И хотя чуть позже труппа артистов одесского балета вышла на авансцену и обратилась к присутствующим с адресом для принятия срочных мер: «Мы тоже люди. Мы хотим есть, нам холодно, здесь в знаменитом театре невозможно ни репетировать, ни выступать! Нет никаких условий для нормальной жизни и условий труда!» – все по большому счету осталось, как было.
Сменив руководство, все остались на своих местах. Периодические битвы в театральных и балетных коллективах ни для кого не секрет. Но призванные свыше служить Мельпомене остаются на своих постах.
Искусство, а тем более балет, требует жертв!
И расцветает огненный цветок страсти! Вертится колесо удачи героев. Стук пуантов об обшивку сцены, огни софитов, залы когда полные, а когда и полупустые, и остается прямо стоящей голова в вихре фуэте, сколько: считаем, раз-два-пять- десять-двадцать-тридцать!.. Кто больше.
– Девочки, – хлопок, хлопок, музыка, – пошли плавно и… сейчас! И-раз… Стремительно: вход – падебаск, падебаск, балансе, падебаск, балансе, вращение, еще, еще, снова повторяем…
Хлопки подгоняют, исключают паузы, задают ритм.
– Хоп, хоп, резче, еще, резче, пошли по кругу… прыжок, прыжок, выше, еще выше, легче, еще легче…
А потом полеты над дощатой, как обшивка палубы, сценой в большом жете, только могут пока сниться! «Душой, исполненный полет!» – пишут обычно об этом. Но это так. Без нее, души, ничего не сделать. (По большому счету, как в любом деле.) Но какой труд! Тренировки. Репетиции. Станок. И легкость, запечатленная на фото, летящие фигуры с веером «шпагата» над сценой, как чайки над морем, распластав крылья.
Глава 3. Завещание Ксении
Бабушка Ксения, еще моложавая, успешная, пергидрольные тонкие волосы в модной короткой стрижке, серьги с бриллиантами в полкарата и кольцо уникальной формы авторской работы, свободная и мобильная, хорошо заработав, открыв свой врачебный кабинет в новостроях города, отправлялась в рейсы по Кавказу, на Дальний или Ближний Восток. В тот год она, неожиданно, вернувшись из Средиземноморского круиза, попала в дикий переплет. Она периодически попадала в лапы криминалитета. Зарабатывала хорошо. Опасаться не умела, сильно много на себя брала, – боевая юность сделала свое дело…
– Мама, оставайся сегодня у нас, куда ты на ночь глядя? – увещевала дочь, останавливая ее, после того, как бабушка пришла проведать маленькую внучку. Но она, как обычно, непоколебима. Вернусь домой. Домой!..
– Ничего я не боюсь! Я им так строго скажу, если попадутся на дороге… Они и уйдут. Нужно строго, не боясь. С магией в голосе, гипнотизируя! – делилась опытом. Она мысленно практиковала завораживать потенциальных грабителей на подходах к ней. Ведь жила в отдалении, да ходить приходилось самой везде. Одиночество!.. На тот раз не получилось. Ее магическая сила внушения не сработала. Молодые грабители была настроены на быстроту, напор и натиск. Только не с теми, с кем нужно. Должно найти врагов и с ними бороться. А не с пожилой женщиной. Избив и сорвав, не расстёгивая, серьги с ушей, ограбив, забрав все возможное, и шапку, и деньги, и лекарства, мгновенно, как и напали, удалились, пригрозив ножом.
Следователи даже не указали наличие ножа, дабы не висело нераскрытое дело с разбоем на спорной по районам территории.
Так его и не раскрыли. А бабушка, побывав во всех больницах и диспансере, где работала долгие годы врачом, слегла на долгие три года. Три года в постели. Не вставая, живя в отдалении и одиноко, обременила семью единственной дочери и всех вокруг. Ровно день в день умерла, когда младшая пошла в школу. К сожалению, не подготовленная. Как другие дети. Когда и кто мог с ней возиться и за какие такие средства готовить к возросшим школьным требованиям? Кто в нее вкладывал тогда? А отец семейства? Его тоже впоследствии с возросшими проблемами след простыл.
Изначально Надя оказалась в неравных условиях. Хотелось успеха, быть в первых рядах во всем, а уже пошло всё вкривь и вкось.
Но на прощанье бабушка, видно, чтоб исправить все непростые ситуации, завещала выехать к старшей дочери в Германию, которая также на расстоянии страдала тяжелейшей депрессией, находилась долгое время – целый год! – в больнице, оставив на попечение отца маленького сынишку. Родственные связи, прорвавшись, оказали заметное воздействие и ужасный ущерб. Этого никто не ожидал. Но кто знает, что скрывается за семейными замками…
Как жить дальше, если такое случилось и давит, и давит своим грузом, страхом повторения срывов старшей дочери и напутствием умирающей бабушки Ксении. Почти Мадам Петуховой, тещи Ипполита Матвеевича, завещавшей драгоценности в 12 стульях. Здесь желание восполнить потери, вытянуть внучек в более цивилизованный мир, дать образование… Остатки мебели, далеко не гамбсовской, а полированной немецкой из добротного гарнитура перекочевали в их дом. Книги, ковер, вазы и несколько сервизов. Ксения любила свой дом, а благодарные больные, которые становились надолго друзьями, их нужно было вести годами, поддерживая буквально «на ходу», дарили подарки, тогда не запрещенные.
Туда, откуда началась ее боевая юность, устремилась семья с еще одной дочерью, рожденной в перестройку в хаосе неустановившихся рыночных отношений новой страны, безответственностью отца, не разделившего участь и борьбу за выживание. Остро чувствуя ответственность и необходимость предпринять радикальные меры для спасения всех членов семьи, особенно страдающих в одиночестве на расстоянии, в чужой стране, пришло решение пробовать другую жизненную модель. Последовать примеру тысяч, выехавших на постоянное место жительства. Но кто за чем, многие за лакомым куском, этой семье выбирать не приходилось. Между ничем и неизвестно чем, надеждами восстановить «статус кво», вытянуть Карину из депрессии там и выполнить волю умирающей не мадам, и не Петуховой, а просто бабушки здесь. Выбор сделан, господа!
Для каждого такое решение приходит с ломкой связей, трудностями вживания в новую жизненную программу, переменами, к которым не готов. Ни языка, ни шансов на нормальную работу, ни денег…
Да еще и младшая дочь, бредящая балетом, балетной карьерой, покорением высот танца и признания. Работающая для этого уже до седьмого пота.
Наденька еще маленькая, пять лет, когда пришлось впервые ехать в Киев за визой. Дважды оставив на пару месяцев, когда навещала больную дочь, вышедшую замуж в Германию, поняла, что с ребенком никто не дает разрешение в гости вдвоем. А все время оставляя и страдая, к тому же когда слегла мать, оставив ее на попечение подруги, созрела: анкету возьмем. Если дадут! Всё не просто! А там как будет! Еще посмотрим…
Может, и не уедем. Может, все само собой наладится.
Вообще не было никакой уверенности, что можно получить разрешение на выезд. Ведь попасть в Германию так сложно! Сотни тысяч желающих записывались в тысячные очереди, регистрирующиеся периодически, отмечаясь в кафе напротив посольства. В определенный день – час настал. Огненный цветок страждущих – раскрылся, как волшебный Сезам… По десяткам с раннего утра разводящий заводит жаждущих уехать в здание посольства Германии в Украине. Так раньше, дисциплинированно, десятками, сотнями загонялись на работы люди с оккупированных территорий. Перед этим получали обыкновенные письма с приглашением на работу. Изначально стояла у окончательного решения еврейского вопроса неопределенность, ложь, предательство своих. Сейчас уже наоборот. Воссоединение со своими детьми, другими членами семьи… в пасть врага?! «Мы можем только на танке туда попасть», как говорит один художник. Почему на танке? Враг не тот. Где враг? Кто враг? Точно уж не немец… Немцев почти нет. Даже в школах в Германии в классах можно всего по немцу-другому встретить. Остальные турки, африканцы, славяне, выходцы из бывшего развалившегося СССР, русские немцы, евреи, балканцы, афганцы… Есть только символ объединенной Германии и Европы, социальная программа населению, которая так привлекает всех.
Семья Валерии Вершининой, в которой дети были на разных фамилиях, жили в разных городах позже, как это часто встречается в жизни, выезжала по приглашению и гаранту зятя, польского немца. В свое время также переехавшего из репатриированных земель Польши, из Ополе, откуда его мама, фрау Марта ван Ейхманн родом, в Германию. Двадцать пять человек попали в Германию и все устроились. Потом пришла ему идея вторично жениться и взять в жены… русскую! Бум на русских жен пошел в мире. Увидев на базаре в Кракове, где Денис родился, – случилось так, что они встретились там на пасху, – увидев молоденькую, только на выданье Кариночку, вскрикнул: «Хочу меть таку жону!»
С этого момента жизнь семьи переменилась.
Вначале ежедневные звонки, затем приезд с подарками в размере проданной старой «ауди», снова звонки и ожидание времени получения визы. Мать Карины, Валерия, пять раз моталась в Киев, сдавая переводы документов и заполняя анкеты.
Жизнь пошла в направлении: выезд в Германию к старшей дочери. И хотя в то время младшей исполнилось только полтора года, пришлось ее оставлять на разных нянь, ездить в Киев, стоять в очередях, помогать, способствовать и успокаивать будущего зятя, желающего ускорения процесса. Карина влюбилась в голубоглазого коварного поляка.
Процесс пошел! Его уже не поломать. Если все стороны хотят перемен. Бывает, что желания совпадают не на все сто, но тогда чья возьмет, чья логика и позиции сильнее. У каждого в подобных историях свои мотивы, но все похожи. Соединение семей. Желание перемен к лучшему. Жизнь в более благоустроенной, демократичной, социально обеспеченной стране.
Почему в странах постсоветского пространства некому думать о благополучии людей, тех, кто есть государство, непонятно. Или наоборот ясно, как божий день. Но об этом позже.
Вскоре после рождения сына Максимилиана, белокурого, голубоглазого ангела Макса, у Карины начались тяжелые времена. Будто сводили счеты несколько семей, сестра Дениса, чуть ли, не выдвигая претензии в открытую за нападение на Польшу, развязывание Второй мировой войны, за все возможное и невозможное. В ее стране, союзе, который не совсем открыл «железный занавес», такие сведения еще не разглашались. А ей, бедной, пришлось отвечать за то, что она не совершала. Ее подкалывали и унижали. Предвещали худшее и третировали настоящим. Никакой помощи, только требования, и требования, и требования. Служить семье, отказывать себе во всем, жить скромно в работе. Приняв католичество, заодно разделив участь накопительской программы мужа Дениса, который работал день и ночь, деньги складывал и желал выбиться в домовладельцы, накопить миллион, на проценты от которого жить потом припеваючи… Жене отказывал во всем, получая в фирме хорошие деньги, экономил на ее одежде, образовании, заявляя:
– У меня нет образования и тебе ни к чему. Можно здесь и так заработать, – его присказка. Будто насмехался. Ведь не так забирал из отчего дома двадцатилетнюю дочь. Да и всех обещал перетащить. Хотя ни у кого не было такой цели. Все члены семьи серьезно учились или работали не только на деньги, а делали карьеру в престижных сферах. Стремились к усовершенствованию, познанию мира и себя в нем, отображению в своих представлениях и устремлениях. У мужа и его семьи всё сводилось к заработкам. Где угодно. По любым документам. За папу, за маму. По «черному». Затхлый мирок удручал и, приехав из открытого всему новому приморского города, культурного центра в маленький городишко, подвергаемая клеванию всех его членов семьи, не мудрено было получить жесточайшую депрессию. При этом от родных пока могла, скрывала всё. Откуда знать, что происходит на расстоянии, если чёрное выдается за белое?!
Такую игру многие себе придумывали и сообщали на родину только позитивчик. Прекрасные фото из отпусков, улыбка шесть на девять, а о трудностях – молчок. Так и нужно, но только не среди своих.
В результате за восемь лет замужества ни разу вместе не побывать в родном городе, где осталась ждущая встречи семья.
А когда стало происходить ещё худшее, когда неукротимый нрав, страдания, скука, оторванность, не востребованность в высших сферах, куда душа устремлялась, искала иной выход била в колокол… Потом в набат… Ее мучал свой «балет» или танец, самореализация интересов, усовершенствование способностей, которые также требовали выхода и находили его… в самоувечьях… мягко сказано… Пришёл момент, когда молодая женщина, лишившись всего, родной страны, окружения, семьи, родного языка, почувствовала, что попала в тупик.
Мириться с этим становилось невозможно.
Созвучно, думалось, и у Ивана Ефремова в «Лезвии бритвы», любимом романе. (А они разве не шли по своему «лезвию бритвы»? Разве это просто найти путь в чужой стране. Ведь, если дома стены помогают, на чужбине наоборот: стены, за которыми притаились соседи, но не все из них с добром, даже становятся, порой, опасны. У каждого своя, но удивительно похожая история. Часто история бегства в Никуда):
«Она на редкость красива, как венецианка, остра, как флорентийка, умна… И почему всегда становится страшно за разносторонне совершенных людей? Боги не любят человеческого совершенства. Эта формулировка была известна еще в глубокой древности и не только в отношении людей, но и предметов искусства. Большинство замечательных творений искусства постигла гибель. Китайские фарфоровые мастера, если какая-нибудь ваза выходила особенно хорошей, нарочито неискусно охлаждали изделие, и глазурь покрывалась сеткой мелких трещин. Изделие теряло клейма, совершенство, и ему более не угрожала гибель от зависти богов. Так и с людьми». Работая с предметами искусства, старинными вазами, сервизами, чашками, как «вещами в себе», Валерия приучилась переворачивать их и сразу смотреть с оборота: что там изображено? Какие клейма, «голубые мечи», вензеля… Любила искать в каталогах и маркерах данные, дабы разгадать тайну их происхождения. С людьми оказывалось сложнее. В каких каталогах найдешь разгадку внутреннего мира, рядом стоящего? Не в этом ли заключается тайна человеческих отношений?! Как предугадать, то предстоит? Но в том то и интересна жизнь. И нужно быть готовым к ее перипетиям.
Вдруг неожиданно даже, ведь только через два года, получили анкету. Даже уже забылось, как всё начиналось. Но ситуация со старшей дочерью обострялась. Заполнить и вот он, выход в другой мир открыт! Мама решила воспользоваться этим. А там еще как Бог даст. Ведь еще только сдать анкету. Но собрав документы. Ладно. Попробуем пока. Может, всё переменится к лучшему… Карина найдет себя и успокоится. Всё восстановится и не нужно будет уезжать вообще. Кому хорошо вдали от дома?! Да, время и не только оно еще может всё изменить к лучшему. Нужно верить! Верить, этому научила классика! Ей, русскоязычному филологу по образованию, образу жизни и духу, не казалось возможным найти своё место в чужой языковой среде, разве что поломать себя основательно.
Немного поздновато для мамы оказалась эта эпопея переезда.
Но анкета на руках. В параграфе «Особые записи» указала: есть необходимость и хорошие перспективы в продолжении занятий младшей дочери Надежды Павловой балетом, которым она занимается профессионально в государственной балетной школе. К посланию и пожеланию приложила письмо и его перевод на немецкий язык об обучении в балетной школе с прекрасными оценками, будучи среди трех наилучших учениц.
В это время Надежда чувствовала, что происходит неладное.
Ей совсем не хотелось уезжать. Оставлять начатое, выходить в неизвестный мир. Что он принесет? Куда заведет ее снова неведомое?!
Каким языком она сможет изъясняться. Где дальше тренироваться? Ведь важно не потерять достигнутое. И мышцы, и сердце натренированы на такой ритм и при сбое дают плачевные результаты… Может быть, ожирение даже или одышка…
Наденька по привычке молила, обращаясь к высшим силам. Она вытягивала ногу на дверной косяк, и она, выпрямляясь, становилась одной линией, доставая поперечной перекладины.
«Любимый Бог, сделай так, чтоб мы могли соединиться все вместе здесь. В нашем родном городе. Не оставляй меня там, куда я попаду. Если не получится остаться здесь, сопровождай нас и наши лучшие возможности.
Не оставляй меня без балета! Балет! Балет! Я так мечтаю о нем, я так хочу стать балериной! Ты видишь, любимый Бог, я же создана для балета. Мне это так все подходит! Я могу без устали разминаться и растягиваться. Шпагат, сальто, колесо и многие элементы остались от гимнастики. Это мне легко дается. Только б не потерять. Нет, нет, я не потеряю это никогда. В балете мне пришло многое другое, и особенно чувство воплощения эмоций в движении, красота их, стремительность и понятность, как новый язык классического балета. Ведь раньше, еще до развития письменности, был танец, ритуальные движения, графика. В балете это осталось до сих пор. Мне это так понятно, будто я родилась изначально с языком танца, преображенного красками искусства в балет! Я хочу его совершенствовать сама в себе, наполняться, чтоб передать чистые эмоции и красоту движения людям. У меня даже больше других желаний нет. Все остальное приложится. Уверена в этом. Не оставляй нас, любимый Бог!»
Засыпая, порой, думала: «Как прекрасно, что есть балет! Это еще и музыка, и скрипки, валторны, арфы, литавры, колокольчики! Звучание инструментов под стать движениям балерин. Мне очень нравятся стихи о балете. Как красиво и точно сказано в стихах. Их нужно самим выстрадать. Послушай, как в стихах волнующе. Писала в тетрадке сзади, где записывались балетные элементы. Из этих терминов иногда тоже появлялись стихи… Строчки цветными крыльями взлетали и порхали, порхали, порхали…
станок – балерины распевка
вспомнило тело ранние па
музыка танца аккорд каскад
грани предела
птицей взлететь радуя глаз