– Спасибо, Кира. Да я и сама могу за себя постоять. Вы не думайте, что я такая маленькая и слабая. Я…сильная на самом деле.
– Ну и правильно! Только ты… мужикам не давай сразу понять, что ты сильная. Они этого не любят. – она усмехается, и я понимаю, что тут явно личный опыт, – Да, да… пашешь, пашешь, как ломовая лошадь, прешь все на себе, стараешься и выглядеть хорошо, и зарабатывать. А он приходит однажды и говорит, извини, солнышко, я полюбил другую…
Попутчица смотрит в окно, на пробегающие фонари, потом снова на меня.
– Извини, это я так. Наша сила в нашей слабости. Ну, куда наши кавалеры пропали?
Молодые люди – Гера и Севастьян – приносят чай. Мы ужинаем, оживленно беседуем. Кира расспрашивает их куда едут, чем занимаются. Гера оказывается шутником, сыпет анекдотами. Сева поспокойнее, больше молчит и улыбается.
Я смотрю на них и почему-то думаю, что у меня обязательно все будет хорошо.
Ну и что, что Ильяс от меня отказался? Значит, это мой путь, моя судьба.
Может и не стоит мне возвращаться в столицу? Что меня там держит?
Последнее время я жила в доме Умаровых, в квартиру, которую я снимала с подругой уже заехала другая девчонка – они пустили меня на три дня, перекантоваться.
Работа? Медицинский колледж я окончила, правда, последний год почти не училась – работала, Товий Сергеевич помог. Дело сестринское я знаю, уколы, капельницы – все могу. Конечно, зарплата оставляет желать лучшего, но при желании можно устроиться и заработать.
– Надюшка, о чем задумалась, красивая? – улыбается мне Гера, подмигивая.
– Так, о жизни. – улыбаюсь в ответ, очень уж он заразительно это делает.
– Курить пойдешь?
– Я не курю. И потом… нельзя же?
– Станция, стоянка пять минут, мы поскакали!
– Только вернитесь, ребята! – улыбается им Кира.
Они и правда выходят на улицу, а соседка пристально смотрит на меня.
– Ты зачем в такой жуткий цвет волосы красишь, а?
Я опешила, не ожидая такой прямолинейности.
– Я не просто так спрашиваю. Я же салон красоты держу в нашем Руднике, раньше сама была мастером, теперь вот управляю. Ты же блондинка, натуральная?
Опускаю глаза. Не могу я рассказывать почему сознательно закрашиваю натуральный цвет. Почему хочу казаться хуже, чем я есть на самом деле.
– Не хочешь, не говори. Но… ты в Рудник надолго?
– Пока не знаю, может и насовсем.
– Домой? К маме-папе?
– Нет. Нет у меня мамы-папы. – Выдыхаю, стараясь, скрыть подкатившие слезы. Они сами появляются. Стоит услышать слово мама. Автоматически. Независимо от меня.
Ее ладонь накрывает мою, что-то такое теплое, ласковое, материнское есть в ее жесте.
– Прости, воробушек.
Недоуменно вскидываю глаза.
– Как вы меня назвали?
– Воробушек, прости если обидела, не хотела, но ты… ты правда похожа на маленького встрепанного воробушка. Обиделась?
Я улыбаюсь.
– Просто… меня все называют воробушком. У меня фамилия Воробьева.
Мы начинаем смеяться, разряжая атмосферу.
– Как я угадала, а? А в салоне своем я тебя жду! Ты, конечно, не гадкий утенок, но лебедя мы из тебя точно сделаем.
– Не надо, спасибо… мне и так… нормально.
– Не нормально! Красивая девушка не должна над собой вот так измываться. И насчет денег не переживай – это будет мой подарок! Давно мечтала почувствовать себя феей-крестной. Сделаем из тебя красоточку! Закачаешься! Потом и принца найдем.
– Не надо принца…
Куда мне принц? Когда я на втором месяце? Принцы за беременными Золушками не бегают…
***
– Спасибо, я не буду, – улыбаюсь Гере, решительно отодвигаясь, от его руки, протягивающей кружку.
– Почему? Болеешь что ли?
– Ребёнка жду. – говорю как-то просто, решая, что врать на эту тему точно не стоит.
– Какого ребенка, ты сама дитё! Тебе восемнадцать-то есть? – Герман, по-моему, потрясен этой новостью.
– Мне двадцать скоро. – снова пытаюсь улыбаться. Мне скрывать нечего.
– Ты же не замужем?
– А что, для этого обязательно штамп требуется?
Он опускает голову, понимает, что явно сам этим самым занимается без всяких штампов.
– Защиту тогда надо, что ли…
А вот это уже обидно. Надо. Да. Только кто об этом думал? Точно не я, дурочка влюбленная. Которой просто дышать рядом с ним – уже было сладко!
– Парни, – Кирин бодрый тон разряжает атмосферу, – шли бы вы, покурили что ли? Сейчас станция, минут десять постоим.