились. Хотя лицо угонщика помятым осталось на всю жизнь, можно сказать, дед изуродовал его.
Лезгин с той поры на родине был только в гостях. Дом, который они построили на пару со старшим братом, дед уступил своей племяннице. Брат погиб в немецком плену. По обычаю, Рахимхана после армии решили уговорить жениться на вдове брата, чтобы он заботился о ней и племяннице. Но дед отказался, а когда племянница вышла замуж, уже в конце 50-х, дом уступил ей, хотя опять же по обычаю должен был наследовать своему брату.
Рахимхан поселился в мрачном бакинском рабочем поселке Кишлы. Женился на лезгинке, которая приехала в Баку работать. Но она вскоре умерла от родов, а через несколько месяцев умер и ребенок. Это была вторая его жена. Первая жена, односельчанка, не смогла родить. Они мирно разошлись еще до побега в Баку, и дед впоследствии с ней общался, когда приезжал.
В третий раз Рахимхан женился на армянке Парандзем, сироте. Их с бабушкой первым совместным жильем была комнатка в бараке рядом с работой. Потом он получил от государства землю на окраине под частный дом и пустил корни.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: