Только такую вот и хочется.
Доигрался ты, Лёша, поздравляю!
Сажусь, сглатываю, говорю хрипло:
– Адрес точный?
– Вы меня, пожалуйста, высадите на станции, я…
– Лика, вы не поняли меня? – смотрю, понимаю, что веки тяжелеют, взгляд мой не каждый выдержит, а она…
Она все-таки боится. Дрожит. Чувствую.
– Пожалуйста… – почти шепчет, губу закусывает. Что ж за мода такая, губы кусать? Не ясно, что ли, какие это желания у мужика вызывает?
– Лика, – тоже снижаю тон, стараюсь говорить спокойно, даже ласково, – уже поздний вечер, у станции ошивается разная публика. Я не хочу, чтобы вы подвергали себя опасности.
– Я не подвергаю. Я же там каждый день хожу, меня все знают.
Что? Эта малышка каждый день шарохается там, где всякой «гопоты» полно? И так спокойно говорит об этом? Реально не понимает опасности?
– Лика, я повторяю еще раз, там ходить для такой, как вы, опасно.
– Такой, как я? – Взмахивает ресницами. – А что со мной не так?
– С вами… – Ох ты ж горе луковое! – С вами как раз все так. Очень даже так. Лика, вы… Вы очень красивая девушка.
Опускает глазки, снова вспыхивает, вижу, даже чувствую, скорее, ее румянец! Хочет ответить, но молчит – правильно делает, не надо со мной спорить!
– Вы красивая, чистая, беззащитная…
– Именно поэтому вы меня за… за гулящую приняли? – хватает смелости так сказать же, а?
Не могу удержаться, протягиваю ладонь, беру ее за подбородок, вижу, как испуг простреливает.
– Не бойтесь, я… Я дурак, Лика, что я еще могу сказать в свое оправдание? Просто дурак. Я же сразу подумал, что ты на училку похожа. То есть… простите, вы, похожи на учителя. Такая одежда и… пучок этот.
– Нормальная одежда. – Дергается, пытаясь освободиться, но я не даю, как бы невзначай провожу пальцем по коже – мягкая, как шелк.
Мне кажется, я слышу, как ее сердце стучит. Как у кролика пойманного…
– Я не сказал, что ненормальная. Строгая. Консервативная. Девушки так не одеваются. Я… я решил, что это часть образа.
– Образа? – удивленно округляет глазки.
– Простите меня, Лика, еще раз. Что мне сделать, чтобы вы простили?
– Может, просто отпустить?
– Отпустить? – Моя очередь удивляться. Нет уж, Лика-клубника. Отпустить тебя я точно пока не готов.
Глава5
– Вы мне скажете адрес, или мне звонить вашей начальнице и спрашивать у неё?
– Вам не кажется, что это слишком? Может… я не хочу, чтобы вы знали, где я живу?
– Боитесь, что я буду вас преследовать? – ухмыляюсь вальяжно, стараясь показать, что в мои планы не входит преследование таких, как она. Хотя именно об этом я думаю последний час точно!
– Нет. Не боюсь. Просто… да ладно, какая разница? Заводская, дом четыре.
– Заводская, дом четыре. Отлично. Едем.
– Да, спасибо.
Расслабляется, когда я опускаю руку, но почти разу вновь вытягивает как струнка.
Выезжаю за территорию нашего поселка. Дорогу до станции мы сделали сами, довольно качественную, поэтому едем быстро.
Пока рулю, вспоминаю, что за улица такая, Заводская, и где там дом четыре. А когда соображаю, где это, прихожу в легкий шок.
Есть у станции три старых-старых барака постройки годов пятидесятых. Их давно пора сносить, но кто это будет делать? Строить там что-то бессмысленно, расселять людей некуда. Так и живут, бедняги.
И эта малышка, получается, там обитает? Ничего себе…
– Вы там давно… хм, проживаете?
– Давно. Почти с рождения.
И молчит. Интересно, как она там выросла и… сохранилась? Да еще и в музыкальную школу ходила! И училище окончила, наверное? Там же одни… отбросы по сути? Алкоголики?
– Я поэтому и не хотела вам адрес говорить.
– Почему?
– Потому. Вы сейчас сидите и думаете, как такую, как я, взяли работать в ваш элитный сад, да?
– Нет. Я думал вовсе не об этом. И сад не мой.
– Я знаю, что вы соучредитель. На ваши деньги его строили и содержат.
– Не только на мои. Несколько жителей поселка вложились. И… деньги за ребенка я плачу, как все, так что…
– У меня есть образование, и я имею право с детьми работать, и медкнижка у меня в порядке.
– Я разве что-то сказал?
– Элеонора Григорьевна знает о том, кто я и откуда.