Светила

– Мне хотелось бы узнать, приобретал ли когда-либо некий Фрэнсис Карвер право на добычу золота в Новой Зеландии, – проговорил Балфур.

Он снял шляпу и пригладил назад влажные волосы – никакой ощутимой пользы этот жест не принес, потому что ладонь тоже была мокра насквозь.

– Фрэнсис Карвер, он же капитан Карвер?

– Он самый, – кивнул Балфур.

– Я вынужден поинтересоваться: кто вы такой и почему запрашиваете эти сведения?

Банковский служащий говорил спокойно и невозмутимо, негромким, мягким голосом.

– Этот человек – владелец корабля, а я занимаюсь судоперевозками, – отвечал Балфур без запинки, вновь надевая шляпу. – Мое имя Том Балфур. Я подумываю о том, чтобы основать дочернее предприятие – по торговле чаем, перевозки от Кантона и обратно. Пока оно все на стадии прикидок. Я хочу узнать о Карвере больше, прежде чем сделаю ему деловое предложение. Во что вложены его деньги. Не случалось ли ему обанкротиться. Такого рода подробности.

– Думаю, вам стоило бы спросить самого мистера Карвера, – произнес банковский служащий все тем же необидным тоном, так что замечание прозвучало не грубостью, но любезно-небрежным комментарием. С тем же успехом он мог пройти на улице мимо сломавшегося фургона и учтиво отметить, что починить ось – это пара пустяков.

Балфур объяснил, что в данный момент Карвер находится в плавании и связаться с ним никак невозможно.

Чиновника это оправдание, по-видимому, не удовлетворило. Он внимательно изучил собеседника, тронул пальцем нижнюю губу. Но, вероятно, новых возражений к тому, чтобы выполнить запрос Балфура, не нашел. Он кивнул, пододвинул к себе гроссбух, сделал запись тонким четким почерком. Промокнул страницу (без особой необходимости, подумал про себя Балфур, ведь гроссбух остался открытым), вытер кончик пера кусочком мягкой кожи.

– Подождите здесь, пожалуйста, – попросил он. Нырнул в низкий дверной проем, за которым находилось что-то вроде прихожей, и вскоре вернулся с увесистой папкой в кожаном переплете и с буквой «К» на корешке.

Балфур побарабанил пальцами. Банковский служащий нажал на зажим и открыл папку. Посетитель между тем пристально разглядывал его сквозь прутья решетки.

Что за разительный контраст являл этот юнец по отношению к достопамятному туземцу-маори на улице! Возрастом эти двое не сильно отличались, но если Тауфаре был мускулист, напряжен и горд, то этот молодой человек – по-кошачьи томен; двигался он с изнеженной небрежностью, как если бы не видел необходимости расходовать силы на скорость и проворство, да и сберегать их нужды не видел. Сложения он был худощавого, темно-русые длинные волосы чуть вились на концах; он стягивал их ленточкой на затылке на манер китобоя. Лицо у него было округлое, глаза широко посажены, губы полные, зубы кривые и довольно крупный нос. Эти черты совокупно выражали честность и одновременно беспечность, ну а беспечная небрежность, которая требует многого, но источник свой назвать отказывается, становится разновидностью элегантности. Именно так Балфур собеседника и воспринял: как юношу весьма элегантного.

– Вот смотрите, – промолвил наконец банковский служащий, указывая на нужную страницу. – Видите: Карсвелл. А дальше – Кассиди. Ваш человек здесь не значится.

– То есть у Фрэнсиса Карвера нет лицензии на золотодобычу.

– Нет, в Кентербери нет. – Банковский служащий с глухим стуком захлопнул папку.

– А как насчет отагского сертификата?

– Боюсь, для этого вам нужно будет съездить в Данидин.

Расспросы зашли в тупик. В истории Лодербека золото из упаковочного ящика было (предположительно, конечно!) добыто в Данстане, а это отагский прииск.

– А на отагских золотоискателей вы, значит, документацией не располагаете? – разочарованно спросил Балфур.

– Нет.

– А если бы он приехал с отагскими документами? На таможне ведь была бы сделана соответствующая отметка – на момент его прибытия?

– На таможне – нет, – покачал головой банковский служащий. – Но если бы он намыл тут песка, ему бы пришлось его подсчитать и взвесить перед отъездом. Нельзя вывозить золото в другую провинцию или вообще из страны, не задекларировав его должным образом. Так что он пришел бы сюда. Мы бы попросили предъявить старательскую лицензию. И сделали бы пометку в этой самой книге, что он работает по документам Отаго, но на участке Хокитики. Однако никаких записей у нас нет, следовательно, как я только что сказал, можно с уверенностью предположить, что в здешних окрестностях он не старательствовал. А старательствовал ли в Отаго, я понятия не имею.

Банковский служащий говорил со сдержанной тревогой бюрократа, которого попросили объяснить какую-то рутинную подробность бюрократии, раз уж он ее рабочее колесико: он сдержан – поскольку чиновник всегда утешается доказательством собственной компетентности, а встревожен – поскольку необходимость в объяснении словно бы подрывала неким непостижимым образом систему, изначально наделившую его этой компетентностью.

– Ладно, – кивнул Балфур. – Тогда еще одно. Мне необходимо знать, не владеет ли Карвер долей в каком-либо золотодобывающем предприятии или, может быть, купил акции какого-нибудь частного участка.

В кротком лице чиновника промелькнула тень сомнения. Краткую долю секунды он молчал, и вновь показалось, будто он пытается измыслить повод отклонить просьбу Балфура, объявить ее неправомерной или выяснить, что за причина стоит за его расспросами. Он взирал на Балфура взглядом весьма проницательным, при всей его мягкости, – и Балфур, который всегда чувствовал себя неуютно под придирчивым осмотром, сердито хмурился. Но, как и в первый раз, банковский служащий взялся исполнить поставленную перед ним задачу. Он сделал очередную запись в гроссбухе, промокнул ее и, вежливо извинившись, отправился разбираться с новым запросом.

Возвратился он с выписками по паям и акциям – и явно взволновавшись не на шутку.

– Фрэнсис Карвер в самом деле задействован в этой области, – сообщил чиновник. – Портфелем ценных бумаг это не назовешь; тут только один участок. Похоже на частное соглашение. Карвер ежеквартально получает доход в размере пятидесяти процентов чистой прибыли с данного прииска.

– Пятьдесят процентов! – охнул Балфур. – А участок только один: ну надо же какая самонадеянность! И когда же совершена покупка?

– Судя по нашим записям, в июле шестьдесят пятого года.

– Так давно! – (Полгода назад! Получается, уже после продажи «Доброго пути»?) – А участок-то чей? Кто там владелец?

– Прииск зовется «Аврора», – сообщил банковский служащий, очень четко проговаривая название. – Владелец и разработчик…

– Эмери Стейнз, – докончил за него Балфур, кивая. – Да, я знаю это место – по дороге на Каньер. Отличные новости! Стейнз – мой хороший друг. Я потолкую с ним лично. Большое вам спасибо, мистер… э-э-э?

– Фрост.

– Большое вам спасибо, мистер Фрост. Вы мне чрезвычайно помогли.

Но чиновник глядел на Балфура как-то странно.

– Мистер Балфур, – промолвил он, – вы, должно быть, еще не слышали…

– Что-то не так со Стейнзом?

– Да.

Балфур напрягся:

– Он мертв?

– Нет, – покачал головой Фрост. – Он пропал.

– Что? Когда?

– Две недели назад.

Глаза Балфура округлились.

– Мне страшно жаль сообщать вам дурную весть, если вы и впрямь с ним в близкой дружбе.

Интонационную подначку Балфур пропустил мимо ушей.

– Пропал две недели назад! – повторил он. – И никаких разговоров по этому поводу? Почему я ничего не слышал?

– Уверяю вас, разговоров предостаточно, – отозвался Фрост. – На этой неделе в рубрике «Пропавшие без вести» сообщение каждый день печатают.

– Я частных объявлений никогда не читаю, – посетовал Балфур.