Театр тающих теней. Словами гения

Сегодня он умнее. Британским фанатам сегодня все равно. Красные Советы или его верная салазаристская Португалия для этих чопорных себе на уме говнюков одно и то же! А он ради этого и летел в Лондон – те, кто отправлял его, думают, что ради другого дела, но он летел ради футбола.

Сегодня он все рассчитал, никуда не лез, на провокации не реагировал. Делал вид, что не понимает, что кричат эти гребаные бритиши, хотя каждая кричалка в адрес португальцев больно резала по сердцу. Но он терпел. Ради своей удачи, которую должен был передать своей команде. И передал!

Теперь может спокойно идти вдоль железной дороги, не обращая внимания на унылые улицы и дома. Он не был в Лондоне целых четырнадцать лет, но здесь ничего не изменилось. По крайней мере, в этих окраинных районах. Все такие же серые, сливающиеся с туманом длинные двухэтажные дома с узкими входами.

В Лондон не по своей воле он попал больше двадцати лет назад, в самом начале войны. Войны, на которую смотрел другими глазами, нежели все эти исходящие патриотическим психозом островитяне. Пайки? они ввели! За продуктами очередь. В очереди никого не обойти – смотрят, как на душевнобольного, не принято, видите ли, у них без очереди. Ни хлеба, ни мяса нормально ни купить, ни продать. Газеты захлебываются от восторга – принцессы Елизавета и Маргарет служат в армии! Королевскую семью угостили окороком, но королева отправила его в госпиталь, заявив, что в такое трудное для страны время королевская семья вместе с народом и так же получает положенные по пайкам продукты. Положение обязывает… И все вокруг, включая его тестя, кипятком ссут от счастья – королевская семья с ними… Было бы с кем там быть.

В дом тестя, точнее, в его мясную лавку, он попал с голодухи. В Лондон его отправили и задание дали, а деньгами не снабдили. Но выбирать в его положении не приходилось. А голодать и мерзнуть он не привык.

Лондон невзлюбил. Холодно. Туман. Зимой хоть на улицу греться выходи, все внутри промерзает насквозь. В Португалии в холодные зимы, говорят, тоже промерзает, но ему, опять-таки, везло. В материковой Португалии он, считай, и не жил, а в Португальской Индии, на Гоа, где он вырос, всегда тепло. Это англичане в своей Вест-Индии жаловались, что им жарко, что влажность, климат тяжелый. Поэтому они со своей Индией ничего сделать и не смогли! То ли дело португальцы – прирожденные колонизаторы для таких стран!

Лондон ему не родной. Прожил здесь десять лет, дважды женился, завел детей, много чего в этом городе повидал, а уехал и забыл. Как ничего и не было. Даже не вспоминал. А их желтый дом на Гоа, со скрипучим рассыхающимся шкафом, большим вентилятором на потолке с лопастями, как крылья у стрекозы и белыми чуть колышущимися москитными сетками над кроватями, в хмари и холоде лондонских окраин приходил ему на память очень часто. Гораздо чаще, чем до или после Лондона. Но сам Лондон никогда. Ни первую свадьбу с венчанием, ни рождение двоих детей, ни работу в лавке тестя, ни походы с детьми в цирк шапито, ни задания, ни налеты авиации, ни другие налеты, ни арест, ни уход жены – ничего, что было до, после и во время, что составляет для добропорядочного англичанина всю жизнь, он не помнил.

И сейчас, быстро шагая вдоль домов со ступеньками на высокий цокольный этаж и стыдливо скрывающимися уродливыми лесенками вниз в полуподвал, удивился, что воспоминания вдруг прокручиваются перед ним, как в загадочном ящике, который он в детстве видел у бродячего фокусника, – смотришь в дырочку в том ящике, и картинки сменяют одна другую перед глазами.

По своей воле никогда в такой город бы не приехал. По своей воле бы не вернулся. Разве что футбол. Как предлог.

Унылая размеренность жизни семьи мясника, унылое однообразие будней соседей: «Отличная сегодня погода, миссис Хэйс! Как мистер Хэйс поживает? Вам как всегда? Три отбивных, два фунта говяжьего фарша и фунт лучших свиных сосисок? Передайте мои наилучшие пожелания мистеру Хэйсу». Две пинты пива и две порции виски в субботу в пабе… Повеситься от тоски. Если бы день за днем не повторял себе, что так надо и что он здесь не за этим, вряд ли протянул бы десять лет…

Зачем он сейчас идет к старой лавке тестя, он и сам не знает. Тоска? Точно нет? А что? Зачем идти к тем, кто вычеркнул тебя из своей жизни почти двадцать лет назад?

Позавчера, выбравшись после драки с бритишем из объятий растащивших их полицейских, пошел куда глаза глядят. И с удивлением обнаружил себя около старой колокольни на краю Хэмпстедской пустоши, часы на которой били одиннадцать ночи. Матч закончился в половине десятого. А это значило, что он, сам того не замечая, шел и шел полтора часа, чтобы очутиться здесь, около дома, в котором когда-то жил.

Лавка со старой вывеской King’s Butcher Shop – «Мясная лавка Кинга», конечно, была уже закрыта, но свет в доме еще горел, за прикрытыми занавесками мелькали тени – бывшая жена, ее новый муж и дети – его дети – и праздновали победу своей сборной над командой его страны?!

Сколько он так простоял, не помнил. И зачем вернулся на следующий день, тоже не знал. Только вчера утром снова оказался здесь.

– Отличная сегодня погода, миссис Хэйс!

Ого! Старуха еще жива?!

– Как мистер Хэйс поживает? Вам как всегда? Три отбивных, два фунта говяжьего фарша и фунт лучших свиных сосисок?

За прилавком стояла его жена. Та, какой он ее впервые увидел, зайдя в 1942 году в мясную лавку ее отца. И не сразу сообразил, что это…

– Передайте наилучшие пожелания мистеру Хэйсу…

– Спасибо, Лора! Поклон мистеру и миссис Почмак…

Почмак?! Кто это, мистер и миссис Почмак? Почему им передают привет в лавке Кинга?!

– Что пожелаете? – Молодая продавщица обратилась уже к нему.

Попятился назад, чуть было не налетел на не успевшую выйти за дверь миссис Хейс, пропустил странно посмотревшую на него старуху вперед – неужели узнала?! Хотел исчезнуть за дверью, как продавщица окликнула:

– Вы у нас впервые, мистер?

Дочка выросла похожей на свою мать. Какой та была в молодости. За двадцать лет его бывшая жена, наверное, растолстела, а дочка стройна. Но кроме материнских черт в темных глазах, темных волосах и в не присущей бесцветным лондонцам смуглости кожи в дочери проступала его собственная мать, ее бабка-гоанка…

Зачем-то спросил полфунта сосисок, запинаясь, что-то сказал о погоде, как у них здесь принято. Лора приветливо отвечала, взвешивая сосиски. Завернула в бумагу, протянула.

– Приходите еще!

– Спасибо… мисс Кинг? Или мисс Почмак? – В горле отчего-то пересохло.

Улыбнулась!

– И да, и нет! Кинги – мои предки, последним из них был отец моей матери, но он уже умер.

Значит, жадный хрыч, бывший тесть, подох. Что за манера рассказывать все первому встречному покупателю? Совсем не британская. Или Хэмпстед-Хит как был деревней внутри Лондона, так и остался. Все про всех все знают, а если встречается незнакомец, то он должен немедленно узнать все.

– Нас все здесь называют Почмак, по фамилии отчима. Но на деле у нас с братом другая фамилия, очень странная.

– А где ваш брат?

– Том на флоте. Служит.

Том… Жена настояла, чтобы крестить сына Томасом. Но при нем все в доме сына всегда звали на португальский манер Томашем.

– Ваши сосиски. Что-нибудь еще?

Посетителей после него не было. Девушке явно хотелось закончить разговор и присесть, с раннего утра на ногах.

– Нет, спасибо. Сосисок достаточно. И какая же странная фамилия у вас с братом?

– Монтейру.

– Португальская, – зачем-то произнес он, глядя на сосиски.

Лора рассмеялась.

– О! Вы знаете, что португальская! Здесь редко кто про Португалию слышал. До вчерашнего дня.

Улыбнулась.

– Вчера, когда Англия с Португалией в полуфинале играла, отец шутил, что только я не знаю, за кого болеть…

«Отец шутил…»

– А вы за кого болели? – спросил он.

– Конечно же за наших! – рассмеялась Лора. – Приходите к нам еще! К вечеру чудесную требуху для пастушьего пирога подвезут.

Вышел. Перешел через дорогу. Выбросил завернутые в серую бумагу и перевязанные бечевкой сосиски в мусорник. Сел в пабе, заказал пинту пива.

«За наших!»

Жена не спасла его, когда могла. Эта гребаная британская честность! Как же можно подтвердить то, чего не было! Подала на развод и отобрала детей, стоило ему один-единственный раз не выкрутиться. Еще и вышла замуж второй раз. Какой-то мистер Почмак занял его место, воспитал его детей, которые теперь болеют «за наших».