Вокзал Техас – Луизиана

Спустя пятнадцать минут Уилл был возле дома кузины и её мужа. Он не видел Лилию около полугода и не сказать, что сильно скучал. Хотя так было не всегда. Были времена, когда они проводили много времени вместе, как же давно это было…

1968 год, Новый Орлеан, штат Луизиана

…Ох, это было чудное и неспокойное время. Неспокойное – для его сердца. Когда-то он любил её, не любовью двоюродного брата, но мальчишеской любовью. Они вместе лазили по деревьям и сбегали от взрослых в поле ромашек, где прятались и смеялись до упаду. Будучи детьми, купались вместе голышом. Тогда Уилл ещё не понимал, к чему это может привести, что однажды Лилия превратится в красивую девушку, и на неё будут засматриваться все мальчики их района, а он будет жутко ревновать и срывать зло на всех подряд.

Сначала Уилл начал драться, просто защищая кузину от навязчивых поклонников. Затем записался в секцию бокса, которую посещал каждый день, потому что эмоции зашкаливали, а влюбленность в Лилию с каждым днём только росла. И он уже ничего не мог с этим поделать, его сердце больше не было ему подвластно.

Ни одна девушка ему не нравилась, думал и грезил он только о Лилии, а та начала его избегать всё больше и больше. Однажды Уилл осмелился и решил поцеловать её. Девушка вместо ответного поцелуя влепила ему горячую пощёчину.  Такого парень не ожидал, ведь в глубине души надеялся и верил мальчишеским сердцем, что у них это взаимно. Но потом пришло окончательное разочарование: когда Уилл увидел Лилию с Патриком. Этот хмырь обнимал её у дерева за домом, его губы настойчиво целовали её, а руки были под платьем, требуя продолжения.

– Шлюха, ненавижу, какая же шлюха! – Уилл  сжал кулаки и направился в сторону влюблённой парочки. Все чувства, которые разрывали его сердце все это время – любовь, негодование, безрассудство, смешались и превратились в симбиоз зла и ярости. Он накинулся на молодого человека и начал бить его кулаками и ногами, пока рядом стоящая Лилия звала на помощь. Уилл ничего не видел, не слышал её крики, разум его померк, уступив место гневу и безумию. Если бы его не оттащили от окровавленного Патрика, он бы убил его тут же, превратив в кусок мяса.

Затем был домашний арест на шесть месяцев, суд, а потом исправительные работы у родной тёти в другом штате. Если бы Уилл убил Патрика, чего ему тогда безумно хотелось, его, восемнадцатилетнего мальчишку, посадили бы в тюрьму очень надолго. Но тогда парню было всё равно – жизнь потеряла всякий смысл без Лилии, его Лилии.

Спустя шесть месяцев Уилл вернулся в родной город – к родителям, к боксу и к Лилии. Он был до сих пор зол на неё, но боже, как же он хотел её видеть, как хотел прижать хрупкое тельце к себе и никогда не отпускать! Хотела ли видеть его кузина, он не знал, но надеялся и верил, что она забыла того мерзкого Патрика. И тогда у него был бы шанс, один маленький шанс, что его девочка захочет быть с ним.

Главным условием возвращения к нормальной жизни было одно требование суда: он должен был извиниться перед Патриком, перед человеком, который лапал своими грязными руками его девочку и засовывал свой язык ей в рот. Ох, как он его ненавидел и презирал, но понимал, что без выполнения этого условия с него просто так не слезут. Нужно забыть о своей гордости и убрать неприязнь подальше, в глубины сознания, и извиниться перед этим Патриком. Главное – не распускать руки, когда они встретятся, а то он может себя не сдержать и снова накостылять этому говнюку. Но тогда его точно уже посадят в тюрьму, и домашний арест покажется цветочками.

Уилл шёл по родной улице, которую знал с самого детства. Ещё несколько кварталов и будет дом, а через два квартала – дом Лилии. Именно здесь, на этой улице, он провёл детство и юношество, здесь они бегали с Лилией от её дома к его и обратно. Здесь он первый раз попытался её поцеловать, но ничего не вышло. «Всему свое время», – так говорила его покойная мать. Уилл был достаточно терпелив и готов был подождать, когда его девочка сама позволит поцеловать себя.

Стояла весна, и улица утопала в цветущих деревьях. В воздухе стоял такой густой аромат, что, если остановиться хоть на минуту, можно было захмелеть. Браун никогда не был сентиментальным, все чувства и положительные эмоции он вытаскивал из себя щипцами, когда это было нужно. Но чаще всего они сидели очень глубоко и не мешали ему жить. Но было одно чувство, которое находилось на поверхности, оно словно окружало его сердце невидимой оболочкой, это – безответная любовь к Лилии.

Наслаждаясь ароматами и приятными воспоминаниями, он зашёл во двор своего дома и увидел отца, сидящего за утренней газетой и чашкой кофе. Запах крепкого напитка заставил желудок Уилла содрогнуться от удовольствия и громко заурчать. Как оказывается давно он не пил кофе, сваренный отцом, ммм… Лучший кофе во всём районе!

– Здорово, отец, – подходя, сказал Уилл.

– О, Уилл, сынок, ты вернулся! А как вырос-то, выше меня стал, настоящий великан! Дай я тебя обниму, – мужчина встал и прижал сына к груди. Тот смутился и немного покраснел. Он вовсе не хотел обниматься, но когда почувствовал сильную хватку родителя и тепло его мускулистого тела, сам прижался к нему. Уилл понял, как ему не хватало отца, не хватало кого-то родного, кто бы мог вот так обнять и прижать к себе. У тётки, у которой он прожил шесть месяцев, будучи под домашним арестом, никакого намека на нормальные семейные отношения не было и в помине.

– Ты знаешь, отец, твоя сестра оказалась противной тёткой. Вот уже двадцать лет она живёт одна, потому что все мужья сбежали от неё из-за поганого характера. И жить у неё, как оказалось, было совсем не сладко. Да ещё и на работы, назначенные судом, приходилось ходить. Местной больнице не хватало медбратьев и поэтому меня направили туда. В этот филиал смерти. У меня постоянно складывалось ощущение, что людей там не лечили – про них просто забывали. А вспоминали тогда, когда они начинали издавать неприятный запашок. Вот тогда звали меня.

Отец посмеивался на историю, которую рассказывал Уилл, и просил продолжения.

– Местные врачи прозвали меня Уилл-труповозка, юмористы херовы. Да-да-да! Я отвозил этих вонючих засранцев в морг. Забирал из палат, но чаще всего из коридора, где они лежали. За эти шесть месяцев я увидел столько смертей – не счесть, и представь себе, абсолютно разных. Оказывается, смерть может быть на любой вкус, только чаще всего как умереть, выбирает не клиент, а заказчик. Так вот, в конечном итоге смерть бывает насильственной, геройской, скоропостижной, мученической, голодной, ну… и так далее.

– Так, ну и…

– И знаешь, что я понял в итоге? Я понял, что из любой работы или дела можно вынести какую-то пользу для себя. Единственный вывод, который сделал я, когда закончилась моя каторга – это то, что со смертью лучше не играть. Она в любом случае тебя обыграет на несколько очков. У неё свои правила, которые она никому не рассказывает. А уж если ты смельчак и вздумал сыграть с ней на равных, то знай, что поражение будет обидным и горьким. Ведь ещё ни разу никто и никогда не побеждал её. Можно, конечно, попытаться с ней договорится, и если у неё будет хорошее настроение, то, возможно, она и отсрочит твой конец на пару годиков. Но потом эта костлявая старуха всё равно возьмет своё, потому что она не любит оставаться в дураках, точнее, в дурах.

– Всё верно, сынок, со смертью лучше не шутить. А то, что ты прошёл такое испытание, это даже хорошо. Ты стал сильнее и мудрее после этого. А лучше расскажи, как сам-то?

– Всё нормально, отец, я скучал по тебе, и по дому, и по Ли…

– Да знаю я, знаю. Всё нормально. Но Лилия уехала почти сразу же, после того как ты… ну ты понимаешь.

– Как уехала, куда уехала? – всполошился Уилл.

– Спокойно, спокойно, она уехала учиться. Вот скоро летние каникулы, должна вернутся. Тогда и увидитесь. Иди отдыхай, а завтра утром пойдём к Патрику Джонсу, ты должен будешь извиниться перед ним.

– Да, я знаю, – промычал зло Уилл, опустив голову и как будто выглядывая что-то в траве.

– Зря ты на него напал тогда, – видя, что Уилл собирается что-то возразить, отец добавил: – Подожди, подожди, не кипятись. Он неплохой парень, я с ним разговаривал, и работник он хороший, где-то на складе работает, кажется. Может, вы с ним ещё подружитесь, как знать?

– Это вряд ли, – промычал Уилл и направился к дому. Злость начинала закипать в нём, как только он слышал имя «Патрик».

– Дурацкое имечко, – сплюнул он на землю и открыл дверь в дом.

Парень поднялся по лестнице к себе в комнату. Она ничуть не изменилась за прошедшие полгода. Вещи были на местах, где им и положено быть, одежда висела в шкафу, вся чистая и выглаженная.

Отец был чистюлей и поэтому дом был всегда идеально убран, как будто он ждал гостей, хотя к ним редко кто захаживал. После смерти жены мужчина стал более замкнут, ни с кем не общался, никуда не ходил, ничем не интересовался. Одна радость осталась – сын. Только ничего кроме печали тот пока не приносил, и поэтому надо было срочно исправлять ситуацию. Уилл понимал, что они остались друг у друга вдвоём, и хочешь не хочешь нужно поддерживать ту крупицу тепла, что осталась. А исправлять ситуацию нужно, как только приедет Лилия. «Нужно будет попросить её стать моей женой, а потом мы переедем в этот дом и будем жить вместе, и отцу будет повеселее», – размышлял он.

На следующий день, когда солнце встало над городом и оповестило всех о хорошем начале дня, Уилл спустился со второго этажа на кухню, откуда доносились ароматные запахи. Отец уже проснулся и готовил завтрак себе и сыну.

– Давай, сын, ешь поживее и пойдём, нас уже ждут.

– Кто нас ждёт так рано?

– Ой, ну не строй из себя дурака, нас ждёт семья Джонсов. А точнее, Патрик Джонс.

– Если он так ждёт меня, чего сам сюда не пришёл? Я не гордый, извинился бы и здесь, – усмехнулся Уилл, жуя тост, намазанный арахисовым маслом.

– Это не ему надо извиняться перед тобой, а тебе перед ним. И ты пойдёшь туда, иначе я всыплю тебе такого ремня, мало не покажется, и не посмотрю, что ты вырос и стал ростом под потолок.

– Ладно, ладно, не кипятись, отец, я же пошутил.

Уилл никого не боялся в жизни, кроме отца. Он его любил, уважал и боялся. Вот так сразу – все три чувства смешивались в одно.

Подходя к дому Патрика, Уилл заметно нервничал. Он не любил извиняться перед кем бы то ни было, потому что считал, что всегда прав. А извиняться прилюдно – перед судебным приставом, отцом и семьёй Патрика, было для него совсем унизительно. Настолько, что парень готов был отработать в больнице ещё шесть месяцев. Уж лучше смотреть на трупы, чем смотреть в глаза Патрику и пожимать ему руку.

– Ох, быстрее бы уже закончился этот день, что-то мне не по себе, – сказал Уилл.

– Как кулаками махать, это мы умеем, а как извиняться за своё поведение, это мы в штаны наделали! – вспылил старший Браун.

– Ничего не наделали! Сухие штаны! Всё, я готов, пойдём уже побыстрее.

Брауны позвонили в дверь дома семьи Джонс, и им открыли почти сразу. Складывалось такое ощущение, что за дверью уже давно стояли и как будто ждали, когда уже в неё позвонят.

На пороге хозяйка дома, миссис Джонс, миловидная женщина лет сорока. У неё были короткие каштановые волосы, которые были завиты на бигуди, по крайней мере, так казалось. Крупные локоны лежали мягкими волнами. Одета она была в голубую блузку и светлые, немного прозрачные брюки, через которые дерзко просвечивали белые трусики. Да, эта женщина знала себе цену и никому не позволяла помыкать собой. Поэтому когда на единственного племянника Патрика напали, избив до полусмерти, она сделала всё возможное, чтобы наказать виновного и отправить подальше из этого города.

– Добрый день, мистер Браун, как ваши дела? Проходите, будьте как дома, – она прошла в дом, не взглянув на Уилла, давая понять, что в этом доме он нежелательный гость.

– Спасибо, Жанин, всё хорошо. Вот Уилл вернулся, мне хоть не так одиноко будет теперь.

– Да-да, я понимаю, понимаю. Может быть, чаю или кофе? Кофе чудный, сварила перед вашим приходом, Карл.

– Да от кофе бы я не отказался, особенно, от твоего, Жанин.

«Он что, с ней заигрывает? – глядя на отца, подумал Уилл. – Ужас какой!» Поморщившись, он попытался скрыть отвращение от наигранной вежливости со стороны тёти Патрика и заигрываний отца. Отвернувшись от этой мерзкой картины, он увидел стоящего на лестнице Патрика.

– И давно ты тут стоишь и пялишься на меня? – со злостью спросил Уилл.