Страсти у вулкана
Произведения Марка Роснана были известны во всем мире. Так получалось, что каждый новый роман он писал примерно полгода своей жизни.
Эти романы не были утомительно длинными, в них каждое слово было к месту, каждая фраза несла законченный смысл, каждый герой оставлял свой след в вашем сердце, осторожно и навсегда.
Воспринимать эту жизнь как данность может любой и каждый. А вы попробуйте отыскать в этой данности глубокий и оправдывающий смысл.
И красиво говорить сейчас умеют многие. А всем ли в голову может прийти такой сюжет и такие мысли, от которых хоть на миг остановилось бы чье-то сердце?
Марк Роснан даже со словами в своих произведениях мог творить все, что угодно. Описывая что-либо, он мог ставить рядом совершенно противоположные по смыслу и по значению слова, и все они были на своих местах.
Выходило так, что он даже названий городов, где все происходило, никогда не упоминал. И потому в каждой стране и в каждом городе люди могли думать, что все эти события произошли именно у них.
Марку Роснану не нужно было придумывать какие-то небывалые трагедии для того, чтобы увлечь своих читателей. Нет. Вся соль его романов была в том, что главная трагедия всех людей и так была известна всем и каждому.
И этой трагедией было одиночество.
А Марк Роснан дарил людям сказку. Люди в его романах всегда отыскивали счастье, их мечты сбывались, а планы претворялись в жизнь.
И всем, кто читал его романы, казалось, что в их жизни однажды все будет именно так.
Так что в нашем городе был свой собственный вулкан, своя колдунья и свой писатель. Но Ойдаг спал и в ближайшее время не думал просыпаться, Гельхиадиха большей частью сидела у себя в доме, и все уже начинали сомневаться: а колдунья ли она на самом деле?
Марк Роснан же постоянно вводил людей в смятение своими взглядами на жизнь и произведениями. И интерес к нему не ослабевал ни на минуту. Ведь Марк Роснан и сам был тайной, которая влекла, не давала покоя и требовала хоть какой-то разгадки. И все в нашем маленьком городе были очень горды тем, что именно здесь живет такой известный писатель.
У нас в классе, например, все ученицы только о нем и говорили. Да, я понимаю, что в школе обычно влюбляются в своих ровесников. Но пока в городе был Марк Роснан, нашим парням это не грозило. Словом, мы наделили Марка Роснана всеми качествами героя наших романов и терпеливо ожидали хоть каких-либо событий. И иные события действительно случались.
Мимо кого-то он однажды проехал на машине. С кем-то случайно встретился в центральном магазине. На кого-то мельком взглянул с экрана телевизора во время очередного интервью.
Словом, жизнь неумолимо текла вдаль, и разнообразные мелкие происшествия случались постоянно. А великие события все так же обходили стороной.
А потом в город приехала Даниэль.
Ничего особенного в ней не было: темные вьющиеся волосы, серые глаза, слишком тонкие запястья. А при ближайшем рассмотрении – душа печальной поэтессы и видение мира одинокой художницы. Ничего особенного.
И ее случайный сосед Марк Роснан тоже ничего в ней не мог бы увидеть. В этом можно было даже не сомневаться.
Не буду, однако, умалять иные обстоятельства, Даниэль тоже несколько отличалась от остальных людей. И внешняя сторона этой жизни для нее никогда не играла главной роли.
На уроках истории она никак не могла рассказывать о том, что было до того, как она родилась. Ведь до ее рождения этого мира, видите ли, не существовало. Да и все остальные уроки казались ей несущественными и приземленными, слишком мало значения она придавала мнению и знаниям других.
Учителя сердились и заставляли ее учить все темы по учебникам наизусть. Даниэль рассказывала потом все это, как стихи.
После того как она выделила меня из толпы, я еще, разумеется, старалась вести себя так, как будто ничего не происходит, но мне это плохо удавалось. Даниэль теперь тоже существовала для меня в этом мире, и с этим я уже ничего не могла поделать.
Я замечала ее везде и всюду, на уроках я чувствовала ее даже спиной. И иногда мне казалось, что именно Даниэль в свое время сможет разгадать хоть часть тайны самого загадочного человека в нашем городе.
И теперь мне оставалось только молиться, чтобы она в конце концов забыла вдруг о том, что он ее тоже однажды заинтересовал.
3
Через некоторое время после того, как Даниэль обратила на меня свое внимание, мы собрались на девичью вечеринку в доме толстухи Люси Надсен. Толстая Люси по такому поводу напекла столько всякой сдобной всячины, что кое-кто из нас пришел к ней все это доедать на следующий день.
Люси Надсен и ее мама – ужасные задаваки и модницы. У них в доме все розовое: и подушки на диванах, и обои на стенах, и плитка в ванных комнатах.
Люси и ее мама считают себя очень женственными, воздушными и привлекательными. И теперь им осталось только дождаться тонких и впечатлительных мужчин, которые оценили бы их женственность и уникальность.
Полным людям легко живется на свете, они понимают, что есть вещи, которые от них не зависят, и что этих вещей в мире полным-полно. И потому они не слишком обольщаются всякими целями, планами и мечтами, а просто наслаждаются жизнью.
Вот так и Люси была дружна со всеми. Все доверяли ей сокровенные секреты и понимали, что лучшего склада для людских радостей и страданий, чем широкая душа Люси, не найти. Люси жила проблемами других людей. Ведь своих событий в ее жизни практически не было.
Так вот, мы собрались в доме Люси Надсен, заставили столы тарелками с булочками, эклерами и другими пирожными, вооружились чашками с горячим чаем и стали сплетничать.
– Мне нравится один мальчик из параллельного класса и два из выпускного, – сообщила нам Люси Надсен, эффектно откусывая большой кусок пирога.
Заявление так себе. Но так как мы все тут едим ее угощение, нам пришлось воодушевленно и радостно покивать головами.
– А сама я нравлюсь трем мальчикам с соседней улицы, – совсем разошлась Люси.
Это была информация, которую никак нельзя было немедленно проверить, и если мы сейчас это допустим, то наша толстая Люси в следующий раз бог знает что еще придумает. А потому мы все одна за другой отложили в сторону булки и эклеры и устроили Люси и ее такому праздничному столу молчаливый сидячий протест.
Люси поняла, что заявление было выпущено в свет рановато, надо было дождаться более располагающей обстановки.
– Ну мне так кажется, что я им нравлюсь, – замялась она.
Гости с облегчением вздохнули и вновь принялись за еду.
Следующей выступила длинная, худая, без какой-либо изюминки Джуди Ноуз.
– После школы меня берут вне конкурса в одно рекламное агентство, – поделились с нами невыразительная Джуди.
– Хочешь, угадаем кем? – предложили мы.
Джуди зарделась, она думала, что мы угадаем. Не тут-то было.
– Горничной? Курьером? Разносчиком рекламных объявлений? – гадали мы.
– Разумеется, моделью, – положила конец нашему веселью Люси Надсен.
На прошлой неделе Джуди помогла Люси справиться с трудной задачей по математике. А то бы мы еще долго гадали, ведь мы ничем не были обязаны нашей такой невыразительной новой модели.
– Вчера Гельхиадиха опять плескалась в своей заводи, – решила сменить неприятную тему гостеприимная Люси. – Энни, Мина, вы видели ее вчера?
– Почему мы должны были ее вчера видеть? – чуть не поперхнулась чаем моя сестра Мина.
Еще никому эту Гельхиадиху не хотелось увидеть купающейся в ее заводи.
– Потому что ее заводь находится практически за вашим домом, – пояснила Люси Надсен.
– Она не за нашим домом находится, а в стороне, – запротестовала моя сестра, – гельхиадинская заводь находится за домом Гельхиадихи.
– Но дом Гельхиадихи – рядом с вашим домом! – не унималась Люси.
– Не рядом, там еще дорога! – не сдавалась Мина.
– Дорога не считается, – спокойно сказала Люси.
То обстоятельство, что дом Гельхиадихи находился по соседству с нашим домом, всегда добавляло в нашу с Миной жизнь некоторую дозу беспокойства и изысканности. Люди обожают ощущение сказки и чувство страха, большая часть рассказов о кознях Гельхиадихи – народные выдумки, которые ежедневно дополняются и отшлифовываются, ведь никто еще ни разу не застал ее на месте преступления.
Ну искупалась она там в своей заводи как-то пару раз в самую жару, ну отравился в городе кое-кто именно красными яблоками, и случалось когда-то еще кое-что – ну и что? И обо всем этом надо было непременно бежать и расспрашивать нас с Миной: а знаем ли мы дополнительные подробности, не будем ли добры уточнить некоторые детали?
– Она ведь только в полнолуние в этой своей заводи обычно купается, – сказала Лили Найт, – а сейчас разве полнолуние?
И эта туда же.
– Она купается там на все четыре фазы луны, – со знанием дела заявила Люси Надсен, – и на полнолуние, и на четвертинки.
У моей несчастной сестры Мины совсем аппетит пропал, мне даже ее жалко стало, нельзя же так реагировать на любую светскую болтовню.
– Какие еще такие четвертинки? – вытаращилась Мина.
– Хватит чепуху молоть, – сказала наконец умная Колли Биррит. – Всякое колдовство носит научное обоснование, еще никто ни разу не застал Гельхиадиху на месте преступления, все только сказки друг другу про нее рассказывают.
И мы все ненадолго замолчали, эстетично поднося к губам чашки с горячим чаем и старательно обдумывая, кого бы еще сегодня как-нибудь поддеть.
Даниэль сидела в отдельном кресле, подносила к губам чашку с горячим чаем и делала вид, что рассматривает журнал по ведению домашнего хозяйства. Есть такие тонкие натуры, которые ничего не едят ни на людях, ни наедине с собой. Они – эфир, мираж, неопределенность.
И их никогда не интересуют ни сплетни, ни мнение других людей. Ни уж тем более – журналы по ведению домашнего хозяйства.
Я попыталась немного подумать о том, зачем же тогда это все здесь и сейчас. Эта комната, столы, горячий чай, жующие рты, такая толстая Люси Надсен со своими булочками, такая тонкая и наблюдательная я, и эфемерная Даниэль, делающая вид, что она такая же, как все. Как тут вдруг кто-то сделал погромче звук телевизора.
И мы опять увидели его.
Его снимали в аэропорту, едва ли не у трапа самолета. Ветер трепал его непослушные волосы, солнце светило ему прямо в глаза. Он, как обычно, куда-то улетал или откуда-то прилетел.
– Это наш известный не только у нас писатель, – сообщило местное телевидение.
Марк Роснан всегда выглядел эффектно. Темные волосы, синие глаза. Он носил светлые костюмы и рубашки. Запонки, галстуки, все как надо, он был идеален всегда.
Марк Роснан улыбнулся, и все встало на свои места. Журналисты окружили его тесным полукольцом.
– Марк Роснан, – спросили журналисты, – вы сейчас пишете что-нибудь?
– Я всегда что-нибудь пишу, – сказал Марк Роснан.
– А просто так жить не можете? – ехидно спросили журналисты.
– Нет, – покачал головой Марк Роснан, – просто так не могу.
– Это будет роман?
– Да, роман.
– А прочему у вас такие небольшие романы?
– Потому что я не имею права утомлять читателей.
– Своей неукротимой фантазией?
– Да, неукротимой фантазией.
– А почему вы так долго пишете свои короткие романы?
– Потому что это очень нелегко, – улыбнулся Марк Роснан.
– Ваши произведения – граненые алмазы. Как вам удается достигать такого совершенства прозы?
– О совершенстве моей прозы будет судить время, а я просто отвечаю за каждое свое слово.
– Каждое ваше слово должно быть отточено, как алмаз?
– Что-то в этом роде, – улыбнулся Марк Роснан.
– Ах! – сказали все мы, нежные и впечатлительные телезрительницы, потрясенные очередной встречей со своим кумиром.
И кумира пригласили на посадку.
Нам еще показали, как он поднимается по трапу, а затем он скрылся в самолете. Но мы все точно знали, что он обязательно вернется, он непременно прилетит.
– Какой он все-таки прелесть, – сообщила нам толстая Люси Надсен, как только пришла в себя.
– Это самый интересный мужчина во всем мире, – сказала первая красавица класса Лили Найт.
– Это самый умный писатель на земле, – заявила отличница Колли Биррит, поправив на переносице очки.
Даниэль была единственная, кто так и не взглянула на экран телевизора. Она продолжала листать толстый журнал по ведению домашнего хозяйства.
И только когда мы окончательно поделились впечатлениями о самом замечательном человеке во всей нашей галактике и смогли спокойно приступить к вкусной еде и повседневным мыслям, Даниэль наконец-то закрыла журнал и отставила чашку с давно остывшим чаем на ближайший столик. Она подняла глаза и встретилась со мной взглядом.
И я поняла все. И то, что ей даже не надо было смотреть телевизор. Ей не надо было ничего ни говорить, ни знать.
Потому что она и только она была частью этого самого умного, таинственного, неповторимого и самого замечательного человека в мире.
И об этом прекрасно знала она. И, быть может, уже догадывался он. И теперь точно знала я.
Как-то я сказала своей сестре Мине:
– Марк Роснан – это неразгаданная тайна нашего города.
На что Мина сказала:
– Нет, это Гельхиадиха – неразгаданная тайна нашего города.
– Это почему?
– Твой Марк Роснан весь как на ладони, все, о чем он думает, можно прочесть в его произведениях, а что на уме у нашей Гельхиадихи, это действительно очень интересно.
Я рот так и раскрыла, ей, видишь ли, о чем думает Гельхиадиха интересно.
– Твоя Гельхиадиха еще ничего уникального не сделала, – сказала я.
– А твой Марк Роснан с места никогда не сдвинется, чтобы кого-то полюбить, – сказала она.
– Но так не бывает.
– Бывает.
– Марк Роснан однажды совершит такой безумный поступок, который удивит весь город.
– Марк Роснан будет сидеть в своем доме и ждать, пока счастье само не постучит к нему в окно. И ни одна женщина в этом городе не увидит в его руках волшебную коробочку с кольцом.
– Наверное, какой-нибудь внучатый племянник Гельхиадихи увлечет тебя куда больше, – сказала я.
Мина раскрыла рот.
– С чего ты взяла, что у Гельхиадихи есть племянник? – удивилась она.
– Ну должен же у нее быть хоть кто-то из родственников. Однажды в город приедет какой-нибудь ее внучатый племянник, и в нашей жизни настанет время больших перемен.
– Ну не знаю, – протянула Мина, – в жизни, конечно, все бывает, но чтобы у нашей Гельхиадихи были какие-то родственники?
Через несколько дней мы с Миной поливали наш палисадник. В природе наступила большая жара, и мама сказала, что скоро завянут не только ее любимые розы, но и наши семейные фикусы. И строго-настрого предупредила, чтобы мы не вздумали лениться и вышли на улицу, а не заливали бедные растения из окна второго этажа.
Как я уже говорила, наш дом находится рядом с домом Гельхиадихи. Правда, между нашими оградами пролегает дорога – широкая, асфальтированная, она плавно переходит в пологий каменный берег, а затем постепенно уходит прямо в реку. Интересно, зачем? Глупое место.
Сколько помню, наши с Миной головы всегда были повернуты в сторону центра города, чтобы не смотреть на дом Гельхиадихи. А когда был дождь, мы вообще предпочитали не выходить из дому, да и весь район Гельхиадихи по традиции сидел по домам.
Стихией наслаждалась одна Гельхиадиха. Она в блаженстве бегала по саду, подставляла лицо дождю и танцевала колдовские танцы.
Разумеется, мы этого никогда не видели, обо всем этом нам обычно с упоением рассказывали соседи из дома напротив, многочисленные Барлинги. Но они врут, все в городе знают, что у них окна, выходящие на сторону Гельхиадихи, ни зимой, ни летом вообще не открываются, а ведь это фасад их дома, у них даже родители верят в Гельхиадиху.
К нам в дом периодически приходили «дружить» девочки из нашего класса, они с назойливостью следователей стояли перед окнами, выходящими в сад Гельхиадихи, и трагически выглядывали в эти окна. Они надеялись, что Гельхиадиха побегает по своему саду или хотя бы подергает там сорняки.
Но Гельхиадиха не бегала и не дергала.
Тогда девочки заявляли, что у нас тут везде трагическая обстановка, и в доме и перед домом, и они больше сюда никогда не придут. Но они опять возвращались.
Мы с Миной заявляли, что ничего такого трагического у нас тут нет, но девочки стояли на своем. И подобные концерты повторялись снова и снова.
Так вот, мы с Миной взяли шланги, прикрепили их к кранам на втором этаже дома и устроили естественный фонтан над маминым любимым палисадником. Мы ополоснули вечнозеленые фикусы, напрочь залили нежные фиалки и вовсю поливали розы вдоль задней ограды, как нечто странное вдруг попало в наше поле зрения на территории сада Гельхиадихи.
Некоторое время мы с Миной стояли как замороженные, но потом любопытство взяло верх над страхом и суевериями. Мы с Миной осторожно скосили глаза. Так и есть.
К нашему великому ужасу, из дома Гельхиадихи выбежала сама Гельхиадиха. В ее руках был большой черный зонт.
Гельхиадиха в растерянности остановилась посреди своего ухоженного сада, она ухаживала за ним после полуночи, как со знанием дела сообщали всем в городе болтливые Барлинги. Так вот, Гельхиадиха приложила руку ко лбу и с удивлением смотрела на чистое, без единого облачка небо. На Гельхиадихе было яркое цветастое платье, накрахмаленный передничек, волосы аккуратно заколоты широким гребнем.
Минут пять Гельхиадиха смотрела на небо и ничего не понимала. Шум любимого дождя она слышала, но над миром ярко светило солнце.
И тут она увидела нас с Миной. У нас в руках было по шлангу, из которых водопадом лила вода, и в нашем палисаднике уже небось и все остальные деревья затопило, а не только устойчивые к неблагоприятным метеоусловиям вечнозеленые фикусы, пока мы, онемев от ужаса, наблюдали за нашей своеобразной соседкой.
Гельхиадиха сложила зонт, выразительно погрозила в нашу сторону кулаком и обиженно поджала губы. А потом она произнесла некую таинственную фразу, которая тут же наложила глубокий отпечаток на наше дальнейшее существование.
Гельхиадиха сказала:
– Ну подождите, вот приедет мой племянник.
И гордо удалилась в дом. Мы с Миной чуть в обморок не упали со второго этажа.
Я сказала:
– О мой бог, а ведь у нее действительно есть племянник.
Мина сказала:
– Да, действительно.
И для нас с Миной начался новый жизненный этап в ожидании приезда племянника Гельхиадихи.
4
С самого раннего детства помимо простой школы многие в нашем городе посещали школу манекенщиц. Все девочки нашего класса тоже посещали эту школу. И там с самого раннего детства нас учили быть уверенными в себе, разбираться в красоте этого мира и в своей неотразимости.
Эта школа манекенщиц действовала на нас так же, как какие-нибудь курсы психологической помощи и самовнушения на определенный круг людей с глубокими моральными обидами и неразрешимыми проблемами. Школа раскрепощала наши души и внушала уверенность в завтрашнем дне.
Так с самого раннего детства мы не сомневались, что весь мир когда-то будет у наших ног. И все, чего бы мы ни пожелали, жизнь преподнесет нам на огромном золотом подносе.
Но на всякое действие всегда грядет противодействие, это я тоже давно поняла. И если нам в жизни предназначен внушительный список каких бы то ни было неприятностей и проблем, будьте уверены, нам уже ничто не поможет. Ни курсы самовнушения о том, что все в нашей жизни когда-то будет наконец-то хорошо, ни школы каких-то манекенщиц, ежедневно рассказывающих о том, как жизнь удивительна, красива и проста. От самой жизни никого из нас уже ничто не спасет.
И буквально каждый человек проходит в этой жизни абсолютно все.
Проблемы детства и взаимопонимания с родителями. Первые контакты с внешним миром и окружающими людьми. Вера в людей и собственные силы, многочисленные привязанности, страсть, надежда, открытие всепоглощающей любви. Разочарования, проблемы, осознание неоспоримых истин, ожидание, страх, бесконечные потери идеалов, уход в себя и новое возрождение.
Запомните: каждый человек проходит в этой жизни все.
Только каждый человек проходит все это на своем уровне. Богатые – на богатом, бедные – на бедном. Умные – на умном, а глупые – на глупом. Честные – на честном, а нечестные – на нечестном. Красивые – на красивом, а не очень красивые – нет.
Никто из нас ни от чего не застрахован, и каждый должен выйти на борьбу с жизнью один на один. Просто дети из неблагополучных семей это понимают раньше. А дети из благополучных семей этого не понимают совсем.
Вот примерно об этом я и буду скоро писать первый свой роман. Я поделюсь с миром каждой своей умной, мудрой и уникальной мыслью и тем самым облегчу существование многим людям.
С моей помощью они как можно раньше поймут, что и к чему в этой жизни. И, надеюсь, не совершат того огромного количества ошибок, которое они собрались совершить в самом начале жизненного пути.
Даниэль не стала посещать школу манекенщиц. Еще чего, будет она такой же, как все. Она и в обычную школу приходила позже всех, а уходила раньше всех. Многие из одноклассниц полагали, что она делала это специально для того, чтобы выделиться.
И только я знала, что ей не нужно выделяться. Она просто была не такая, как все.
На уроках она подолгу смотрела в окна и на переменах большей частью была одна. Зато на уроках живописи с ней никто не мог сравниться, она могла нарисовать буквально все.
Все ее школьные тетради и учебники были изрисованы. Несколько тонких черточек карандаша – и перед вами хрупкие деревья, неизвестные кусты и небывалые цветы. Пара штрихов – и чье-нибудь лицо, мимолетный взгляд или улыбка.
И даже на дневнике Даниэль было что-то нарисовано. Там были нарисованы правый глаз и половина носа Марка Роснана.
Мы как увидели этот ее дневник, так все как одна рты-то и раскрыли. И даже наша вездесущая и находчивая Люси Надсен не сразу нашлась, что сказать.
Потом она все-таки что-то придумала.
– Совершенно не похож! – сообщила нам она.
А чего врать-то? Ведь и все мы, и сама Люси сразу поняли, на кого именно не похож этот рисунок. А это значило, что рисунок был потрясающе похож.
Даниэль слышала наш разговор, но ничего нам не сказала. Она только улыбнулась.
А что ей было говорить о том, о чем она и так прекрасно знала. А она прекрасно знала то, что Марк Роснан подождет, пока она вырастет, а потом женится на ней и они не расстанутся никогда.
А нам, всем остальным трепетным и романтичным жительницам этого городка, даже с нашей самоуверенной школой манекенщиц никакого общего дела с таким потрясающим писателем в этом столетии даже не светит.
5
Марк Роснан познакомился с Даниэль несколько дней спустя после того, как они с матерью поселились в доме напротив. С соседями всегда полагается знакомиться, и Марк Роснан тоже, как все обычные люди, старался придерживаться приличий.
Он вышел утром из дома и, прежде чем идти к гаражу за машиной, дружески помахал рукой новым соседям, которые тоже вышли на улицу. Даниэль собиралась идти в школу, а ее мать направлялась на поиски работы.
– Добрый день! – крикнул им издалека вежливый Марк Роснан.
– Добрый день, – приветливо ответили ему мать и дочь.
И они все тут же поняли, что одного приветствия будет все-таки маловато. И не сговариваясь направились друг другу навстречу.
Мать и дочь, правда, немного помедленнее, а Марк Роснан – побыстрее. Ведь хозяином ситуации был все-таки он.
Во-первых, он мужчина, а они просто две слабые женщины. А во-вторых, это он первый решил, что нужно познакомиться поближе с новыми соседями.
– Как дела? – спросил Марк Роснан, подойдя поближе.
– Все прекрасно, – с улыбкой ответила мать Даниэль.
– Меня зовут Марк Роснан, – вежливо сказал Марк Роснан.
– Очень, очень приятно, – сказала мать Даниэль, – меня зовут Джен, а это моя дочь Даниэль.
– Мне тоже очень приятно, – сказал Марк Роснан, слегка подмигнув Даниэль.
Взрослым полагается подмигивать маленьким детям. И не совсем маленьким – тоже. Ну тем, которые уже что-то в этой жизни соображают. Например, знают, где находятся четыре стороны света, и уже подозревают о том, что можно влюбиться в другого человека до конца дней своих.
Даниэль не стала улыбаться Марку Роснану, она смотрела на него серьезно и задумчиво. Как-то совершенно не по-детски. А впрочем, сейчас дети взрослеют стремительно рано, отметил про себя умный Марк Роснан. Сейчас такое сложное время.
– Понравился наш город? – спросил он.
– Очень понравился, – с вежливым восторгом сказала Джен.
Мать Даниэль была эффектная женщина «в возрасте». Светлые волосы, строгий костюм. Она прекрасно знала свои достоинства.